Сон в Нефритовом павильоне — страница 135 из 151

а в небе. Государь погнал коня и попытался отбить падавший мяч, но промахнулся, и мяч шлепнулся на землю. Дун Хун ударил в барабан, возвещая о победе, император нахмурился. Чжан-син был поражен: «Как мерзок этот Дун Хун, он ведет себя хуже, чем Цао Цао в Сюйтяне.[436] А жаль, что в свое время Гуань Юй не убил негодяя Цао Цао!» Юноша обратился к императору:

— Ради вашего величества я готов сыграть с ревизором Дуном. Но играть я хочу по правилам войны: проигравшему придется покинуть поле сражения и признать себя побежденным навсегда!

Государь кивнул, а Дун Хун обрадовался: «В ратном деле я слабее, но в этой игре равных мне нет, — поглядим, как запоет этот мальчишка, когда проиграет!» А Чжан-син сел в седло и заявил Дун Хуну:

— Битой пользоваться я не умею, буду играть мечом.

Дун Хун не возражал и подумал только: «Мечом-то действовать труднее, юнец проиграет с первой же подачи!» Он размахнулся и послал мяч высоко в небо. Чжан-син не растерялся и ловким ударом отбил мяч Дун Хуну. Тот поднял биту и что было силы ударил: мяч достиг облаков и камнем начал падать вниз, прямо на голову Чжан-сина. Юноша вновь отбил. Видя, как ловко владеет военный министр мечом, Дун Хун почувствовал, что игра пошла всерьез и он должен добиться победы любой ценой. Призвав на помощь все свое умение, он раскрутил биту над головой и страшным ударом направил мяч в сторону юноши. Но меч Чжан-сина сверкнул в воздухе, и мяч взмыл почти на сто чжанов. Дун приготовился принять мяч на биту, но Чжан-син усмехнулся и вслед за мячом метнул свой меч, который с лету ударил по мячу и загнал его еще выше в небо. Дун остановил коня и стал ждать, когда мяч вернется с неба, но Чжан-син, продолжая подбрасывать то один, то другой меч, забивал мяч все выше под облака. Дун Хун в полной растерянности не знал, что и предпринять. Вдруг мяч просвистел возле головы его коня и упал на землю. Ревизор даже биту не успел поднять. Чжан-син рассмеялся и сказал:

— Воины слов на ветер не бросают!

Сказал — и голова Дун Хуна покатилась с плеч. Зрители побледнели от ужаса. А Чжан-син отшвырнул меч и приблизился к государю.

— Ваше величество! Вы в расцвете лет и талантов, вы можете сами вершить все государственные дела, так зачем же вы приблизили к себе столь низкого человека, который пятнает вашу честь, зачем вызвали замешательство верных вам людей?! Властолюбие и распутство Дун Хуна пагубно отразилось на ваших придворных. Если этому не положить конец, в стране снова начнется смута! Вот почему я убил негодяя, убил в честном поединке. Прошу ваше величество отменить эти игры при дворе, они отрывают вас и ваших подданных от государственных забот!

— Мы ценим твою преданность, — помолчав, сказал император, — но смерть Дун Хуна может иметь роковые последствия!

Чжан-син в ответ:

— Жалеть о смерти негодяя — значит не думать о благе державы! А что для вас важнее?

Император смягчился.

— Ты наш спаситель: если мы и впредь допустим подобную ошибку, смело поправляй нас.

Шло время, минул уже пятый год, как князь Ян вернулся в столицу. Его второму сыну Цин-сину исполнилось семнадцать лет. Определив благоприятный день, князь Ян и министр Су Юй-цин справили свадьбу своих детей — не описать словами это пышное торжество. Новобрачная оказалась такой же скромной и добродетельной супругой, как и княжна Чу-юй. Князь Ян полной мерой вкушал счастье: рядом с ним жили мать и отец, сыновья ладили со своими женами, мир и благополучие царили в его большой семье. Однако вскоре князь начал испытывать смутное беспокойство и подумывал уже, не уехать ли ему снова в свое поместье. Тот год на земле Цзянси выдался неурожайным: в народе начались волнения, люди покидали насиженные места в поисках пропитания. Озабоченный император подыскивал сановника, достойного занять место правителя этого края, но все придворные под разными предлогами отказывались от такой чести. Однажды, вернувшись домой, Цин-син обратился к отцу с такими словами:

— В старину сказывали: «Пока не наткнешься на сплетенные корни, не узнаешь, остер ли твой топор». Государь осыпал меня милостями, и я намерен отблагодарить его верной службой: скажу, что согласен ехать правителем в Цзянси!

Князь поднял на него глаза.

— И что ты станешь там делать?

— Мягкостью можно одолеть твердость, словом победить меч! Измученный голодом народ разбрелся по лесам и рекам и взялся за оружие, надеясь с его помощью спасти себе жизнь, а я верю, что смогу по-доброму умиротворить людей и добыть для них пропитание.

Князь похвалил сына и написал о его желании государю. Тот немедля назначил его правителем Цзянси.

