Константинополь. Апрель 6862 года
Они запаслись едой на весь день, прихватили кувшин вина. Петра где-то раздобыла двуколку, запряжённую мулом. Животное украшали разноцветные ленты. Повозка выглядела игрушечной. Два человека помещались в ней с великим трудом.
– Чудно, – заметил новгородец. – У нас в эту пору ещё не растаял снег, а озёра и мелкие реки скованны льдом.
– Бр-р! – Петра игриво поёжилась. Её чёрные глазищи призывали Скомороха немедленно обнять и согреть спутницу.
Что он и сделал, несмотря на тесноту повозки и вожжи в руках.
Горожане обычно гуляли в предместье Константинополя, верстах в пяти от Золотых ворот. Они выбирались на берег Пропонтиды семьями, или домами, а бывало даже целыми улицами, чтобы отдохнуть от забот, суеты и шума.
В прежние времена было принято нанимать лодки и выезжать на берега пролива, но с тех пор, как имперские границы придвинулись почти вплотную к Константинополю, это стало небезопасно. Много беспечных горожан было убито в набегах соседей или угодило в рабство. Ревнители традиций умерили пыл и нынче старались держаться вблизи надёжных укреплений.
Предместье, куда привезла Скомороха Петра, называлось Евдомом. Здесь, за высокими стенами крепости, стояли отборные части императора, а нередко наезжал и сам василевс, чтобы устроить войскам смотр. Так что защита отдыхающим была обеспечена.
Обычно здесь яблоку было негде упасть, но весной народ выбирался за город редко. Закрыв глаза на близость крепости, влюблённые могли даже представить, будто нашли уединение.
Мул щипал травку. Скоморох лежал на спине и разглядывал облака. Те носились по небу без всякого смысла, то прикрывая светило, то пуская его в глаза. Петра лежала рядом голышом, подперев голову руками. Спину девушки поглаживали солнечные лучи и взгляды стражников со стены.
– О чём думаешь, Ветерок?
– Я совсем запустил дело, ради которого приехал сюда. Странно. Раньше думал, что управлюсь с ним мигом.
– Так твой священник всё ещё здесь? – Петра погладила его по скуле. – Прости, я, верно, отвлекаю тебя от мести…
– Вовсе нет, – соврал Скоморох. – Ты тут совершенно не при чём. Я вижу тебя столь редко, что успеваю забыть запах твоих волос, вкус твоих губ и даже черты лица. Хотя часто думаю о тебе.
Облака вновь выпустили солнце, и он зажмурился.
– Нет, мысли не мешают. В них даже есть своя прелесть. Мечта всякий раз возвращается. Ну, я имею в виду, что не успеваю привыкнуть к тебе. Нет. Дело в другом. Просто стала утомлять бесконечная борьба моих нищих приятелей. Они поглощены своим собственным делом, живут вечной борьбой, а я пока ни на шаг не приблизился к цели. Наверно, с самого начала не стоило рассчитывать на их помощь.
Скоморох сел, взглянул в глаза Петре.
– Почему мы видимся так редко?
Девушка отвернулась.
– Ну, я бы не хотела полюбить тебя слишком крепко. Я рада, что мы встречаемся время от времени. Но не требуй от меня большего.
– А вот я только и думаю о тебе. Жду каждый раз нашей встречи.
Она нахмурилась.
– Ты свободен, Ветерок. Ты можешь позволить себе любить.
– А ты не можешь?
– Нет.
– Не хочешь выдавать своих чувств перед другими? Быть не всегда такой веселой, беззаботной? Твоя работа мешает тебе любить?
– Ну что ты. Быть гетерой скорее развлечение, чем работа. Как и помощь твоим друзьям сумконошам, – Петра вздохнула. – В жизни вообще остались лишь развлечения.
– Но…
– Не спрашивай, Ветерок, я всё равно не могу ответить.
– Не можешь или не хочешь?
Петра побежала к морю.
Скоморох посмотрел ей вслед с восхищением. Ему показалось, или на башне действительно ухнул стражник? Он потянулся к кувшину и махом выпил остатки.
