Разные уголки Руси. Октябрь 6862 года
Марийский князь вёл коня по улочкам разорённого города. Вестовые шли в нескольких шагах позади, готовые в любой миг передать приказ сотникам. Всюду стелился дым от горящих домов и построек. Осаждающие баловались зажжёнными стрелами, а луки марийцев были слишком коротки, чтобы отогнать наглецов от стен. Свободные от перестрелки воины сбивали пламя, затем обыскивали уцелевшие дома, запихивая в седельные сумки самое ценное – серебро и соль. Местные жители прятались в подполах и сараях. Борода не собирался устраивать резню, но горожанам об этом не сообщили. Поэтому тушить пожары приходилось самим марийцам.
Князь был мрачен. Он удерживал Галичскую Соль уже неделю. Удерживал вместо того, чтобы, объединив силы с соседями двинуться дальше. Набег на соляные промыслы был лишён смысла, если оставить в покое сам Галич, не разгромить его дружины. Не ради разграбления князь вывел парней из леса. Но обещанная помощь не пришла, и о дальнейшем продвижении пришлось позабыть. Мало того, враг приводил под городок всё новые и новые сотни, и казалось, его совсем не беспокоили на других границах.
Куда же подевались союзники? Где сгинули все эти дружины, которые только недавно переполняли Городец, обещая смести любого, кто решится заступить им дорогу. Какая сила способна поглотить такое скопление воинов? Гонцы не вернулись. Все дороги вокруг промыслов уже перехвачены вражескими разъездами и заставами.
Что-то в замыслах Константина пошло не так. Суздальский князь не из тех, кто предаёт друзей, или показывает спину врагу, не попытавшись принять бой. Он слишком много вложил в этот союз. И средств и сил и времени. Второй подобной возможности у Константина не будет, а значит, произошло нечто серьёзное.
Удерживать Солигалич дальше было безумием. Со дня на день враг соберёт достаточно сил для приступа, а марийцам негде взять подкреплений. Здешние леса только прозываются мерскими. Родичи давно покинули их, а до земель Поветлужья слишком далеко, чтобы рассчитывать на подмогу.
Князь приказал уходить этой ночью. Забирать добро и уходить.
Ольгерд взял уже несколько городков на пути к Киеву. Черниговские, Брянские земли лежали у его ног. Один хороший бросок отделял его войско от древней столицы. И тут до дружины стали доходить вести о неладах на востоке. Сперва отрывочные, о смерти стародубского князя и замешательстве в рядах союзников. Затем, как гром, пришла новость о падении Мурома, а следом слух и о пленении Юрия.
Всё пошло наперекосяк. Князья умирали, как мотыльки на огне. Подлинной причины такого мора не знал никто. Говорили о проклятье, но без подробностей. Ни одна битва не забирала стольких великих людей, как это непонятное проклятье. Сам Константин Васильевич, по слухам, слёг и находился при смерти. Слаженный удар союзников развалился на множество мелких тычков, не способных решить дело.
В двух шагах от Киева князь развернул дружину.
Отцовский замысел расползался, словно гнилая тряпка. Союзные дружины бродили по Руси потеряв единство замыслов. Войскам не хватало объединяющей силы. А Борис, затворившись в Городце, не смел нарушить запрет отца.
Он трижды принимал решение о выступлении и трижды отменял приказ. Издёрганные воины роптали, но подчинялись. Тимофей, как умел, успокаивал их. Говорил, что время ещё придёт и кровищи хватит на всех.
Причина всех бедствия сама явилась под стены Городца.
– Священник и несколько монахов приближаются к городу, – доложил посыльный с заставы.
– На башню! – распорядился Борис.
Он уже давно продумал, чем встретит давнего недруга.
Лучники выпустили несколько стрел, предупреждая прохожих о нежелании князя видеть их в числе своих гостей. Однако священник пренебрёг намёком.
– Отправим ему более внятную весточку, – пробормотал Борис.
Мощный осадный самострел был взведён и нацелен. Юный князь устроился поудобнее возле орудия и бросил, не оборачиваясь.
