Вскочив на коня, он поскакал в поле. За ним бросился Су Юй-цин с криком:
— Негоже минскому полководцу вступать в единоборство с варваром! Я доставлю вам его голову!
Молодой, полный боевого задора, он обогнал Яна и с копьем наперевес поскакал навстречу Хун. А та сделала неуловимое движение, и копье Су пронзило воздух. Су Юй-цин повторил нападение, и снова его копье встретило пустоту. Приведя молодого воина в замешательство, Хун отступила шагов на десять и бросила свой меч, который завертелся над головой богатыря. Тот спрыгнул с коня и попытался отразить угрозу копьем. А Хун уже оказалась рядом. Минский воин попробовал было помешать ей завладеть своим оружием, но ничего у него не вышло. Хун подхватила меч левой рукой и, отъехав в сторону, снова метнула свой страшный меч. Су Юй-цин совсем потерял от страха голову.
А Хун, схватив Лотосовый меч обеими руками, вихрем закружилась по полю, словно танцуя на своем коне: казалось, белые порхающие снежинки заполнили воздух, лепестки цветов затрепетали под порывами ветра. Вдруг не стало видно ни людей, ни коней, и голубая дымка заволокла все вокруг. Су Юй-цин хлестнул коня и помчался в восточном направлении, но перед ним замелькали бесчисленные мечи и вынудили его остановиться. Он бросился в западном направлении — там его ожидало то же самое. Он в отчаянии поднял глаза к небу — и небо было усеяно мечами. Он поглядел на землю — и с земли ему угрожали бесчисленные мечи. Спасения не было, и, пав духом, Су Юй-цин произнес:
— Неужели мне суждена бесславная гибель в этих чужих краях?!
Он решил броситься прямо на страшные мечи, но не успел укрепить копье в упор, как откуда-то сверху раздался голос:
— Я не хочу убивать тебя, минский воин. Живи и будь счастлив. Скажи только своему полководцу, чтобы он убирался восвояси с земли маней!
Дымка понемногу разошлась, и Су Юй-цин увидел предводителя варваров, который улыбнулся, вложил чудесный меч в ножны и направил коня в свой стан. Минский воин не осмелился преследовать молодого богатыря, вернулся к себе и удрученно сказал Яну:
— Я не трус, но этот предводитель варваров не человек, а дьявол: он неуловим, как ветер, быстр, как молния, он кружит голову, как туман, и водит за нос почище всех бесов вместе. Хочешь ударить его копьем, попадаешь в пустоту, хочешь от него скрыться, он не дает шагу ступить в сторону. Может быть, моих знаний и умения владеть оружием не достаточно, но я не уклонялся от боя. Этот варвар сильнее меня. Я думаю, что даже Тянь Жан-цзюй,[203] Мэн Бэнь[204] и У Хо[205] не устояли бы перед ним.
Выслушав Су Юй-цина, Ян воскликнул:
— К несчастью, уже близится ночь! Однако завтра я вызову этого молодца на поединок, и клянусь, если не возьму его живым в плен, вы не увидите меня больше!
Начжа, в восторге от первой победы над минским войском, обратился к Хун:
— Ваше умение вести в сражение войско и искусство владения оружием непревзойденны! Само Небо послало мне вас. Когда мы изгоним минские войска из наших краев, я пожалую вам половину моих владений.
Он пригласил Хун к трапезе для избранных, но та отказалась.
— Жители гор любят тишину, а на пирах очень шумно. Если вы отведете мне скромные, тихие покои, я вместе со своим ординарцем буду вполне доволен.
Начжа не настаивал на приглашении и сам проводил Хун и Сунь Сань в поставленный для них шатер. А ночью Хун одолели печальные мысли: «До чего же я глупа! Помогаю дикому варвару сражаться против моей родины! Зачем я здесь? Ведь не для того же, чтобы собственными руками убивать минских богатырей! Нужно покинуть Начжа, а как это сделать, не нарушив воли учителя, ума не приложу!» И все-таки она придумала выход. Растолкала Сунь Сань и говорит ей:
— Сегодня очень красивая луна. Давай поднимемся на Лотосовый холм, полюбуемся ночным небом и заодно осмотрим позиции минского войска.
Поднявшись на вершину холма, Хун вынула из-за пазухи яшмовую флейту, подаренную ей даосом Белое Облако. В минском стане тихо, молчат барабаны и трубы, лишь кое-где мелькают огоньки. Подошла третья стража. Хун поднесла к губам флейту. В этот миг донесшийся откуда-то крик гусей и жалобные вопли обезьян в далеком лесу вновь разбередили в ее сердце тоску по родине.
