Цзя Юй-цунь с радостью принял приглашение. Они оба рука об руку направились к хижине, а мальчик-слуга с повозкой последовал за ними.
Когда они подошли к камышовой хижине, Чжэнь Ши-инь пригласил Цзя Юй-цуня войти и предложил ему сесть. Послушник принес чай.
Затем Цзя Юй-цунь попросил святого праведника рассказать, каким образом удалось ему избавиться от пут мирской суеты.
– В бренном мире все быстро изменяется, – с улыбкой сказал Чжэнь Ши-инь. – Вот вы, почтенный господин, пришли из области процветания. Разве вы не знаете, что там, в приюте неги и богатства, жил Бао-юй?
– Как не знать?! – воскликнул Цзя Юй-цунь. – Я слышал, будто он тоже вступил в буддийские монахи. В свое время я несколько раз встречался с ним, но не предполагал, что у такого человека, как он, хватит решимости навсегда порвать с миром.
– Здесь вы ошибались! – возразил Чжэнь Ши-инь. – У него удивительная судьба, и я давно об этом знал. Много лет назад, еще до того, как вы появились у ворот моего старого дома в переулке Жэньцин, почтенный господин, я уже встречался с Бао-юем.
– Как вы могли с ним встретиться? – вскричал пораженный Цзя Юй-цунь. – Ведь ваша родина так далеко от столицы!
– Нас давно связывало духовное знакомство, – сказал Чжэнь Ши-инь.
– В таком случае, святой наставник, вы, наверное, знаете, где сейчас Бао-юй? – продолжая удивляться, спросил Цзя Юй-цунь.
– Ведь Бао-юй – это «драгоценная яшма», – проговорил Чжэнь Ши-инь. – За год перед тем, как было конфисковано имущество во дворцах Жунго и Нинго, в день, когда Бао-чай отдалилась от Дай-юй, эта яшма покинула мир, дабы укрыться от бедствий и обрести единение. Таким образом, прежние узы разорваны, форма и сущность пришли к единству. Яшма еще раз проявила свою чудодейственную силу, высоко вознесла знатного юношу на экзаменах и соединилась затем с кем ей предназначено. Когда-то великие праведники Ман-ман и Мяо-мяо принесли эту необыкновенную яшму в мир смертных, а сейчас она уже исполнила на земле все, что ей назначила судьба, и оба праведника вновь отнесли ее на место, откуда она явилась. Там находится и Бао-юй.
Речь Чжэнь Ши-иня была настолько туманной, что Цзя Юй-цунь ничего не мог понять и лишь смутно догадывался.
– Вот оно что! – произнес он, кивая головой. – А я-то, глупый, не знал! Но если у Бао-юя такое удивительное происхождение, как могло случиться, что сначала он до такой степени заблуждался в чувствах, а потом вдруг столь же неожиданно прозрел? Растолкуйте мне, пожалуйста!
– Если я стану вам рассказывать, почтенный друг, вы, возможно, не все поймете, – улыбнулся Чжэнь Ши-инь. – «Область Небесных грез» – это обитель истинного и неизменного. А ведь Бао-юй дважды просматривал книги судеб и из них узнал, как найти туда путь. Так неужели после этого он мог не прозреть?! Если травка бессмертия ушла в мир праведников, разве могла чудотворная яшма не уйти туда же?!
Цзя Юй-цунь не совсем понимал слова Чжэнь Ши-иня, но расспрашивать его не решался, ибо знал, что небесные тайны Чжэнь Ши-инь разглашать не посмеет.
– С Бао-юем мне все понятно, – сказал он. – Но объясните, почему у нас в роду столько девушек, но у всех у них, начиная с государыни Юань-чунь, столь обычная судьба?
– Простите меня за грубость! – вздохнул Чжэнь Ши-инь. – Все девушки вашего рода явились в мир людей из мира чувств и моря грехов. С древнейших времен и поныне девушкам не только нельзя переступать границу того, что обозначается словом «разврат», но даже понятие, выраженное словом «чувство», не должно их касаться. Поэтому Цуй Ин-ин и Су Сяо не кто иные, как выразительницы мирских побуждений небожительниц, а Сун Юй и Сыма Сян-жу – самые большие грешники и словоблуды среди литераторов. О том, чем кончают люди, попавшие в сети чувств, всем известно, об этом можно и не спрашивать!
Дослушав до этого места, Цзя Юй-цунь потеребил усы и вздохнул.
– Скажите мне, святой наставник, – после некоторого молчания произнес он, – будут ли снова процветать дворцы Жунго и Нинго?
– Добрым посылается счастье, а злым – бедствие, – изрек Чжэнь Ши-инь, – таков неизменный закон! Обитатели дворцов Жунго и Нинго, которые творили добро, получили вознаграждение, а все те, кто чинил зло, понесли наказание. В будущем же, когда «расцветет орхидея и будет благоухать корица», к семье Цзя вновь вернется прежнее благополучие. Таков непреложный закон!
Цзя Юй-цунь опустил голову, долго думал, а потом, вдруг оживившись, воскликнул:
– Ну конечно! В семье Цзя есть внук по имени Лань – «орхидея», – который уже выдержал экзамены на цзюйжэня. Святой наставник, очевидно, вы его имели в виду, когда сказали: «Расцветет орхидея и будет благоухать корица»? И потом вы еще сказали, что яшма «высоко вознесет знатного юношу». Как это понимать? Или это означает, что во чреве жены Бао-юя сейчас находится младенец, который сделает стремительную карьеру, по быстроте своей равную галопу знаменитого коня Фэй-хуана?
