- Тоже, знаете ли, мало приятного.
- Здесь. А "там"?
- "Там" я об этом не задумывался. Убивал, и все.
- А здесь задумывались? Раньше?
- Специально - нет. Повода не было.
- Так, может быть, это и есть цель?
- Чья? - усмехнулся я. - И неужто вы всерьез полагаете, что все в этом поезде задумались о причинах убийств?
- Чем мы лучше других?.. - грустно сказала Танечка, не то поддержав меня, не то, наоборот, возразив.
- Тихо! - рявкнул вдруг Сима, который все это время был непривычно молчалив, и поднял руку.
Оказывается, он прислушивался к стукам, доносящимся снизу: солдатики все еще не угомонились.
- Да Бог с ними, - сказал я. - Все равно мы ничего...
- Сохни, Петрович!
Я пожал плечами и тоже прислушался. Ну стучат и стучат. Ритмично. "Там, там. Та-та-та. Там". Пауза. И снова...
- Это за мной! - Сима ринулся к двери. - Щас!
Дверь захлопнулась, и он с грохотом поскакал в сторону туалета.
- Вот человек! - сказал я с нарочитым восхищением. - Все, как с гуся вода!
- Сомневаюсь... - Олег покачал головой. - Не так уж он и толстокож, как хочет казаться. Просто он умеет прятать переживания.
- И ничего он не прячет! - возразила Танечка. - Разве не видите: у него на языке раньше, чем на уме.
- По-моему, это и называется хамство: когда говорят, не думая, заметил я.
- А по-моему, хамство, - сердито сказала Танечка, - это когда в глаза только думают, а потом за глаза говорят... Извините, Фома Петрович. Кажется, я выпила лишнего и стала хамкой.
- Ну что вы, Танечка, - пробормотал я. - Наоборот...
- То есть, раньше была? - уточнил Олег.
Есть люди, на которых невозможно обижаться, - например, красивые молодые женщины, которые, к тому же, только что заговорили вам рану. И мы захохотали. Втроем. С большим облегчением, хотя и немножко нервно, потому что сознавали, насколько дико должен звучать этот наш смех для других пассажиров за тонкими перегородками купе - напуганных, как и мы, и, как мы, прячущих страх от самих себя.
Короче говоря, нам было очень весело - до тех пор, пока опять не раздался стук. Точно такой же, но гораздо более настойчивый:
"Так, так! Та-та-та! Так!"
И не по днищу вагона, а в стекло.
4
Вне всякого сомнения, это был офицер. В нем все было очень кадровое и командное: и лицо, и форма (знаков различия не было видно под плащ-накидкой), и жесты. И голос, как потом выяснилось, тоже. Беззвучно пошевелив губами, он командным жестом показал нам, что следует опустить стекло, и терпеливо ждал, пока мы выполним требование. Лицо у него было изможденное, строгое и без возраста.
- Прошу извинить за беспокойство, - сказал офицер и козырнул (как-то странно козырнул и вроде бы не совсем правильно, но очень четко). - Кто из вас пассажир Сима Святый?
И обвел глазами всех нас по очереди (Танечку тоже).
Мы переглянулись.
- Он только что... - начал я, но Олег меня перебил.
- Допустим, это я, - сказал он. - В чем дело?
Пару секунд офицер смотрел на Олега без всякого выражения, а потом дрогнул уголками губ и произнес:
- Давайте допустим. - Снова козырнул (левой рукой! - догадался я, наконец, в чем странность) и представился: - Генерал-сержант Хлява.
Мы с Олегом снова переглянулись.
- Слушаю вас, генерал, - сказал Олег.
- Имею сообщить пассажиру Симе Святому, что его знакомый, зауряд-ефрейтор Лозговитый, около часа тому назад был препровожден в арест-кильдым в состоянии острого алкогольного отравления. - Генерал внушительно помолчал. - Имею также донести до сведения пассажира Симы Святого, что впредь подобные просьбы надлежит адресовать лично мне, генерал-сержанту Хляве.
- А что за про... - начал я, но Олег меня опять перебил.
- Виноват, генерал-сержант, - сказал он. - Право же, я не знал. И ради Бога, передайте мои соболезнования зауряд-ефрейтору... э-э... Лозговитому.
- Храни вас Бог, передам. - Генерал-сержант снова дрогнул уголками губ и коротко кивнул. - И опасаюсь, что не далее как сегодня. Теперь касательно воды...
Генерал-сержант Хлява нагнулся и через пару секунд выпрямился, с натугой поднимая над полуопущенной рамой окна внушительных размеров канистру. Рядом уже оказался Олег, мы с ним подхватили канистру, пронесли ее над столиком и осторожно опустили на пол. В ней было литров тридцать, не меньше.
- Это аккумуляторный дистиллят, - сообщил Хлява. - Химически чистый аш-два-о. Можно употреблять внутрь.
- Спасибо, генерал-сержант! - сказал Олег. - То есть, храни вас Бог!
- Чего уж там! - весело сказал Хлява. - Не впервой! А благодарить вам надлежит зауряд-ефрейтора Лозговитого - это от него для пассажира Симы Святого лично. Флягу можете оставить себе. И последнее на сегодня. Через пару часов мои добры молодцы будут готовы наполнить водой те емкости, по которым вы постучите вот так. - Он изобразил тот самый стук. - Но, извиняюсь, не дистиллятом, штука дорогая, а обычной проточной водой из армейской речки. Кипятить обязательно: супостат не дремлет, сами понимаете... Вопросы есть, господа?