Всякий раз, возвращаясь в затхлое убежище, Скоморох погружался в уныние. Любовь к женщине и ненависть к врагу не желали уживаться в нём, как будто одно мешало другому раскрыться в полную силу. После свидания с Петрой он не мог думать об убийстве. Ненависть казалась ему надуманной, а давний враг слишком ничтожным, чтобы стоить усилий. Если бы встречи с Петрой не были так редки он, пожалуй, и вовсе отказался бы от преследования Алексия.
Но проходило время, и жажда мести брала верх.
Алексий по-прежнему скрывался за стенами русского подворья, и покидал оплот только в сопровождении полудюжины монахов, которых новгородец вряд ли сумел бы одолеть даже при помощи изощрённой хитрости. Его же новые друзья не спешили помогать, видимо, надеялись использовать Алексия в какой-нибудь очередной политической игре.
В этот раз, Скоморох разозлился всерьёз и высказал зашедшему проведать его Трифону всё, что думает о подобном товариществе.
– Вашим интригам конца не видно, – заявил он. – Вы тут вечно можете копать под своих патриархов и императоров, под димархов и митрополитов. А пустячного священника из варварской страны сковырнуть не хотите. Тоже мне, братство.
Товарищ задумался, но ответить не успел. В комнатушку ворвался Дед.
– Собирайтесь, уходим!
Трифон, не задавая вопросов, бросился прочь. Скоморох заподозрил, что тот просто-напросто нашёл удобный повод улизнуть от разговора.
– Куда? – спросил он лениво. – По какому делу? Надолго ли?
– Совсем уходим, – сказал Дед, теряя терпение. – Хватай шмотки и на выход! Поспеши, потом объясню.
Дед убежал. Новгородец побросал в сумку пожитки. Благо, вещей скопилось с гулькин нос и ему не пришлось размышлять, что взять с собой, а что бросить.
Оказалось, что уходили не только они. Весь дом стоял на ушах. Люди вынимали из углов и тайников какие-то узлы, свёртки, стаскивали вниз, где всё это добро перенимали товарищи и уносили во тьму.
Внизу Скоморох вновь столкнулся с Трифоном. Хотел расспросить о причинах поспешного бегства, но мальчишка, что встречал людей перед выходом, поторопил их, указав тропинку, которая вела через сад.
– Сюда, до Хлебной улицы… дальше пробирайтесь сами.
От снующих людей заросший сад шуршал, словно его поедали полчища саранчи.
– Мы порой меняем логово, – пояснил Трифон, когда они уже шагали по улице. – Вокруг полно доносчиков и шпионов. Равдухи переловят нас, если мы не будем время от времени путать следы.
– Куда же теперь? – Скоморох осмотрелся и понял, что они идут к старому городу.
– Увидишь, – спутник загадочно улыбнулся.
Да, Скоморох увидел.
– Дворец? – удивился он, разглядев здание, вернее целый квартал больших примыкающих друг к другу построек.
– Да. Большой императорский дворец. После того, как в городе хозяйничали латиняне, многое лежит в руинах. Восстановили далеко не всё. Не только дома торговцев и знати остались развалинами. Даже великие палаты большей частью заброшены и пусты. Здесь-то мы и укроемся. Вряд ли они скоро прознают, что мы в двух шагах от Софии и в трёх от Претория.
Действительно, одно из крыльев старого дворца оказалось совершенно покинутым. Его никто не охранял, что, конечно, сказалось на сохранности. Все украшения были содраны, утварь разворована. В стенах зияли дыры. Дерево разобрали на топливо, железо на переплавку и перековку и только камень не сумели растащить – слишком уж тяжелы блоки.
Несколько дней ушло на обустройство нового убежища. Скомороху досталось помещение куда лучше, чем в прежних развалинах. По крайней мере, здесь не было такого сумрака и едкой пыли.
Когда суматоха спала, Скоморох отправился к Трифону. Он желал продолжить прерванный разговор.
