Никто не решался подать ей совет.
– Пожалуй, надо взять Фын-цзе, – немного подумав, сказала матушка Цзя, – она знает, что нужно в таких случаях. А вы, мужчины, посоветуйтесь и решите, кто из вас поедет.
Цзя Шэ и Цзя Чжэн вышли. Посоветовавшись, решили, что должны поехать все младшие родственники, кроме Цзя Ляня и Цзя Жуна, которые останутся присматривать за домом.
Затем они приказали слугам приготовить четыре зеленых паланкина и более десятка крытых колясок. Получив приказание, слуги удалились.
Цзя Шэ и Цзя Чжэн снова возвратились в комнату матушки Цзя и сообщили:
– Во дворец поедем утром, возвратимся после полудня. Сегодня нужно отдохнуть, чтобы встать пораньше и заняться сборами.
– Хорошо, можете идти, – ответила матушка Цзя.
Цзя Шэ и Цзя Чжэн вышли. А госпожа Син, госпожа Ван и Фын-цзе поговорили еще немного о болезни Юань-чунь и тоже разошлись.
На следующее утро, едва забрезжил рассвет, во всем дворце поднялась суматоха. Служанки зажигали фонари и факелы, помогали своим госпожам умываться и причесываться, слуги собирали своих господ. Вскоре появились Линь Чжи-сяо и Лай Да. Они приблизились ко вторым воротам и доложили:
– Паланкин и коляски поданы, ждут господ!
Потом пришли Цзя Шэ и госпожа Син. Все позавтракали вместе, а после этого Фын-цзе под руку повела матушку Цзя к паланкину. Остальные последовали за ними. При этом каждую из женщин сопровождала одна служанка.
Наконец все тронулись в путь. Ли Гую и еще двум слугам приказали верхом мчаться к воротам императорского дворца и там встречать процессию.
Старшие члены рода Цзя возглавляли шествие, младшие – замыкали. Одни ехали в колясках, другие – верхом. Отсутствовали лишь Цзя Лянь и Цзя Жун.
Вскоре после того, как вся процессия подъехала к западным воротам императорского дворца, из ворот вышли два евнуха и сообщили:
– Всех госпож и невесток из семьи Цзя просят войти. Господам входить не разрешается, пусть ожидают у ворот.
Привратники распахнули ворота. Четыре паланкина, принадлежавших семье Цзя, в сопровождении евнухов пронесли во дворец. Мужчины из семьи Цзя немного проводили их и остановились перед входом в запретный дворец. Здесь у входа сидело несколько почтенных мужей, которые при появлении паланкинов встали и возвестили:
– Прибыли господа из рода Цзя!..
Цзя Шэ и Цзя Чжэн тотчас же отступили в сторону, пропустив вперед паланкины.
Миновав внутренние дворцовые ворота, женщины вышли из паланкинов. Здесь их встретили евнухи и повели дальше, указывая дорогу. Матушку Цзя поддерживали под руки служанки.
Достигнув спальни Юань-чунь, все заметили, что здесь повсюду сверкают золото и яшма, сияют глазурь и хрусталь.
Вышедшие навстречу придворные девушки предупредили:
– Не нужно никаких церемоний, достаточно справиться о здоровье.
Матушка Цзя поблагодарила за такую милость, а затем, приблизившись к кровати Юань-чунь, спросила о ее здоровье. Юань-чунь пригласила бабушку сесть. Матушка Цзя и все, кто ее сопровождал, опустились на стулья.
– Как вы чувствуете себя, бабушка? – осведомилась Юань-чунь.
Взволнованная матушка Цзя с помощью служанки поднялась с места и дрожащим голосом ответила:
– Благодаря твоей счастливой судьбе пока еще здорова.
Затем Юань-чунь справилась, как себя чувствуют госпожа Син и госпожа Ван. Те тоже встали и ответили, что все хорошо. После этого Юань-чунь поинтересовалась, как поживает Фын-цзе.
– Пока хорошо, – ответила та, почтительно вставая.
– За последние годы тебе немало пришлось потрудиться! – сочувственно вздохнула Юань-чунь.
Фын-цзе хотела что-то ответить, но в этот момент появилась дворцовая служанка с целой стопкой визитных карточек и попросила государыню просмотреть их.
Юань-чунь приняла у нее карточки. Эти карточки принадлежали Цзя Шэ, Цзя Чжэну и другим родственникам по мужской линии. Они напомнили Юань-чунь о времени, проведенном дома, она расстроилась, и на глазах у нее навернулись слезы.
– Я чувствую себя немного лучше, – собравшись с силами, произнесла она, – передайте, чтобы они шли отдыхать.
Матушка Цзя встала и снова поблагодарила ее за милость.
– Как тяжело, что у меня нет возможности жить со своими близкими, как это бывает в простых семьях! – со вздохом произнесла Юань-чунь.
– Не расстраивайся! – сдерживая слезы, успокаивала ее матушка Цзя. – Благодаря твоим заботам в доме у нас все благополучно.
Юань-чунь осведомилась, как себя чувствует Бао-юй.
– Он стал усердно учиться и уже пишет сочинения, – сообщила матушка Цзя. – Отец усиленно следит за его занятиями.
– Это хорошо, – одобрительно кивнула Юань-чунь.
Затем она приказала устроить угощение для своих родственников во внешнем дворце. Две дворцовых служанки и четыре евнуха отвели приехавших, куда было приказано. Там все уже было приготовлено, оставалось лишь занять места в порядке старшинства. Но об этом мы подробно рассказывать не будем.