Вопросы у меня были. Еще бы у меня их не было!
- Почему светло? - задал я давно изводивший меня вопрос, потому что самые главные еще не сформулировал. - Ведь по времени ночь?
- А как же иначе? - спросил Хлява озадаченным голосом. - В темноте воевать прикажете? Если мешает - зашторьтесь, да и спите себе. Поумнее вопросов нет, господа штатские? Тогда всего доброго.
Хлява откозырял и пробормотал неодобрительно "Шпаки есть шпаки", и провалился вниз.
- Ну вот, Танечка, теперь мы с водой, - сказал Олег, садясь рядом с ней. - Надо будет пройтись по всем вагонам, постучать по титанам... Интересно, как они это сделают? Мысленно снимаю шляпу перед достижениями военной техники и вытираю штатский пот с изумленного лба!
- А что, военная техника всегда была самой передовой! - поддержал я игру.
Сима вернулся крайне раздосадованный, а наличие в купе фляги с водой принял как должное. Пнул ее, как шоферы пинают баллон, уселся рядом со мной и объявил, что до сего дня он был гораздо лучшего мнения о крепости армейских голов (он называл их "макитрами"), чем они того заслуживают. Оказалось, что арестован не только зауряд-ефрейтор Лозговитый. Вместе с ним "острому алкогольному отравлению" подвергся чуть ли не полувзвод, которым Лозговитый командовал, - дюжина зауряд-воев.
- С пяти поллитр! - сокрушенно восклицал Сима. - Там даже на полстакана меньше! И так нажраться!
Насокрушавшись, он ухватил флягу и поволок ее в коридор, буркнув, что сейчас будет чай.
Пока Симы не было, я предложил зашторить окна: все-таки, уже одиннадцатый час, и как-то непривычно... Олег щелкнул выключателем ночника - свет был. Верхний свет, правда, не загорался, но мы включили все четыре ночника - и, Когда опустили штору, стало очень уютно.
Делать нам уже было нечего, а разговаривать мы ни о чем не могли. Потому что единственный вопрос, достойный обсуждения, поднимать не стоило. Где мы? Вернемся ли? Что с нами будет? Ничего, кроме версий, у нас не было и быть не могло, а версия - не ответ. Вот вернется Хлява - Хлява нам расскажет... Что?
Что может рассказать непонятливым шпакам сей доблестный доброжелательный вой в странном чине генерал-сержанта?
Сима пришел минут через пятнадцать. С пустой флягой, но пока еще без кипятка. Зато - с четырьмя новыми стаканами, позаимствованными в купе проводников.
Пока титан закипал, мы дважды "сдвинули", съели еще две баночки икры и вяло поговорили на отвлеченные темы, как можно более далекие от обстоятельств.
Я откинулся на стенку купе и закрыл глаза. Спать не хотелось. Хотелось домой и, может быть, водки. Нет, водки мне тоже не хотелось. Только домой.
- А ведь мы не в России, старик, - услышал я Симин голос. - А если в России, то хрен знает в какой.
Я, не открывая глаз, кивнул.
- Гончие псы... - выговорил Сима, как выругался. - Бредятина! - Встал и побулькал водкой, наливая. - Будешь?
- Нет, Сима, спасибо. Нам ведь еще ходить по вагонам, воду настукивать.
- Нам не придется, - возразил Олег. - Я объяснил, как это делать. Через... - он посмотрел на часы, - пятнадцать минут... даже через десять проверим на нашем титане, а потом группа добровольцев пройдет по всему составу. Так что, если кто хочет спать...
- Проверить мы и на фляге можем, - сказал Сима. - Хоть сейчас. Стукнем?
- Можно, я? - попросила Танечка.
- А не собьешься?
Танечка отстучала: "тап-тап, па-па-па, тап", - по свернутому в головах матрасу и посмотрела на Симу:
- Правильно?
- Валяй, Танюха! - Сима выставил флягу на середину купе. - Только без торопливости, с расстановкой!
Честно говоря, я не верил, что что-то получится. Делал вид, что верю, и вместе со всеми напряженно ждал, когда затихло последнее "дум-м-м" по металлическому боку фляги.
Тем не менее, секунд через десять изнутри раздался несомненный звук льющейся воды. Танечка захлопала в ладоши, а Сима поспешно отвинтил крышку. Из фляги фукнуло сжатым воздухом, звук усилился. Через какую-нибудь минуту или полторы она была полной, и даже немного пролилось на пол.
- Мелкий объем, - пояснил Сима. - Крупные легче рассчитывать, так что по мелочам просили не отвлекать.
- Учтем, - кивнул Олег. - Объем должен быть большим и закрытым...
- Литров с пяти - точно будет, - уточнил Сима.
- Учтем, - повторил Олег. - Процедура довольно простая.
Уснул я под удаляющиеся в обе стороны состава стуки по емкостям и под Симино поскребывание наверху.
...Мне снилось, как я в первый раз отшлепал Тимку. Мы с Марой жили тогда в малосемейке (крохотная комната без балкона, кухня полтора на полтора и "удобства": умывальник, душ и унитаз в узком отсеке), Тимке не было еще и года, а наш медовый месяц, лишь однажды прерванный на время родов, тянулся третий год. Ежевечерне, с трудом дождавшись, когда Тимка насосется и уснет, Мара укладывала его в кроватку, а я был уже готов и отбрасывал одеяло... И вот однажды, сыто отвалившись друг от дружки, мы увидели, что Тимка не спит. Лежит себе на животике, повернув к нам хитро-понимающую мордашку, и, в