– Стрелу!
Тимофей развернул тряпицу.
Некогда этой стрелой Бориса едва не убили на муромской дороге. С тех пор её хранили, как напоминание о коварстве врага, а возможно и как улику.
Борис вложил стрелу и, поправив прицел, нажал спуск.
Земля брызнула в двух шагах от священника. Он на мгновение замер. Два монаха из его окружения натасканными псами метнулись вперёд и, выкопав снаряд, поднесли хозяину. Алексию хватило короткого взгляда, чтобы узнать стрелу.
С башни увидели, как священник повернул назад.
– Вот так-то, – буркнул Борис.
– Он узнал её, – тихо сказал Тимофей. – Но это значит…
– Сокол был прав. Это Алексий подослал убийцу.
Единственный человек, который мог бы, наверное, изменить ход событий, сейчас даже не имел возможности по-человечески справить нужду.
В монастырском узилище было холодно и сыро. Грязную яму постоянно заливало дождём, и порой приходилось стоять часами по колено в воде, пока та не уходила сквозь глинистый пол. Хороший ливень мог бы наполнить яму до краёв, а узник не имел возможности бороться за жизнь – руки его оставили крепко связанными.
Рот, правда, освободили. Вот только не с кем было здесь разговаривать – пленников рассовали по разным ямам. Руки же не распутывали даже во время кормёжки. Воду подавали в ковше на длинной ручке, а еду – нанизанной на прут. Сущий зверинец. Но больше всего Сокола раздражало отсутствие отхожего места. Местная братия даже не подумала чистить яму, и та быстро наполнилась вонью.
Кроме пухлых рож сторожей, он мог наблюдать только небо. Оно с каждым днём менялось. Всё меньше оставалось в нём синевы, всё больше прибавлялось осенней грязи. По ночам становилось холодно. Огня он развести не мог, чаровать тоже. Чтобы как-то согреться, Сокол заставлял тело мелко дрожать.
Если закрыть глаза (и нос) на скотское содержание, плен не особенно тяготил Сокола. Напротив, его настроение поначалу даже поднялось. Плен? Эка невидаль! Плен явление земное и понятное. Зато угроза перерождения мимо прошла. В своей собственной шкуре чародей остался, что может быть сладостней? А то, что шкуре этой грозит быть побитой, совсем не беда.
Сокол размышлял. Холодными ночами это было единственным развлечением.
Ему сохранили жизнь. Вопрос, зачем? В милосердие врагов он не верил. Ледар обмолвился, что в чародее возникла нужда у хозяина. А колдун служит викарию. Значит, нужда возникла у священника. Да Ледар и не посмел бы притащить пленника в монастырь, не имея на то указаний свыше.
Московский колдун хранил молчание. Лишь иногда наблюдал злорадно за пленником во время кормёжки.
Правда, вот уже дня три Ледар и его люди не появлялись. Еду и воду теперь спускали обычные монахи, у которых пойманный чародей вызывал суеверный ужас пополам с ненавистью. Вряд ли они до конца понимали, кого именно судьба забросила в их обитель. Алексий не имел привычки посвящать исполнителей в частности, а Ледар для монастыря был таким же поганым извергом, как и сам Сокол.
Чародей попытался заговорить с охранником, но тот шарахнулся от ямы, словно его искушал сам дьявол.
– Трепещите, безумцы! – не удержался Сокол от мелкой шалости. – Возмездие близится! Вижу смердящие трупы и пустые глазницы. Слышу пир воронья и хохот демонов…
Ему, видимо, удалось подстегнуть страх монаха. Наверху пискнуло, а затем, прошлёпав по лужам, шаги удалились. Сокол рассчитывал, что будет услышан Меной или Варашем, но отклика от них не последовало. Ну, хоть монашека пуганул и то забава.
