Константинополь. Ноябрь 6862 года
Дело куда дольше дожидалось очереди, чем рассматривалось. Логофет решил его в пользу мещёрцев, не потратив на слушания и четверти часа. Мелкий вопрос среди сотни подобных, был доложен чиновниками под нужным углом, и логофет тут же утвердил заранее подготовленное решение. Уже через час Драган явился к кораблю, размахивая точно знаменем победы грамотой со свинцовой печатью.
По случаю окончания тяжбы, мещёрцы устроили большую пирушку. Дабы не оставлять без присмотра ценный груз, собрались прямо на берегу возле портовых складов. На костре жарили барана и птицу. Принесли вино для людей, и пива для вурдов. Пригласили выпить за успех дела и портовых служащих, и воинов вместе с десятником. За время вынужденной стоянки сдружились со всеми, а многих знали по именам.
Пришёл и Скоморох. Он выглядел мрачным, но от кружки вина не отказался. Пил он мелкими, но частыми глотками, как закоренелый пьянчуга. Выпив, присел у костра рядом с Ушаном. Вурды, относящие всякое мясо кроме парного к падали, набили брюхо хлебом и пивом и теперь лежали у самого склада, довольно почёсывая животы. Драган шептался о чём-то с Рыжим. Ставрос расспрашивал Чуная о его родине. Прочие вернулись к мечтаниям.
– Завтра на торжище товар сбросим и домой! – произнёс Ондроп.
– Эх, вот когда погуляем! – поддержал его Лоч.
Рыжий с раздражением отметил, что товарищи вновь взялись за старое. Сколько раз уж говорено: Запросто продать пряности не получится. Грамота логофета касалась мёда и воска, пошлину они заплатили за мёд и за воск. Только такой товар и можно в открытую предлагать. Сговариваться о настоящем грузе следует подальше от торга, в трактире или ещё где. А из-за тяжбы они так и не нашли нужных людей.
Впрочем, праздника испортить это не могло. В сравнении с тем, что уже пришлось одолеть, дальнейшие хлопоты представлялись пустяком. Рыжий набил руку в подобных делах, да и купцы последние три недели не зря ошивались среди торгового племени. Не завтра, так через день-два всё устроится.
Изрядно выпив, попытались горланить песни. Затянули каждый на свой лад, не понимая друг друга. Кто по-гречески, кто по-мещёрски, кто по-русски. Но что за радость вразнобой петь? А потому скоро бросили это дело. Вернулись к тихим разговорам. В порту воцарилось пьяное благодушие.
Власорук с тупым любопытством наблюдал, как комар запутался в густых волосах на руке, пытаясь пробраться к коже. Оплошал комар. Дичью ошибся. Но мозгов не хватало в другом месте поживы поискать. Ближе к зиме комар пошёл квёлый.
– Вон Ромка возвращается, – заметил Быстроног. – Чего-то к земле припадает, видно, скрутило его от вина этого кислого.
– Тебе уже мерещится, – усмехнулся Власорук, задавив комара. – Рыжий вон он сидит, с мытарем имперским болтает. И вино ему хоть бы хны.
– Хна горькая, – заметил Быстроног. – А похож он на Ромку-то.
– Да кто?
– Вон, вдоль стены ползёт. Упился человек дальше некуда.
– У меня, что в глазах двоится? – нахмурился Власорук, протирая глаза тыльной стороной ладони.
– Скорее четверится. Да нет, – Быстроног вдруг стал совершенно трезв, и потянулся к ножу. – Чёрт! Сколько же их лезет?!
Бражников застали врасплох. Полтора десятка головорезов прокрались вдоль стены, и неожиданно бросились на мещёрцев.
Вурды не успели поднять тревогу. Они взметнулись, вытащив ножи, но прокричали что-то невнятное. Остальные ещё некоторое время соображали, что же случилось – драку кто затеял по пьянке или в воду свалился?
Пользуясь замешательством, нападающие ворвались в пьяное лежбище. Костёр зашипел, затрещал от упавшего на угли жирного мяса. Полыхнул на миг и густо задымил вонью.
Ставрос рванул к воротам, поднимая на ходу тревогу медвежьим своим рёвом. Но большинство его воинов пьянствовало вместе с гостями, и теперь металось среди них, только усиливая суматоху. Немногие дозорные высыпали к бойницам. Луки оказались только у двоих, однако и они не решились стрелять без приказа. Да сверху и не разглядеть было, кто свой, кто чужой. А пока десятник поднялся на стену, возле складов возникла такая мешанина, что бить прицельно стало вовсе невозможно.
– Чёртово ворьё! – заорал Рыжий, вступая в схватку.
Он бросился к складу, где хранился груз, но его перехватили и оттеснили к берегу. Туда же отступили чиновники и несколько мещёрцев. Златопузый сжимал кинжал, который был скорее украшением, нежели серьёзной угрозой, серб орудовал клинком, а северяне оказались вовсе без оружия. Кто-то полез на корабль, кто-то поднимал с земли обломки вёсел и старые доски с обшивки.
– Фрязи? – бросил Рыжий Драгану. Тот кивнул.
Нападавшие не трогали чиновников. Видимо, не желая ссориться с властью, они лишь удерживали толстого грека, юркого серба и всех, кто оказался подле них, в стороне от складов. С остальными не церемонились. Рыжий видел, как повалили на землю вурдов, ножи которых не смогли помочь против длинных дубин, а пьяный шум в голове притупил сноровку.
Ставросу удалось построить полдюжины копейщиков, и они разом высыпали из ворот, разворачиваясь дугой. Десятник опоздал самую малость.
– Дромон! – крикнул сверху дозорный.
К генуэзцам подошло подкрепление. Отвлечённые стычкой стражники заметили его слишком поздно. Корабль уткнулся в берег, и с него попрыгали люди. Много людей. Рыжий насчитал полсотни. Прикрываясь щитами, они перебежками двинулись к складским постройкам. Лучники ударили со стен, но щиты не пробили.
Превосходство опять оказалось на стороне латинян. Мещёрцы, кто ещё устоял на ногах, частью отступили к воротам, частью к ладье, а налётчики принялись сбивать замок с дверей склада. Они не тратили время на поиски, явно зная заранее, где искать.
Склады – не частная лавочка. Тут уже попахивало государственным преступлением. Ставрос рыкнул, призывая воинов. Копейщики понемногу стали надвигаться, тесня генуэзцев обратно к берегу. Но было уже слишком поздно. Передавая из рук в руки, корчаги ловко погрузили на корабль, и тот сразу же отошёл. Те же из латинян, что остались на суше стали отступать вдоль стены.
– Стоять! – осадил Ставрос копейщиков, которые бросились было в погоню. – С куртины не уходить!
– Я прослежу за ними, – крикнул серб Рыжему и скрылся в воротах.
– Если в Галату они ушли, то конец сказке… – произнёс, отдуваясь, Златопузый. – Там их не достать ни судом, ни ответным набегом. Там они считай дома.
Рыжий ругался, на чём стоит свет. Купцы растеряно обозревали побоище. Ставрос ходил хмурый, рявкая на подчинённых. Он ожидал неизбежной выволочки от начальства за очередную тревогу.
Скоротечная сшибка обошлась без жертв. Убитых не было ни с той, ни с другой стороны. Собственных раненных латиняне, видимо, уволокли, мещёрские остались лежать на земле. Вурдов изрядно помяли, но волосатых приятелей оказалось не так-то просто выбить из строя.
– Вот же похмелье какое образовалось, – Быстроног сжимал руками гудящую голову.
Власорук постанывал рядом. Больше других, как всегда, получил Лоч. Ему вновь сломали руку и пробили голову.
Ушан принёс с корабля сумку с лекарскими припасами. Помогая раненным, он ворчал, что в суматохе боя обронил где-то кинжал, подаренный Соколом.
Люди ещё не оправились, как к берегу подошла лодка. Из неё выскочил смуглый человек. Ещё пятеро остались сидеть на вёслах. Человек был безоружен, и никто не чинил ему препятствий. На генуэзца он походил мало, да и защищать мещёрцам теперь было нечего. Лишь Ушан неожиданно вздрогнул и, продолжая возиться с Лочем, следил исподлобья за гостем.
Тот подошёл к распахнутым дверям склада. Постоял задумчиво, словно принюхиваясь. Бросил взгляд на вурдов, на Ушана, на Рыжего. Так ничего и не сказав, вернулся к лодке.
– Это ещё, что за черти? – ругнулся Рыжий.
– Кто бы ни были, они опоздали, – произнёс Ушан.
Серб вернулся через час.
– Они перевезли ваши горшки в Генуэзский квартал, в дом магната Пелцони. Делец ещё тот. Не столько торгует, сколько разбойничает на морях и дорогах. Он-то и стоит за нападением.
– И всё это ты узнал только что? – удивился Рыжий.
– Кое о чём узнал раньше. Община судилась с вами, но Пелцони стоял за её спиной. Сейчас я лишь проверил подозрения.
– Мы сможем отбить товар?
– Не думаю, что это будет легко.
Серб задумался.
– Вот что. Обождите пока здесь. Попытаюсь связаться с друзьями. Они поддержат, если я смогу убедить их.
Он появился вновь ещё через час. Весь взмыленный, будто обежал полгорода.
– Нас поддержат. Но выступать надо прямо сейчас, потом не так-то просто будет пробиться к нужному дому. И ещё, возле ворот Неория начнётся заварушка. Если мы пойдём там, то можем увязнуть в схватке.
– Не беда, пойдём В'арварскими, – предложил Быстроног. – Самые те для нас ворота.
Рыжий только диву давался, откуда вурды так знают город, почти не бывая в нём.
– Они не В'арварские, они Варв'арские, – поправил серб. – Но, пожалуй, ты прав. Будет немного дальше, зато наверняка.
К ватаге присоединился Скоморох и оба мытаря (Златопузый удивил всех, кто знал его, как трусливого жирного борова). Своих «кондратов» Ставрос не отпустил. Его шея и так чесалась в ожидании нагоняя.
Северяне прошли военной дорогой, что вела под самой стеной, по задворкам иноземных колоний. Возле ворот Неория, они повстречали толпу в полста человек. Вооружённые чем попало, горожане полны были решимости отомстить, хотя мало кто понимал, в чём именно заключался повод.
В предводителе Скоморох узнал Трифона.
– Вот, собрал, кого успел, – сказал тот. – Мальчишек разослал по норам, чтобы сообщили остальным. Но не думаю, что народ быстро поднимется.
– Нам нужно четверть часа, чтобы выйти с другой стороны, – сказал серб.
– Лады, – кивнул Трифон и осадил готовых уже к бесчинству людей.
– Брже! Брже! – подгонял Драган, от волнения перейдя на родной язык.
Мещёрцы припустили бегом, и добрались до места даже раньше оговоренного срока.
У серба кругом были знакомые. На воротах святой Варвары десятником служил очередной его приятель, который согласился закрыть глаза на вооружённый отряд.
– Валяйте, – сказал он равнодушно и добавил с улыбкой. – Задайте им жару.
Приказав оставить ворота открытыми, десятник услал всех копейщиков на стены.
– Подождём, пока не начнут парни Трифона, – предупредил Драган.
Отряд затаился. Слышалось тяжёлое пыхтение Златопузого, шёпот вурдов и глухие стенания Ондропа. Когда от ворот Неория долетел шум начавшейся схватки, серб махнул рукой.
– Пошли!
Они ворвались на узкие улочки генуэзского квартала, как стая опытных крыс. Держа оружие наготове, не спешили пускать его в дело. Редкие прохожие разбежались, их никто не преследовал. Все молча устремились за сербом, который указывал короткий путь к дому магната.
Нападение получилось внезапным. Местная стража, годная лишь призывать к порядку пьянчуг, оказалась не в состоянии дать отпор слаженному удару. К тому же часть стражников к этому времени умчалась на другой конец городка, а те кто остался, завидев мещёрцев, позорно бежали. На ходу они поднимали тревогу, но, не успевая толком объяснить соплеменникам истоки угрозы, только усиливали воплями всеобщую суматоху.
На шум из домов выскакивали вооружённые люди. Большей частью здесь проживали не какие-то там пугливые обыватели, но люди, побывавшие в схватках: моряки, торговцы, их охранники, наёмники-кондотьеры. Однако, не ведая причин переполоха, большинство поспешило на шум к воротам Неория, остальные поначалу метались по переулкам без всякого толку.
Тем временем, мещёрцы прошли квартал без боя почти насквозь, и только возле нужного дома вышла заминка.
Его обитатели, угадав, кто стоит за тревогой, успели подготовиться. Улицу перегораживали поваленные на бок повозки. За ними укрылась около дюжины вооружённых луками латинян. Ещё пара десятков лучников затаились на крыше большого дома, который слишком уж походил на крепость, ощерившись каменными зубцами и башенками с бойницами.
Стрелы заставили мещёрцев остановиться. Доспехов ни на ком из них не оказалось и пришлось отступить за ближайшие дома.
– Проклятье! – ругнулся Рыжий, выглядывая из-за угла. – Что будем делать?
Мещёрцы тяжело дышали. Чтобы не подставляться под стрелы, они приникли к стене углового дома.
– С луками у нас четверо, – доложил Тарон. – Вряд ли они сделают здесь погоду.
– Можно попробовать обойти с боку, – предложил Скоморох, неопределённо махнув в сторону соседнего переулка.
При этом он высунулся из укрытия, и чуть было не схлопотал стрелу. Наконечник лязгнул о мостовую в пяди от его плеча.
– Там, думаю, то же самое, – Драган покачал головой.
– Эти, прянщики… – Власорук щёлкал пальцами, подбирая слово. – Приправщики… духмянщики…
– Душистики! – хохотнул Быстроног.
Затем повернулся к сербу и спросил:
– Как, говоришь, у вас пряности называют?
– Зачин, – улыбнулся Драган.
– Зачинщики, в лоб твою рать! – воскликнул вурд.
– Латиняне называют торговца пряностями кондиментарием, – заметил Драган с усмешкой. – Так же зовут и тех, кто любит попусту молоть языком.
Быстроног растянул рот до ушей, оценив подначку.
– Эти зачинщики, они же людей ждут, не вурдов… – вернулся к своим мыслям Власорук.
– Идея! – воскликнул Быстроног. – Мы с Власом пробьёмся. Напрямик! Один бросок, и будем уже под стеной.
– А дальше что? – возразил Рыжий. – Дверей вам с ходу не высадить. Тут таран нужен. А долго стоять под стеной не дадут. Перестреляют, как дичь.
Он показал на боковые бойницы выпирающих башенок.
– И через окна пролезть не получится. Они в решётках, да и высоковато будет. В рост человека сплошная стена… Крепость, чтоб её!
А шум со стороны ворот Неория нарастал. Сумконоши быстро разогнали стражников и двинулись в глубь квартала. Трифон знал, что делает. Его небольшого отряда вряд ли хватило бы для серьёзной схватки. Латиняне должны были вот-вот оправиться, и тогда нищему воинству мало бы не показалось. Поэтому первым делом Трифон напал на бараки и освободил гребцов. Генуэзцы до сих пор часто сажали на вёсла рабов. А поскольку в Константинополе работорговлю не жаловали, большей частью это были моряки или ордынские воины, что имели несчастье повстречаться на пути итальянских пиратов. Не мудрено, что все они спали и видели, как бы перехватить хозяевам глотки. Трифон дал им возможность исполнить месть.
Гребцы мигом похватали брошенное охраной оружие. Его на всех не хватало, и освобождённые рабы подбирали дубины, камни, всё, что попадалось под руку. Лишь малая часть людей предпочла сразу скрыться, большинство воспылало местью и хлынуло на улицы городка. Вместе с освобождёнными рабами, в квартале теперь бесчинствовало несколько сотен повстанцев.
Тем временем слух о наглом разбое генуэзцев быстро разошёлся по Константинополю. Подстрекаемая сумконошами беднота, разорённые торговцы, рыбаки поднимались повсюду и стягивались к латинским кварталам. Нападение на мещёрцев многие использовали, как удобный повод рассчитаться за собственные обиды.
Латиняне понемногу опомнились. Стали сбиваться в крупные отряды, перекрывать улицы. Тревога перекинулась и на другой берег залива. Лодки, а потом и корабли начали подвозить из Галаты подкрепление. Там плохо понимали, что за сила противостоит соплеменникам, однако действовали без промедления.
Генуэзцы попали в ловушку собственных притязаний и гордости. Они приложили столько усилий, чтобы получить полную независимость от столичных властей, что переусердствовали в этом. Их квартал, единственный из всех иноземных поселений, располагался за внешними стенами, что дало теперь людям эпарха повод не вмешиваться в беспорядки. Стражники, словно сидя на кафисме ипподрома, наблюдали за кровавым зрелищем со стен. Некоторые подначивали криками и тех и других, но большинство сразу взяло сторону смутьянов.
Воинам было на что посмотреть. Какие-то шайки носились по улицам городка, нападая на всех подряд без разбора. Освобождённые рабы находили дома бывших хозяев и мстили в первую очередь им. Всё новые и новые отряды подходили на помощь обеим сторонам. Война в квартале разгоралась.
Скоро она перекинулась и внутрь города. Народ, подошедший из трактиров, решил не утруждать себя проникновением через стену и принялся громить ни в чём не повинные кварталы Пизы и Венеции. Правильнее было бы сказать – неповинные в грабеже мещёрцев. Прочих же грехов и за их обитателями водилось изрядно.
В отличие от обособленного генуэзского квартала, внутри города нашлось много случайных прохожих, зевак, людей пришедших сюда по делам. Заражаясь всеобщей потехой, значительная их часть вливалась в ряды сумконош.
Стражники и теперь не спешили на помощь обывателям. Ведь на стены повстанцы не лезли, так чего ради прерывать бесплатное зрелище. А оно набирало мощь, шло на нескольких аренах сразу и воины могли выбирать, поглядывая со стены то на одну, то на другую сторону.
Среди лодок, приходящих из Галаты целыми стаями, одна, везущая чужестранцев, проскочила незамеченной, хотя смуглые лица её гребцов редко попадались в генуэзских отрядах.
Шестеро воинов сошли на берег. Вокруг бурлила толпа вооружённых людей, как здешних, так и подошедших на подмогу. Однако иноземцы, встав в сторонке, не присоединились к защитникам, и даже не обнажили клинков. Они разглядывали происходящее так, будто случайно попали на чужой праздник, не имея желания садиться за стол. Шестеро переглянулись. После чего один из них двинулся вперёд, распихивая взглядом людей, а пятеро его товарищей спокойно, даже с каким-то презрением, отправились следом. Подобно мрачным демонам, они молча рассекали возбуждённую толпу, и ни у кого из латинян не возникло желания заступить дорогу странному шествию.
Пройдя беспрепятственно половину квартала, равнодушно взирая на мелкие стычки, арабы неожиданно появились возле осаждаемого северянами дома магната. Рыжий узнал в них тех самых гостей, что появились в порту сразу после разбоя. Но сейчас ему было не до них. Мещёрцы как раз предприняли очередную попытку прорыва. Вурды, под прикрытием лучников в несколько мощных прыжков добрались до завала и обрушили сцепленные повозки на самих же защитников. Те отступили. Пока их соратники выцеливали с крыши наглых волосатых уродов, Ушан, Тарон и Рыжий, проскочив опасный участок, прыгнули под остатки завала. Следом побежали Драган и Златопузый. Но к этому времени латиняне уже опомнились, и в толстого грека попала стрела. Он взвизгнул, покатился по мостовой, а затем замер, лишь изредка всхлипывая от боли. Серб, будучи уже в безопасности, прикусил губу. Возвращаться на выручку было опасно. Грека нарочно не добивали, надеясь выманить из укрытия сердобольных товарищей.
Тут-то и вступили в дело арабы. Один из них грозно пропел какой-то клич, и все шестеро воинов разом вытащили клинки. Получилось красиво и звучно. Генуэзцы опешили. Их новый противник не прятался, даже не пригибался. Шестёрка смуглых демонов шагала в полный рост через площадь, презирая опасность, и угрожая вот-вот оказаться под самым домом.
Все наличные луки повернулись в их сторону. Выплюнув две дюжины стрел, они не причинили вреда арабам, зато позволили мещёрцам безбоязненно броситься вперёд.
И тут случилось страшное. Один из аравийцев, убрав клинок, вознёс руки, будто в молитве и выкрикнул что-то на своём языке. В недрах дома вдруг полыхнуло. Так мощно, что из щелей выбило мелкие камушки, а огонь обдал жаром подступающих к дому мещёрцев. Больше всех досталось вурдам. Шерсть на них задымилась и они, подпрыгивая на месте, хлопали друг по другу руками.
Рыжий на мгновение остолбенел, потом полыхнул не хуже аравийского волшебства.
– Какого чёрта! Там наш товар!
Он бросился к горящему дому, но огонь взметнулся ещё сильнее. Люди, что стояли на крыше, ломая ноги, принялись прыгать на мостовую. Те же, что скрывались внутри, видимо, задохнулись или сгорели заживо. По крайней мере, никто из них не показался на улице.
Рыжий с перекошенным лицом налетел на виновника пожара. Он что-то кричал, взывал к правосудию, грозил, проклинал. Араб взглянул на него и улыбнулся.
– Дело кончено, – сказал он по-русски.
Рыжий умолк. Гневно вздымая ноздрями, он не отводил от араба взгляд.
– Этот груз стоит куда больше, чем ты, Роман, воображаешь, – сказал «идущий по следу». – А кое-кто уже заплатил за него головой. Так что ты можешь считать себя в прибыли, так как вернёшься к семье целым и невредимым.
Ушан потянул товарища за край куртки.
– Пошли, – прошептал волхв. – С силой, что стоит за ним, тебе не сладить вовек.
Арабы, зловеще блеснув белками глаз, ушли.
– Да кто они такие? – возмутился Рыжий.
– Не знаю, – сказал Ушан. – Но и мне их не одолеть.
Помолчав, он буркнул:
– Проклятье, куда же делся кинжал?
Тарону в стычке распороли бок. Ушан заявил, что справится с этим легко. Рана грека оказалась совсем пустячной. Стрела задела ногу и причинила куда больше страха и боли, чем вреда. Когда Златопузому сообщили об этом, грек даже обиделся. Он-то уже представлял себя героем.
Остальные почти не пострадали, лишь малость поджарились во время приступа и, кашляя от едкого дыма, вытирали с глаз слёзы.
– Где Скоморох? – спросил Власорук.
Его приятель огляделся и пожал плечами.
– Только что здесь был. Пропал.
– Надо сматываться, – заявил Драган.
Рыжий рассеянно кивнул. Потеря груза его потрясла. Да и всех прочих мещёрцев тоже. Складно думать северяне сейчас не могли. Так что забота об отходе легла целиком на мытарей.
– Обратно через ворота мы вряд ли пробьёмся, – продолжил размышлять серб. – Заливом тоже не пройти. И лодку прежде захватить нужно. А это лишние хлопоты.
– Пойдём берегом, вдоль стены, – морщась от боли, предложил Златопузый. – Через Манганы. Я знаю, как там можно пролезть незаметно для стражи.