Она отказалась от чая, встала и в сопровождении толпы женщин отправилась проверять служанок в других местах.
Но не будем забегать вперед и обратимся к Бао-юю. Сначала он думал, что госпожа Ван просто пришла устроить обыск у служанок. Он даже не предполагал, что его мать может так разгневаться. Но когда она повторила в точности то, о чем он говорил в интимных беседах со служанками, он понял, что теперь ничем не сможет помочь. Хотя он был огорчен и проклинал себя, что не может умереть тут же на глазах у всех, но, видя, как разгневана мать, не осмелился возразить ей ни слова. Когда госпожа Ван вышла, он проводил ее до «беседки Струящихся ароматов». Только здесь госпожа Ван обратилась к нему и строго наказала:
– Хорошенько учись! Смотри, скоро я займусь тобой!
Бао-юй направился домой, дорогой размышляя:
«Кто же проболтался? Откуда она знает все разговоры? Ведь никому из посторонних не известно, что у нас тут делается…»
Он вошел в комнату и увидел Си-жэнь всю в слезах. Да и сам он разве мог не расстраиваться, если выгнали его лучшую служанку? Бао-юй не выдержал, упал на кровать и разразился рыданиями.
Си-жэнь понимала, что он расстроен из-за Цин-вэнь, и старалась его утешить:
– Плакать бесполезно! Вставай, послушай меня! Цин-вэнь уже поправилась, она поедет домой и несколько дней спокойно отдохнет. Если ты на самом деле сильно привязан к ней, подожди, пока гнев госпожи утихнет, и попроси старую госпожу, чтобы она приказала вернуть девочку. Госпожа поверила чьим-то сплетням и сгоряча обошлась с Цин-вэнь слишком круто.
– Я все же не понимаю, какое преступление совершила Цин-вэнь! – воскликнул Бао-юй.
– Госпожа просто думает, что поскольку девочка красива, стало быть, она легкомысленна! Госпожа убеждена, что красивые девушки никогда не бывают серьезными, и поэтому у нее были подозрения насчет Цин-вэнь. Если бы тебя окружали только такие грубые и неуклюжие, как я, госпоже было бы спокойнее.
– Выходит, красавицы не могут быть серьезными? – спросил Бао-юй. – А разве тебе не известно, что среди красавиц древности было много серьезных и скромных?.. Но не в этом дело! Меня интересует, каким образом матушке стало известно о всех наших разговорах? Это самое странное! Ведь никто из посторонних не мог рассказать ей!..
– А ты разве остерегаешься? Как только войдешь в азарт, – начинаешь болтать что попало, невзирая на окружающих. Я тебе подаю украдкой знаки, все это видят – только ты один ничего не замечаешь.
– Но почему, зная обо всех наших проделках, госпожа не выгнала ни тебя, ни Шэ-юэ, ни Цю-вэнь? – не унимался Бао-юй.
Си-жэнь такой вопрос застал врасплох, она долго молчала, опустив голову, а затем сказала:
– И в самом деле! Как это госпожа забыла о нас? Ведь мы тоже иногда допускали неосторожные шутки. Наверное, она сейчас занята другими делами, но, когда освободится, определенно постарается избавиться и от нас.
– Ведь ты добродетельная девушка, изгнанных служанок воспитывала ты, за что же тебя должны наказывать? – возразил Бао-юй. – О Фан-гуань я не говорю, она чересчур уж дерзкая, вечно задирает других и сама нажила себе неприятность. Что касается Сы-эр, то это я повредил ей. Все началось с того дня в прошлом году, когда мы с тобой поссорились и я позвал ее на разную мелкую работу в комнатах. Все видели, что я отношусь к ней хорошо, и, как часто бывает, стали опасаться, как бы она не отняла у кого-либо из вас места. Вот почему они постарались оклеветать ее, чтобы ее отсюда убрали. Однако Цин-вэнь!.. Ведь она занимала в доме такое же положение, как ты, она тоже с детства прислуживала старой госпоже, и хотя она красивее других служанок, но никогда никому не становилась поперек дороги. Она непосредственна и бойка на язык, однако я никогда не замечал, чтобы она кого-нибудь обидела. Видимо, ты права – она пострадала только из-за того, что слишком красива!
Бао-юй снова залился слезами.
Си-жэнь задумалась над словами Бао-юя. Ей показалось, что он подозревает, будто она донесла обо всем госпоже Ван, поэтому она сочла неудобным продолжать утешать его и со вздохом сказала:
– Небо все знает! Сейчас все равно не установишь, кто мог наговорить, так что плакать бесполезно!
– Она же с детства была избалованной, никогда ей не приходилось терпеть невзгоды, – горько улыбнулся Бао-юй. – А сейчас орхидея расцвела, а ее бросили свиньям! Она несправедливо обижена, тяжелобольна, вдобавок у нее нет ни родного отца, ни любящей матери, есть только старший брат, да и тот пьяница! Разве сможет она прожить у него месяц или хотя бы полмесяца? Нет, больше мне ее никогда не увидеть!
При этой мысли ему стало еще тяжелее.
– Ты словно тот человек, который «чиновникам позволяет разжигать целые костры, а простому человеку запрещает зажечь даже лампу»! – улыбнулась Си-жэнь. – Стоит нам произнести неосторожное слово, ты заявляешь, что это может принести несчастье, а сейчас, когда Цин-вэнь ушла, ты начинаешь сам говорить вещи, способные накликать беду. Что все это значит?