Разыскать товарища оказалось не так то просто. В своей комнатушке он появлялся от случая к случаю, а в закоулках дворца Скоморох мог блуждать целую вечность. Палаты императоров ещё ожидали благодарного исследователя.
Ему повезло. В большой зале, которую сумконоши отвели для своих бесчисленных совещаний, Трифон разговаривал с гостем. В собеседнике Скоморох узнал портового чиновника. Того самого серба, который попытался уязвить его в день приезда.
Новгородец тихонько присел в сторонке. Начало разговора он упустил, но и без этого можно было легко догадаться, что шёл тот об очередном заговоре против властителей.
– Сотни попрошаек на улицах и площадях, сотни мальчишек – наши глаза, уши, языки, – убеждал собеседника Трифон. – Нас предупреждают об опасности, собирают сведения. А когда нужно – распространяют их. Мы можем наводнить Город слухами за считанные часы. Подавится ли император костью в постный день или возляжет с любовницей, горожане тотчас узнают об этом.
– Не так быстро, как тебе кажется, – возразил серб. – Почему бы вам не расписать стены призывами свергнуть императора или кого-то из его чиновников?
– Это всё в прошлом, – вздохнул Трифон. – Грамотных людей становится с каждым годом всё меньше. Империя уже далека от расцвета. Кто сможет прочесть надписи, кроме самих тиранов?
– Глупости. Призывы на стенах пишутся не для простых людей, а как раз для тех самых тиранов.
– Что-то я не вникаю…
– Надписи раздражают власть. Заставляют её действовать. Грубо, впопыхах, чувствуя за спиной топор, которого на самом деле ещё и нет. В свою очередь это вызывает раздражение людей, и они начинают бунт безо всякого умения читать, – Серб усмехнулся. – А то и начнут учить грамоту, исключительно чтобы прочесть, что же там такого крамольного понаписано.
– В любом случае, нашему делу это мало поможет, – Трифон поднялся и, только теперь заметив Скомороха, добавил. – Я скоро вернусь.
Когда повстанец покинул залу, портовый чиновник с любопытством посмотрел на новгородца. Прищурился, напрягая память, но так и не вспомнил.
– Я тебя где-то встречал, – сказал Драган. – Ты кто?
– Ещё один нищий с севера, – напомнил Скоморох.
– А-а, – протянул чиновник и улыбнулся. – Значит, я угадал тогда, раз ты примкнул к сумконошам.
– Я смотрю ты тоже здесь. Стало быть, и я не ошибся.
Драган смутился лишь самую малость.
– Мои дела требуют не брезговать никакими союзниками.
Скоморох махнул рукой.
– Не бог весть какие союзники.
– Почему же?
Он решил поделиться своими заботами. Слово за слово, выложил всю предваряющую его прибытие в Константинополь историю. Рассказал о прежнем своём хозяине Калике, о его борьбе с московским викарием и странной смерти. Припомнил, кстати, и пренебрежение серба к русскому посольству.
– Ты тогда и их принял за нищих. Но Алексий притащил с собой столько серебра, что уже купил половину чиновников, а другая половина слюнями исходит в ожидании собственной доли. Смена патриарха произошла не без его участия.
Он задумался.
– Мне одному с такими зверями не сладить. А от этих бродяг помощи ждать… мхом обрастёшь.
– Хочешь, я переговорю с ними? – предложил Драган. – Ребята увлекаются борьбой, но не всегда понимают, где вернее ударить. А ты в свои просьбы вкладываешь слишком много личного, вместо того, чтобы объяснить пользу для общего дела. Никто не пойдёт за тобой ради мелочной мести, но подгадить правителю, пусть и далёкой страны, они завсегда готовы.
Видимо Драган имел определённый вес у повстанцев, видимо умел находить нужное слово. Не прошло и недели как Трифон, отозвав Скомороха в сторонку, заявил:
– Мы проследили за попом. Один он в городе не появляется, посему на улице его не возьмёшь. Но ночью подворье остаётся почти без охраны. Монахи разбредаются по делам, а из тех, кто остаётся, большинство спит. Думаю единственная возможность покончить с твоим врагом, это застать его врасплох в собственном логове.