Глава XLV. Тупик
Поветлужье. Октябрь 6862 года
Найти Сокола оказалось куда сложнее, чем гнаться за московским священником. Чародей заметал следы даже тогда, когда в этом не было особой нужды. Просто по привычке. А Тарко не обладал даром, чтобы обнаружить путь товарища с помощью ворожбы. Ему приходилось пробираться на ощупь, доверяясь собственному наитию и ненадёжным слухам.
Обитатели лесных сёл не отличались болтливостью. Они не спешили делиться сведениями с незнакомцем, даже когда вполне убеждались, что парень из Мещеры действительно ищет чародея исключительно для его же блага.
Но и в отказах при желании и терпении можно уловить нужный намёк. Порою отрицательный ответ сопровождался особым выражением лица, едва заметным движением руки или головы, что превращало «нет» в «да». Подобные маячки, а также услышанные краем уха обрывки чужих разговоров постепенно сложились в довольно ясное представление о пути чародея.
Ключом к разгадке стали разрытые курганы правителей и разворошенные могилы древних воинов. Наткнувшись на них пару раз и сопоставив вытянутые из людей сведения, Тарко стал искать потревоженные могилы осмысленно. Он не понимал причин столь странного занятия его друзей и довольствовался тем, что угадывал их продвижение.
Затем разорение могил вдруг прекратилось. Следы чародея и его спутницы терялись на Ветлуге.
Юноша пришёл в отчаяние. Отправляясь на поиски Сокола, он пожертвовал слишком многим. Великих терзаний и сомнений стоило ему не броситься вслед за Вияной. Сердце разрывалось между любовью и долгом. Он выбрал долг. Что теперь стало с девушкой, да и вообще с его родными местами, Тарко боялся и представить. Если княжна не успела предупредить отца, Кавану и Вармалея, то возможно, Мещёрск разделил участь Мурома.
Он выбрал долг, но как раз его-то исполнить не смог. Сокол пропал.
Подумав как следует, припомнив разрытые могилы, Тарко вдруг понял замысел Сокола и, в конце концов, пришёл к мысли, что не имея успеха с древними, чародей попытается разыскать виновника всех его бед.
Юзур больше не походил на дерево. Ожил. Он не стал молчать или темнить и подтвердил догадку.
– Старик был здесь с какой-то девицей. Отправился искать пещеру Вараша. Я остерегал его от этого шага.
– Почему?
– Тёмные силы стоят за Варашем. Как бы не был силён твой друг, но живому не так-то просто преодолеть силу мёртвых.
– Мне кажется, Сокол сомневался, будто Вараш умер. Я должен заглянуть в эту пещеру и проверить всё сам.
– Должен?! – Юзур разозлился. – Вы там, в Мещере, совсем утратили разум. Вы, верно, считаете могилы хорошим местом для праздных прогулок.
Тарко насупился.
– Я всё равно отыщу пещеру. Только потеряю куда больше времени. А время сейчас бесценно.
– Мальчишка! Ты не способен защитить себя даже от пакостей мелких хиртов, а собираешься сунуть голову в улей.
Юзур задумался.
– На чём основано твоё убеждение, будто Вараш жив?
– Сокол, как мне кажется, искал тех, кто уснул. Но, потерпев неудачу, вспомнил о кугураке.
Колдун прошёлся несколько раз из угла в угол.
– Хорошо. Я подскажу тебе, где найти пещеру.
Преодолев страх, Тарко шагнул в каменную пасть.
Пещера оказалась пуста. Ложе было покинуто, как показалось юноше, в большой спешке. У подножья лежал огарок свечи с застывшим на воске отпечатком пальца. Судя по небольшому размеру отпечатка, свечу держала Мена. Сокол стоял рядом, а Вараш поднялся с ложа вот здесь. Нашлись и другие следы, но Тарко не смог определить их хозяев. Сподвижники Вараша, хранители его сна? Возможно, хотя Юзур не обмолвился ни о каких товарищах Кугурака.
Стало быть, чародей, а вслед за ним и Тарко угадали с мнимой смертью старейшины. Но что дальше? Одолел ли кто-то из колдунов другого, или они покинули жуткую пещеру в добром здравии и полном согласии? В любом случае остаётся неясным, куда они потом направились. Скалы и река надёжно скрывали ответ.