– Никакую беду я на нее не накликаю, – проговорил Бао-юй, – нынешней весной было предзнаменование…
– Какое предзнаменование?
– На райской яблоньке ни с того ни с сего засохла половина цветов, – рассказал Бао-юй. – Я сразу понял, что должно произойти несчастье, и теперь оказывается, что это предзнаменование касается Цин-вэнь.
– Мне не хотелось говорить, – засмеялась Си-жэнь, – но я не могу удержаться: ты стал суеверен, как старая бабка. Ну разве может культурный человек говорить такие глупости?!
– Что ты понимаешь! – вздохнул Бао-юй. – Не только травы и деревья, но и все живое в Поднебесной, обладающее чувствами и разумом, подобно человеку способно подавать вещие знаменья. Для примера можно привести можжевеловые деревья перед храмом Кун-цзы и траву тысячелистник на его могиле, кипарисы перед кумирней Чжугэ Ляна[17], сосны на могиле Юэ Фэя…[18] Все они обладают душой, и время не старит их. Когда в мире начинается смута, они засыхают, когда наступает спокойствие, они расцветают вновь. Так было неоднократно за многие века их существования. Поэтому к таким явлениям следует относиться как к вещим знамениям! Но можно привести и менее значительные события. Неужели гортензии у беседки Шэньсян, построенной в честь Ян Гуй-фэй, или вечнозеленые травы на могиле Ван Чжао-цзюнь не являли знамений?.. Почему же в таком случае наша яблонька не могла быть связана с судьбой человека?
Слова Бао-юя показались Си-жэнь бредом сумасшедшего, ей стало смешно и вместе с тем грустно, и она сказала:
– Поистине, твои речи могут вывести из себя любого! Ну что собой представляет Цин-вэнь? И как ты можешь сравнивать ее с великими людьми? Я тебе скажу: пусть она и хороша, но все же не лучше меня, и если яблонька засохла, это скорее может относиться ко мне, чем к ней. Может быть, это знамение указывает, что я должна умереть!
Бао-юй зажал ей рот рукой.
– Зачем ты так говоришь? Не успел я сказать слово, как ты невесть что понесла! Не упоминай больше об этом, и так уже трех служанок прогнали! Хочешь быть четвертой? Молчи лучше!
Слушая такие слова, Си-жэнь в душе обрадовалась и сказала:
– Вот и хорошо, а то наш разговор, наверное, никогда бы не кончился…
– Кстати, сестра, не согласишься ли ты выполнить мою просьбу? – спросил Бао-юй. – Ведь говорится: «Можно обманывать высших, но нельзя обижать низших»! Вещи Цин-вэнь пока здесь – не возьмешься ли ты отослать их ей? Кроме того, у нас есть несколько связок монет, которые мы сберегли… Отдай их Цин-вэнь на лечение. Ведь вы с нею были как сестры, и помочь ей – твой долг…
– Ты, видно, считаешь меня бессердечной! – заметила Си-жэнь. – Неужели я стала бы ждать, пока ты мне об этом скажешь?! Я уже все предусмотрела, собрала ее вещи и держу наготове в своей комнате. Но отослать их сейчас нельзя – вокруг много глаз, увидят, и снова получится неприятность. А как только настанет вечер, я велю няне Сун потихоньку все отнести Цин-вэнь. Деньги, которых я набрала за последнее время несколько связок, тоже отнесут ей!
Обрадованный Бао-юй одобрительно закивал головой.
– Ведь я «давно известна своей добродетелью»! – засмеялась Си-жэнь. – Так неужели я не должна поддерживать эту репутацию?!
Бао-юй принялся хвалить ее, боясь, как бы она не передумала. Вечером Си-жэнь действительно позвала няню Сун и приказала ей отнести Цин-вэнь все принадлежавшие ей вещи.
Кроме того, Бао-юй сам незаметно пробрался к воротам сада и стал упрашивать одну из старух отвести его к Цин-вэнь. Сначала старуха отказывалась:
– Ведь если расскажут об этом вашей матушке, меня выгонят и я лишусь куска хлеба!
Однако Бао-юй продолжал настаивать и обещал вознаградить ее. Тогда она согласилась.
Следует сказать, что Цин-вэнь когда-то купил Лай Да. У нее был старший брат, которого звали У Гуй, или просто Гуй-эр. Когда Цин-вэнь купили, ей было всего десять лет, и мамка Лай часто брала ее с собой во дворец Жунго. Здесь девочку однажды заметила матушка Цзя. Девочка матушке Цзя понравилась, и мамка Лай подарила ее старой госпоже. Через несколько лет Лай Да подыскал жену для старшего брата Цин-вэнь. Парень оказался робким, а жена его, красивая и ловкая, видя, что муж с ней ничего не может поделать, стала заигрывать с другими мужчинами и особенно с Лай Да, которого влекло к ней, как муху к нечистотам, и тот в конце концов не вытерпел и учинил с нею беспутство.
В то время когда это случилось, Цин-вэнь уже была служанкой в комнатах Бао-юя, поэтому старший брат обратился к ней с просьбой поговорить с Фын-цзе, чтобы та помогла ему отобрать свою жену у Лай Да. В настоящее время супруги жили в домике у задних ворот сада и зарабатывали тем, что выполняли различные поручения хозяев.
Но вот случилось так, что Цин-вэнь была изгнана из сада и вынуждена была поселиться в их доме. Конечно, такая распутница, как жена брата, была неспособна присматривать за девушкой. Позавтракав, она сразу отправлялась по гостям, оставляя Цин-вэнь лежать в прихожей.