В те времена любой чиновник, назначенный на должность в Цзянси, приезжал туда непременно с оружием в руках и с отрядом воинов, так как народа все боялись до смерти. У границ Цзянси такой чиновник облачался в кольчугу и в каждом встречном готов был видеть разбойника: все это только еще больше озлобляло людей. Ян Цин-син поступил не так: с полпути он вернул в столицу посланный с ним воинский отряд и отправил назад все свои вещи, кроме самых необходимых. Затем разослал по уездам извещение:

«Жители Цзянси! К вам обращается новый правитель Ян Цин-син. Ныне ваша округа пользуется дурной славой, и жителей ее называют разбойниками. Почему так получилось? Да потому, что родители ваши голодают, жены и дети разбрелись кто куда в поисках пропитания, и вы были вынуждены взяться за оружие, чтобы спастись от голодной смерти. Однако повинны во всем не вы, а местные власти. Государь назначил меня правителем Цзянси, и хотя я не обладаю достоинствами Су Фу и Ду Мяо, я приложу все силы, чтобы облегчить вашу участь. Первый мой приказ: приостановить аресты и выпустить из острогов всех заключенных! Ждите меня, скоро я прибуду в ваши земли!»

Страшную картину застал Ян Цин-син в этом краю: селенья пустые, даже пения петуха или лая собаки не слышно, по дорогам бродят толпы одичавших людей, в лесах шныряют вооруженные грабители и нападают на мирных путников. Прослышав, что новый правитель на подходе, чиновники местной управы, страшась наказания за свое бездействие, уселись вместе и стали думать, как бы приукрасить положение дел. Но когда стало известно, что правитель едет верхом и без охраны, их обуял стыд: чиновники поважнее начали каяться, а те, что поменьше чином, стали порядочными людьми. Прибыв в управу, Ян Цин-син первым делом отобрал десяток самых умелых и надежных людей и назначил их в уезды, затем пригласил к себе предводителей разбойничьих шаек — таких набралось свыше ста — и заявил им:

— Все вы — дети нашего государя, но погрязли в грехах. Посылая меня сюда, Сын Неба наказывал отнестись к вам по-доброму и простить ваши прегрешения, если вы вступите на правильный путь, снова станете мирными людьми и вернетесь к семьям. Если же не изменитесь и будете упорствовать в зле, я соберу войско и разделаюсь с вами, как с дикими зверями! Решайте сами, что вам подходит больше: прощение и благополучие или война и смертная участь!

Сложив ладони, разбойники низко поклонились.

— У каждого из нас есть мать, а вы, правитель, как родной отец, спасаете нам жизнь, — к чему нам, мирным жителям, заниматься грабежом?! Говорите, что надобно делать!

Похвалив их за благоразумие, Цин-син тут же распорядился открыть государственные амбары и раздать жителям округи хранившееся там на случай зерно. Люди вернулись на поля, а через год созрел невиданный урожай, и перестали бродить нищие по дорогам, прекратились раздоры и судебные тяжбы, жители Цзянси зажили богато и счастливо. Узнав об этом, император назначил Ян Цин-сина советником министра церемоний.

По приезде в столицу молодой советник Цин-син устроил государственный экзамен для молодых людей, желающих поступить на службу, отобрал из них самых достойных и обратился к государю с таким посланием:

«Я, советник министра церемоний Ян Цин-син, имею честь напомнить Вашему Величеству: молодые ученые — оплот государства, а государственный экзамен — ворота, через которые талантливые люди приходят на службу. От этого зависят судьбы державы. Однако нынешний порядок государственных экзаменов устарел и пришел в негодность: те, кто принимает экзамен, руководятся только своими расположениями или неприязнями. Способные студенты вынуждены рассчитывать лишь на счастливый случай, потому при неудаче скрывают в душе невысказанную обиду и даже зло, все1 друг друга боятся, подсиживают и берут взятки. Вот причина, почему на государственную службу попадают люди низкого сословия, всякие проходимцы, глупцы и невежды, почему такие далее бумагу написать не умеют и просят других помочь, почему умные бедствуют, а негодяи торжествуют, почему одаренные юноши из провинции не хотят больше сидеть над древними книгами и, понимая бесцельность подобных экзаменов, указывают пальцами на тех, кто сохраняет надежды и мечтает посвятить себя служению государю, и называют их дураками. Мыслимо ли терпеть дальше такое положение?!

Прошу Ваше Величество приказать всем провинциям и уездам ежегодно созывать молодых способных людей, отбирать из них лучших и направлять в министерство церемоний, с тем чтобы здесь раз в три года устраивать письменную проверку их разумения в делах управления страной, а также требовать от них изложения собственных взглядов на сей счет, после чего пусть они отвечают на вопросы самого государя. Если окажутся среди них такие, которые не выдержат экзамена, следует наказывать их самих и их начальников, дабы никому не повадно было наносить державе вред своей глупостью».

Прочитав послание, государь с удовлетворением начертал:

«Дельное предложение! Прекрасный пример заботы о будущем страны. Принять к исполнению!»

Через несколько дней он издал указ:

«Советник министра церемоний Ян Цин-син представил нам предложения по преобразованию порядка государственных экзаменов. Эти предложения достойны Гун Суя