Тарко вернулся в хижину Юзура и рассказал колдуну о том, что нашёл в пещере, но главное, о том, чего там не нашёл. Тот вроде бы вовсе не удивился пропаже, а насчёт лишних следов задумался.
– Нет, я не слышал, чтобы кто-то опекал старика. Всё это странно.
Поиски зашли в тупик. Иных зацепок у Тарко не нашлось. Оставалась единственная возможностью – вновь разыскать Алексия и, тайно следуя за ним, выжидать, когда тот приведёт к чародею. То, что два давних врага рано ли поздно столкнуться, Тарко не сомневался. Сомневался он в своих силах, ведь Сокола нужно предупредить об опасности заранее, иначе теряется всякий смысл его долгих поисков.
После более чем прохладной встречи под Городцом, митрополит понял – его противники прознали о проклятье. Он и не думал, что удастся бесконечно морочить князьям головы, но всё же рассчитывал снять под шумок порядочное их количество. После Городца он собирался двинуть в новгородские земли, а затем и в Литву, чтобы там достать последнего из великих соперников Москвы. Теперь это лишалось смысла. Ольгерд не Борис. Он не станет предупреждать недруга стрелой, а с большим удовольствием всадит её прямо в сердце.
Замысел пришлось изменить. Теперь, когда проклятие нельзя больше использовать в качестве оружия, от него необходимо поскорее избавиться. И тут вся надежда была на Ледара, который обещал поймать мещёрского чародея. В том, что Сокол сможет распутать проклятье, Алексий сомневался, но другого выхода не видел. Разве только возвращаться в Царьград и начинать поиски там.
Он повёл монахов той самой былинной тропой, по которой когда-то ордынский царь отправился на поиск сокровищ. В конце Батыя ждало разочарование, и Алексий теперь размышлял, что уготовано ему. Наверное, впервые священник усомнился в правильности избранного пути. Не Батыеву тропу он, конечно, имел в виду, но дорогу всей жизни.
Возможно, он ошибся, отнеся нижегородских князей к врагам. Он поставил на Дмитрия, на младенца, которого ещё предстояло привести к власти над Русью, что само по себе было трудной задачей. А Константин и его сыновья уже в силе. И по большому счёту ничем не хуже его ставленника. Решительности им не занимать. Они способны и без него, без Алексия, разобраться и с ордой и с погаными племенами.
«Без него» – вот, пожалуй, ключевые слова. Не нуждаясь в особом покровительстве церкви вообще и его, Алексия, в частности, они в грядущем отведут вере место на задворках политики.
Нет. Прочь сомнения. Нужно придерживаться однажды избранного пути. Даже если те на кого он поставил, не так хороши.
Под Городцом Тарко ухватил ниточку и теперь, пробираясь за митрополитом старой тропой, изводил себя сомнениями. Чем более спокойными выглядели враги, тем больше накатывала на юношу безысходность. Что если он опоздал? Что если поп уже добился своего и сгубил всех кого желал, а Сокол давно покоится в болотах?
Его отчаяние достигло той степени, когда любой безрассудный поступок воспринимается как освобождение от неподъёмного груза ответственности. Он готов был уже вступить в схватку со священником и его шайкой. Готов был погибнуть в неравном бою.
За спиной послышался шум. На тропе появились три всадника.
Подобное внезапное появление овд давно уже стало длядрузей Сокола обычным делом. Но третьему всаднику Тарко удивился. На старом гнедке восседал бывший воевода Малк, по прозвищу Заруба. В Мещере его не видели уже несколько лет. С тех пор, как тот покинул службу у князя и ушёл к овдам.
– Это моя сестра, Лэсти, – представила Эрвела спутницу.
Тарко узнал девушку. Именно её спасли вурды во время памятного сражения с ордой под Сосновкой. С тех пор Лэсти не в пример большинству сестёр стала помогать людям.
– Мы знаем, где найти Сокола.
Тарко облегчённо выдохнул.