После того как угощение окончилось, матушка Цзя и все сопровождавшие ее поблагодарили за оказанную им честь. Поскольку дело близилось к вечеру, никто больше не осмеливался задерживаться во дворце, и, попрощавшись с Юань-чунь, все вышли, чтобы ехать домой.
Юань-чунь приказала дворцовым служанкам проводить родных до ворот, где их встретили и сопровождали дальше четыре младших евнуха. Матушка Цзя и остальные женщины сели в паланкин и направились к внешним воротам, где их встретили мужчины во главе с Цзя Шэ. Оттуда они отправились домой.
На следующий день все в том же порядке собирались вновь ехать во дворец, и в связи с этим были отданы соответствующие указания. Но это уже не столь важно.
После того как Цзинь-гуй прогнала от себя Сюэ Паня, ей не с кем было скандалить. Цю-лин жила с Бао-чай, а с ней осталась только одна Бао-чань.
Поскольку Бао-чань фактически стала наложницей Сюэ Паня, нрав ее изменился и она не была такой кроткой, как прежде.
Почуяв в Бао-чань опасную соперницу, Цзинь-гуй уже раскаивалась, что допустила ее к Сюэ Паню. Выпив однажды вина, она позвала к себе Бао-чань и потребовала, чтобы та приготовила для нее отрезвляющий отвар.
– Куда это позавчера ездил твой господин? – как бы между прочим спросила она.
– Откуда мне знать?! – возразила Бао-чань. – Если он не говорил вам, госпожа, неужели он скажет мне?!
– Какая я тебе госпожа, когда вы все прибрали к рукам! – воскликнула Цзинь-гуй. – Никого не тронь, у каждого есть защитник! Так зачем мне «ловить вшей в голове тигра»? Но все же ты моя служанка! Почему же, когда я говорю тебе слово, ты меня обрываешь?! Если уж ты обладаешь такой силой, почему сразу меня не задушишь? Тогда вы с Цю-лин станете госпожами! А то я, как назло, не умираю и стою на вашем пути!
Бао-чань не могла слушать такие слова. Тараща глаза на Цзинь-гуй, она закричала:
– Говорили бы эти глупости кому-нибудь другому, госпожа! Вы ведь знаете, что ничего подобного я вам никогда не говорила. Вы уверяете, что боитесь кого-либо в доме задевать! Зачем же вы срываете свою злость на нас, слабых? Притворяетесь, будто не знаете, что делается в доме, а на самом деле вам все известно лучше, чем мне.
Она разразилась рыданиями. Цзинь-гуй совершенно вышла из себя, вскочила с кана и бросилась на Бао-чань, намереваясь отколотить ее.
Однако Бао-чань, перенявшая многие повадки своей хозяйки, решила не уступать ей. Хотя Цзинь-гуй только перевернула стол, стулья и перебила посуду, Бао-чань не переставала кричать, что ее бьют.
В это время тетушка Сюэ находилась в комнате Бао-чай. Услышав шум, она приказала:
– Сян-лин, пойди посмотри, что там творится, и скажи им, чтобы успокоились!
– Мама, не посылайте Сян-лин, – вмешалась Бао-чай. – Разве она сможет разнять их? Ее появление только подольет масла в огонь.
– В таком случае я пойду сама, – заявила тетушка Сюэ.
– А по-моему, вам тоже не стоит ходить – пусть скандалят, – проговорила Бао-чай. – Ничего с ними не поделаешь!
– Куда же это годится! – возмутилась тетушка Сюэ и, опираясь на плечо служанки, решительно направилась в комнату Цзинь-гуй. Бао-чай поневоле последовала за матерью.
– Останься здесь! – на ходу приказала она Сян-лин.
Приблизившись к дверям Цзинь-гуй, мать и дочь услышали крики и плач.
– Что у вас там происходит? Почему вы перевернули все вверх дном? – крикнула тетушка Сюэ. – Разве так подобает вести себя? Негодницы, неужели вы не боитесь, что родственники осудят вас?
– Мне бояться?! – отвечала из комнаты Цзинь-гуй. – Это у вас тут все перевернуто вверх дном, не поймешь, где хозяева и где слуги, где старшие жены и где наложницы! В нашей семье подобных порядков не видывали. Таких оскорблений, как мне наносят в вашем доме, я не вынесу!
– Старшая сестра, – обратилась к ней Бао-чай, – мама пришла только потому, что услышала шум. Если она задала свой вопрос слишком резко, назвав всех одним словом «вы» и не делая различия между невесткой и служанкой, не следует придавать этому значения. Расскажи, в чем дело, и давай жить в мире, чтобы маме не приходилось каждый день из-за нас беспокоиться.
– Да! – согласилась тетушка Сюэ. – Прежде расскажи, что случилось, а потом разберемся, в чем я виновата!
– Ах, дорогая барышня! – насмешливо воскликнула Цзинь-гуй. – Ты такая мудрая, такая добродетельная! У тебя, конечно, будет хороший муж, а у твоей матери хороший зять, тебе не придется жить вдовой при живом супруге, как мне. Меня некому защитить, все только обижают. Я не умею хитрить и только прошу тебя, не придирайся ко мне за то, что я говорю! Мои родители никогда меня не поучали. Кроме того, тебе нет дела до моих служанок.
От этих слов Бао-чай смутилась и рассердилась, к тому же ей было больно за свою мать.
– Сестра, прошу тебя, не говори лишнего, – сдерживая накипавший в душе гнев, произнесла она. – Кто к тебе придирается? Кто тебя обижает? Что говорят о тебе? Я даже Цю-лин никогда не обидела!