– Все, о чем вы говорите, – дело будущего, – загадочно улыбнулся Чжэнь Ши-инь, – заранее ничего сказать нельзя.
Цзя Юй-цунь хотел задать еще один вопрос, но тут Чжэнь Ши-инь приказал накрыть на стол и пригласил его поесть.
После еды Цзя Юй-цунь хотел расспросить Чжэнь Ши-иня о своей дальнейшей судьбе, но Чжэнь Ши-инь, как бы угадав его намерение, вдруг сказал:
– Отдохните в моей хижине, почтенный друг! Я ненадолго отлучусь; одна нить связывает меня с бренным миром, но сегодня она прервется.
– Вы достигли совершенства! – воскликнул Цзя Юй-цунь. – Что может связывать вас с бренным миром?!
– Моя любовь к дочери, – ответил Чжэнь Ши-инь.
– Позвольте, – изумился Цзя Юй-цунь, – о ком вы говорите?
– О моей дочери Ин-лянь, которую когда-то похитили, – отвечал Чжэнь Ши-инь, – и вы сами, едва лишь вступив в должность, выносили судебное решение по делу, связанному с нею. Она находится в семье Сюэ и сейчас рожает сына, который продолжит жертвоприношения предкам семьи Сюэ. Но от тяжелых родов она умрет, и мне нужно встретить ее, чтобы проводить в лучший мир.
С этими словами Чжэнь Ши-инь взмахнул рукавами и встал. Что касается Цзя Юй-цуня, то неожиданно он почувствовал какую-то вялость, опустился на циновку и уснул.
Между тем Чжэнь Ши-инь удалился освободить Сян-лин от пут бренного мира и проводил ее в «область Небесных грез», чтобы доложить бессмертной фее Цзин-хуань, что девочка пережила все, предписанное ей судьбою. Но едва Чжэнь Ши-инь приблизился к арке, как навстречу ему вышли два монаха – буддийский и даосский, – и Чжэнь Ши-инь, завидев их, воскликнул:
– Святые отцы, поздравляю вас! Какая великая радость! Вы закончили дело, связанное с развратом!
– Не совсем! – ответил буддийский монах. – Однако тот заблудший вернулся к нам. Нужно проводить его туда, откуда он пришел, да растолковать ему смысл того, что он пережил, чтобы он понял, что его приход в мир не был напрасным.
Чжэнь Ши-инь сложил руки, поклонился монахам и расстался с ними.
Буддийский монах взял «драгоценную яшму» – «бао юй», отнес ее к подножию хребта Цингэн, положил ее на место, где когда-то богиня Нюй-ва выплавляла камни для починки неба, а сам растаял подобно облаку. Отныне стали считать, что:
Письмо из далекой страны сообщило
о жизни в далекой стране, —
И люди, живущие в разных краях,
как будто бы встретились вдруг.
В тот день даос Кун-кун снова проходил у подножия хребта Цингэн и снова увидел камень, который когда-то не был использован при починке небосвода. Он лежал на прежнем месте, следы иероглифов по-прежнему отчетливо виднелись на нем, но на обратной стороне его при внимательном рассмотрении можно было обнаружить после буддийской гаты длинную запись, в которой рассказывалось о треволнениях, испытанных этим камнем в людском мире.
Покачав укоризненно головой, Кун-кун вздохнул:
– Брат-камень, в прошлый раз, когда я встретился с тобой, мне показалось, что история твоя удивительна и ее можно поведать миру. Поэтому я переписал ее, но никогда не думал, что ты снова вернешься туда, откуда ушел. Когда же успели сделать на тебе эту новую запись? Только сейчас я понял, что ты побывал в мире смертных, избавился от своих заблуждений, усовершенствовался, и теперь тебе больше не придется роптать на свою судьбу! Только я боюсь, что иероглифы, написанные на тебе, потеряют четкость и их будут ошибочно толковать, поэтому я решил снова переписать твою историю, найти человека, свободного от мирских страстей, и попросить его поведать твою историю миру, чтобы все поняли, что в самом удивительном нет ничего удивительного, в простом нет ничего простого, в истинном – нет истинного, в ложном – ложного. Возможно, ты, побывав в мире людском, по зову чудесной птицы лишь на время вернулся сюда, и дух священной горы вновь заставит тебя претерпеть превращение? Этого знать никому не дано!
Затем он переписал историю камня, спрятал ее у себя в рукаве и отправился в мир роскоши и процветания на поиски нужного ему человека. Он побывал во многих местах, но повсюду встречал людей, которые думали только о славе и богатстве, мечтали о хорошей одежде, сытной еде. Да разве способен был кто-либо из них заниматься историей какого-то камня?!
Наконец праведник попал в камышовую хижину у «брода Заблуждений» на «переправе Стремительного течения», где увидел спящего человека. Решив, что это и есть тот человек, какого он ищет, праведник решил разбудить его и отдать ему записанную им «Историю камня».
Он стал дергать спящего за рукав, но тот и не думал просыпаться. Кун-кун дернул сильнее, и человек наконец открыл глаза и сел. Приняв от даоса его записи, он бегло просмотрел их, а затем сказал:
– Я был свидетелем всех событий, о которых здесь говорится. Вы все записали правильно. Я могу указать вам человека, который поведает эту историю людям.
Даос Кун-кун тотчас же осведомился, что это за человек.
– Когда наступит такой-то час, такой-то день, такого-то месяца, такого-то года, – говорил проснувшийся, – явитесь на «террасу Скорби по ушедшему счастью», там вы найдете господина Цао Сюэ-циня. Скажите ему, что Цзя Юй-цунь просит его рассказать людям историю камня. – С этими словами человек лег и снова уснул.