Под эти звуки тосковали и минские воины. Ясная луна тихо плыла над их станом, капельки холодной росы мерцали на кольчугах. Вдруг ветер донес до них мелодию, которую пела флейта, такую печальную, что под нее, казалось, вот-вот заплачут камни, обратятся вспять реки, рухнут горы. Все войско как зачарованное слушало песню тоски: воины постарше вспоминали оставленные дома семьи, самые юные думали об отцах и матерях. Одни начали громко рыдать, другие в голос вздыхали, третьи бесцельно бродили, не находя себе места. Смутное волнение охватило всех. Начальник конницы уронил хлыст и стоял словно потерянный, начальник стражи, опершись на щит, погрузился в глубокие размышления, забыв обо всем. Только Су Юй-цин сохранил обладание духа. Позвав на подмогу Дун Чу и Ма Да, он попытался призвать воинов к здравомыслию, но его никто не слушал. Тогда он бегом бросился к Яну. А тот, положив под голову трактат по военному искусству, в это время крепко спал и видел чудесный сон: будто он поднимается на небо и хочет войти в Южные ворота, но какой-то бодисатва жезлом из белой яшмы преграждает ему дорогу. Ян выхватывает меч и в гневе перерубает жезл пополам. Половинка, упавшая на землю, превращается в сияющий алый цветок, волшебный аромат которого обволакивает Яна… И тут он проснулся. «Странный сон!» — только и успел подумать Ян, как в шатер ворвался Су Юй-цин и сообщил о том, что творится в минском стане. Встревоженный Ян вышел из шатра и начал вслушиваться в ночные звуки. Время близилось к пятой страже. Стан гудел, как потревоженный улей, бурлил, как вода в котле. Подул ветерок, и порыв его донес мелодию, от которой щемило душу и сердце заходилось от тоски. Ян прислушался — мелодия показалась ему знакомой. Он обратился к Су Юй-цину:
— Давным-давно Чжан Цзы-фан поднялся на гору Цзиминшань, сыграл на флейте и победил войско страны Чу. Интересно, кто в этих диких краях знает его мелодию! Я обучался игре на флейте и кое-что помню до сих пор. Попробую-ка сыграть — вдруг мне удастся развеять тоску, напавшую на моих воинов.
Он вынул из-под кольчуги флейту и заиграл спокойную, величавую, как необъятная ширь, мелодию — и стан мигом затих. Казалось, большая река катит весенние вздувшиеся воды, и подул веселый ветер, овевая усыпанные цветами деревья. От этой музыки рассеивалась без следа печаль, и в душу возвращалось спокойствие. Ян убыстрил ритм и проиграл бурную мелодию — она призвала к оружию. И свершилось чудо! Музыканты ударили в барабаны, воины схватились за мечи и готовы были тотчас же ринуться в бой. Ян удовлетворенно улыбнулся и отложил флейту, а вернувшись в шатер, задумался: «Я достаточно много поездил по стране, повидал многих выдающихся людей. Но мог ли ожидать встретить такой необыкновенный талант в этой глуши?! Наверняка на флейте играл тот красавец варвар, который так опозорил нас вчера. Получается, что он не только искусен в военном ремесле, не только лучший стратег во всей Поднебесной, он еще и непревзойденный мастер играть на флейте. Видно, Небо отказало в поддержке нашей державе, не пожелав даровать нам радость победы, а приняло сторону варваров!» Сон не шел к Яну, он вызвал к себе Су Юй-цина и спросил:
— Ты, наверно, успел вчера разглядеть предводителя варваров. Опиши мне его.
— Я видел его лицо только мельком, но мне его не забыть никогда — оно словно прекрасный цветок среди колючек, словно жемчужина среди простых камешков! Этот юный варвар отважен и дерзок, как великие герои древности, у него гибкий стан и изогнутые дугой, как у женщины, брови, а ума и храбрости в нем больше, чем в любом мужчине. Если он мужчина — то самый выдающийся среди мне известных, если женщина — то первая красавица на свете!
Ян глубоко задумался.
А Хун пребывала в нерешительности: с одной стороны, она обязана помочь Начжа, ибо таков наказ учителя, с другой — она предает интересы своей родины. Она было решила выполнить повеление учителя, обойдясь без пролития крови своих соотечественников. Заиграв на флейте, она рассчитывала, как Чжан Цзы-фан, который обратил вспять войска Сян Юя, победить минов без боя. Но столкнулась с неожиданным противоборством — флейтой, что заиграла в минском стане. Хотя ее мелодия была совсем другой по духу и ритму, что-то неуловимое роднило оба инструмента. Они звучали, и казалось, на заре перекликаются фениксы, влюбленные самец и самка. От удивления Хун прекратила играть, опустила голову и погрузилась в раздумья: «Учитель Белое Облако говорил, что, кроме моей, во всем мире есть еще только одна такая флейта, и она принадлежит Вэнь-чану. Как раз его флейта и должна подать мне знак о том, что пора отправляться на родину. А что, если минский полководец и есть Вэнь-чан! Но зачем Небо опустило на землю две эти флейты? Почему так далеко развело их друг от друга? И почему так долго мешало им найти одна другую? И потом, раз эти флейты парные, значит, тот, кто играет сейчас в минском стане, — мой суженый! Но Небо судило мне в суженые Ян Чан-цюя. Значит, Небу было угодно поставить Яна во главе минского войска, а бодисатва просто исполнила волю Неба! Ян — предводитель минов! Если судить по воинскому искусству и мастерству игры на флейте минского полководца, то он должен быть человеком выдающихся талантов. Во что бы то ни стало мне нужно увидеть его лицо!»
Вернувшись к себе, Хун пригласила Начжа и сказала ему:
— Завтра я хочу сразиться с самим минским полководцем. Мне нужно подготовиться к поединку, поэтому вам вести поутру войско.
Начжа согласился и ушел. И вот настало утро. Хун верхом на белоснежном коне, сопровождаемая Сунь Сань, выехала вперед. Вскоре перед минским станом появился Ян. Войска построились к сражению. С луком через плечо, с колчаном у пояса и обнаженным мечом в руке Хун велела Сунь Сань прокричать: