Сонджу — страница 16 из 45

Война. Июнь 1950 года

Это утро воскресенья ничем не отличалось от предыдущих. Все в доме спали. Сонджу проснулась от громкого испуганного голоса со внутреннего двора, быстро приближающегося к гостиной.

– Война! Война! Северная Корея наступает! – повторял мужчина.

Сонджу вскочила.

– Что?

Её муж отбросил одеяло, встал и помчался в гостиную, чуть не поскользнувшись в спешке. Сонджу последовала за ним. Через минуту в передней собралась вся семья.

Слуга из Большого Дома, задыхаясь и размахивая руками, кричал:

– Они напали этим утром!

Свёкор спросил спокойно:

– Расскажи подробнее. Откуда новости?

– Телеграмма из Сеула. От старшего сына хозяина. Хозяин отправил меня сюда.

Вторая Сестра подошла к Сонджу и прошептала:

– Война? Поверить не могу…

Когда Сонджу жила в Сеуле, она знала из газет, что партизанские стычки происходили ещё с 1945 года, когда провели границу вдоль тридцать восьмой параллели, но это никогда не выливалось в нечто большее. Теперь нация всё больше прислушивалась к постоянной антикоммунистической риторике Ли Сын Мана и его нежеланию видеть Корею разделённой. Было широко известно, что он хотел объединить Корею, но того же хотел и Ким Ир Сен на севере. Так что войне не стоило удивляться. И всё же новость застала её врасплох. Война! Сеул находился всего в сорока восьми километрах от границы с Северной Кореей. У Сонджу задрожали губы. Она прижала ко рту ладонь.

Брат её мужа отправился в Большой Дом, чтобы прочитать телеграмму. Вернувшись, он сказал семье, что телеграмма была датирована двадцать пятым июня 1950 года и в ней говорилось, что в четыре утра северокорейские войска действительно вторглись в Южную Корею.

Значит, это правда. Чинджу беспокойно переводила взгляд с матери на отца и обратно. Даже годовалый ребёнок, казалось, понимал, что происходит что-то плохое. Сонджу привязала Чинджу к спине и направилась на кухню. Скоро вражеские войска достигнут Сеула – всего через день или два, если их не сумеют остановить. Она никогда не видела войны: японцы сражались в другом месте, не на корейской земле, но она знала, как война выглядит. Она видела фотографии со Второй Мировой в журнале Life. Вся её родня жила в Сеуле. Куда её семья пойдёт, чтобы не попасться на пути врага? И что насчёт Кунгу и его матери? Было ли у них безопасное место, куда можно уехать?

Вторая Сестра спросила:

– Что нам делать? Мой младший брат – военный. Его призовут сражаться. Моя семья, наверное, ещё даже не слышала новости, – лицо её скривилось, будто она готова была расплакаться. В отчаянии она сказала: – Если бы я только могла их сейчас увидеть…

Весь день и вечер все в доме, даже дети, говорили мало, а когда говорили, голоса звучали напряжённо и тихо. Сонджу то и дело терялась в своих мыслях: приходя в себя, она обнаруживала, что остальные ходят по дому необычайно скованно и осторожно. Расфокусированные тревожные взгляды бродили по стенам, не направленные ни на кого в особенности.

Той ночью Сонджу цеплялась за мужа, радуясь, что он здесь, а не в Пусане.

– Насколько вы с братом останетесь?

– Зависит от того, как будет развиваться ситуация.

– Не мог бы ты, пожалуйста, сходить завтра утром на станцию и узнать, нет ли у начальника станции какой-нибудь информации о войне? – спросила она. – И о том, что рассказывают люди в поездах?

На следующий день он отправился на железнодорожную станцию и узнал, что вражеские войска продвигаются к Сеулу. На третий день он узнал, что Южная Корея разбомбила Ханганский мост в Сеуле, чтобы остановить продвижение Северной Кореи. На четвёртый день, 28 июня, он сказал, что Сеул пал.

– Сеул пал? Но моя семья…

Сердце Сонджу оглушительно колотилось. Перед глазами мелькали всевозможные ужасные картины с её семьёй на фоне хаоса и разрушения. Она выхватила у служанки из рук Чинджу и прижала её к груди, пряча глаза, чтобы дочь не видела в них страха. Стала ходить по комнате.

Её муж ушёл на мужскую половину дома, чтобы поговорить с отцом и братом. Вскоре после этого свекровь тоже направилась туда, покачивая широкими бёдрами. В панике Сонджу привязала Чинджу к спине. Пересекая внутренний двор, она услышала звон из кухни. Чинджу захныкала, схватившись за её волосы.

Вторая Сестра, подбирая фарфоровые осколки, бормотала себе под нос о том, что враг скоро пройдёт мимо дома её отца, если их не остановят. Сонджу погрузилась в собственные мысли. Сеул пал. Что это значило? Неужели враг уничтожил все здания и дома? Убили всех? В голове возник образ – такой яркий, что она почти могла его потрогать: плотные ряды вражеских солдат, продвигающихся вглубь города улица за улицей, дом за домом, непрестанно сражаясь, и её напуганная семья, пытающаяся убежать, но попадающая под перекрёстный огонь. Она увидела, как Вторая Сестра взяла горшок, пронесла его по кухне и поставила в другом месте.

Днём свёкор собрал всех во внутреннем дворе.

– Война может прийти и сюда. Возможно, скоро, – он повернулся к полевым работникам и прислуге. – Уезжайте завтра утром. Возьмите своим семьям столько риса, сколько можете унести. Я дам вам знать, когда будет безопасно возвращаться.

Старому слуге, у которого не было семьи и которому было больше пятидесяти, он сказал:

– Ты останешься здесь, со мной и моей женой. Вражеские солдаты не станут беспокоить стариков.

Сонджу и Второй Сестре он сказал:

– Возьмите детей и поезжайте в дом моей дочери в Тэджоне. Я отправил ей телеграмму. Она приютит вас всех. Там вы будете в большей безопасности, чем здесь, поскольку это дальше к югу. Наверняка война закончится, не дойдя до Тэджона.

Затем он повернулся к сыновьям.

– Вы отправитесь послезавтра в Пусан на случай, если правительство начнёт призывать мужчин на службу.

– Ты ничего не сказал обо мне, – напомнила Чинвон.

– Ты отправишься к родственникам бабушки.

Чинвон изумлённо открыла рот, уставившись на дедушку, но, видя суровое выражение его лица, не стала возражать – только ушла в комнату и хлопнула дверью.

На следующее утро наёмные работники и слуги уехали, взяв с собой рис и одежду. Муж Сонджу, его брат и старый слуга выкопали ямы под можжевельником и поместили в них шесть огромных глиняных горшков с крышкой. В них они сложили дорогие ткани, серебро, антиквариат и зерно. Запечатали крышки и набросали туда земли для маскировки, а сверху пересадили цветы и укрыли почву старыми листьями. Тем вечером, когда Чинджу уснула, Сонджу помогала мужу собираться, шмыгая носом и утирая слёзы.

Рано утром они смотрели, как поезд приближается к станции. Муж Сонджу поставил чемоданы на землю и взял Чинджу на руки.

– Скажи папе «пока».

В глазах у Сонджу стояли слёзы. Когда его брат зашёл в переполненный поезд и помахал рукой своей семье, муж Сонджу передал Чинджу матери, взял чемоданы и тоже поднялся в вагон. Уже в поезде братья высунули головы из окна и помахали снова. Поезд поехал. Сонджу, Вторая Сестра и дети махали вслед, пока поезд не уменьшился вдали до размеров игрушечного. Тем же днём, вручив сумки слуге, Чинвон сказала:

– Бабушка, я даже не знаю этих людей. Что мне там делать?

– Мосе – семья моего брата. Там ты будешь в безопасности. Если бы его дом был достаточно большим, твои тёти и двоюродные братья с сёстрами тоже поехали бы туда.

– Ты говорила, что это очень маленькая отдалённая деревня среди холмов и гор. Там охотятся тигры?

– Не говори глупостей. Кроме того, там у тебя больше шансов выжить, чем против вражеских вооружённых солдат.

Чинвон, обиженно выпятив нижнюю губу, ушла за слугой, волоча ноги и оглядываясь через плечо.

Утром следующего дня Сонджу, Вторая Сестра и их четверо детей тоже отправились на станцию. Чем ближе подъезжал поезд, тем отчётливее они видели людей, уже набившихся в тесные вагоны, стоящих на ступеньках и даже цепляющихся за крыши выгонов. Сонджу и Вторая Сестра прижали детей к себе, кое-как протиснулись в вагон и стали продвигаться вглубь между людьми и сумками. Окружив детей, они потолкались, чтобы дети могли дышать, и по сантиметру стали протискиваться к своим местам – только чтобы обнаружить, что места заняты другими людьми, чьи билеты подразумевали стоячие места. Они отказывались уступать. Другие пассажиры закричали:

– Дайте им сесть! У них есть билеты!

Захватчики проигнорировали их, глядя в открытое окно. Ещё один пассажир сказал:

– Ну и наглость! Вы что, хотите заставить этих маленьких детей стоять в тесноте, пока сами сидите на их местах?

Затем один крупный мужчина, стоявший рядом со скамейкой, сказал:

– Если не встанете сейчас, я вас подниму по одному и вышвырну в окно.

Захватчики встали, бросая взгляды на угрожавшего им мужчину. Сонджу и Вторая Сестра втиснулись на одну скамейку, усадив самых маленьких детей к себе на колени, а Чхулджина и Чину посадив между собой.

Поезд тронулся со станции и проехал мимо соседнего города, не сбавляя скорость. Он проезжал по мосту через реку, когда вдруг какая-то женщина закричала:

– Смотрите! Там ребёнок падает!

Пассажиры ахнули и стали перекрикиваться.

– Что случилось?

– Ребёнок упал.

– Откуда?

Некоторые пассажиры вытянули шеи, пытаясь посмотреть в окно.

– С крыши вагона прямо над нами.

– Я не видел.

– А я видела.

Сверху слышались несмолкающие крики и рыдания.

Сонджу прижала Чинджу к груди, чувствуя, как быстро бьётся у неё сердце. Она пыталась не думать о падающем в реку ребёнке или о рыданиях безутешной матери. Поезд мчался. Чина плакала. Чхулджин корчил сестре рожи. Вторая Сестра пыталась их угомонить. Её третий ребёнок, Чинджин, которой было только два года, разглядывала своих брата и сестру, не обращая внимания на окружающую обстановку. Сонджу обняла пятилетнюю племянницу за плечи.

– Чина, хочешь, я расскажу тебе историю?

Чина кивнула, всё ещё плача.

– Жила-была бедная женщина, растившая трёх дочерей. Все её дочери выросли, вышли замуж и уехали из дома. Через какое-то время она стала старой и слабой. Она прошла долгий путь к большому дому с черепичной крышей. «Моя старшая дочь, прими меня под своей крышей, я не ела ничего весь день». – Плач Чины смолк. Сонджу продолжила: – Старшая дочь сказала: «Я не знаю тебя. Поди прочь!» Женщина пошла дальше, ко второму дому…