К тому времени Чина уснула – на щеках у неё влажно блестели следы слёз.
Напротив них сидели три женщины в одежде западного стиля – спокойные, с прямой спиной, державшие руки на коленях. Их словно отделяло невидимой стеной от всего этого страха, злости, ужаса и усиливающейся жары. Одна из женщин в аккуратном льняном платье, старшая из трёх – вероятно, ей было от двадцати пяти до тридцати, – взглянула на уснувшую Чину и, наклонившись, сказала Сонджу:
– Вероятно, собственный страх вымотал её. Судя по вашему акценту, я полагаю, вы из Сеула?
– У меня там семья и друзья. Я слышала, мост разбомбили. Все успели оттуда уйти?
– Нам пришлось заплатить сегодня утром целое состояние, чтобы пересечь Ханган на лодке. Гребец сказал, что видел множество всплывших тел гражданских и солдат, которые умерли на мосту во время бомбардировки. – Затем она спросила: – Где живёт ваша семья?
– На северной стороне, рядом с президентским комплексом.
Младшая из трёх женщин ахнула и закрыла рот рукой – судя по её виду, она, возможно, была работницей. Встревоженная, Сонджу спросила:
– Этот район бомбили?
Первая женщина оставалась спокойной.
– Мы не знаем. Мы живём в районе Донуймун.
Сонджу сделала глубокий вдох. Враг мог сровнять с землёй весь район, где жили её родители.
– Куда вы эвакуируетесь?
– В Тэджон. Мы остановимся в доме друга нашего друга. А вы?
– У нас семья в Тэджоне.
– Какую школу вы окончили? – спросила женщина.
– Женскиую школу Ихва.
Женщина просияла.
– Я тоже. В каком году?
– В тысяча девятьсот сорок пятом.
– Я выпустилась на шесть лет раньше, поэтому вас не помню.
Сонджу улыбнулась в ответ этой красивой дружелюбной женщине, которая так и излучала уверенность. Женщина продолжила:
– Не знаю, как долго эта война продлится, но когда всё закончится, прошу, навестите нас, – взглянув на своих спутниц, а затем на Сонджу, она пояснила: – Мы работаем вместе. Давайте я запишу своё имя и адрес.
Что это за работа такая, интересно? Но Сонджу решила, что это неважно, и, не задавая вопросов, положила записку в карман юбки.
Когда они доехали до Тэджона, Сонджу попрощалась с женщинами, пока они спускались с поезда. Люди хлынули наружу, толкаясь и создавая ещё больше хаоса на станции. Эвакуировавшиеся толпились вокруг, со всех сторон раздавались крики.
– Сюда!
– Куда ты дел сумку?
Обрывки фраз. Матери звали детей; дети, плача, искали матерей.
В толкучке Сонджу с семьёй медленно продвигались, постоянно оглядываясь друг на друга из страха потеряться. Их вынесло потоком на привокзальную площадь, где люди расходились в разных направлениях: наконец появилась возможность нормально дышать.
– Вон там есть место, – Вторая Сестра указала подбородком на пространство возле бетонной стены.
Поставив багаж, она привязала Чинджин к спине, затем взяла багаж в одну руку, а ладонь Чхулджина – в другую. Сонджу тоже привязала дочь к спине, взяла Чину за руку и свободной рукой подхватила чемодан.
Чхулджин пискнул:
– Мамочка, отпусти! Ты держишь слишком крепко!
Вторая Сестра дёрнула его за руку, не давая высвободиться.
– Тихо. Я не хочу тебя потерять, – затем повернулась к Сонджу и неуверенно сказала: – Я была в доме золовки только однажды.
Что они будут делать, если заплутают? Сонджу стало тревожно.
Пройдя через широкий бульвар, они свернули за угол, потом свернули снова и через какое-то время наконец вышли к большому двухэтажному зданию с вывеской «Лекарства от Кима Ёнги». В конце здания были ворота, ведущие в дом за медицинской клиникой. Вторая Сестра громко объявила:
– Здравствуйте! Мы приехали.
К ним навстречу выбежала золовка.
– Я так рада, что вы добрались! Проходите. Как поживают мои родители?
– Они в порядке. С ними остался старый слуга, – сказала Вторая Сестра, когда служанка вышла из кухни, чтобы взять их багаж.
Сонджу отвязала Чинджу и поставила её.
– Наши мужья уехали вчера в Пусан.
Золовка посмотрела на четырёх детей в помятой одежде. Свернув к дому, она прокричала:
– Дети, приехали ваши тёти и кузен с кузинами! Идите встретьте их.
В переднюю вышли шестеро детей. Они выстроились в ряд, коротко поклонились Второй Сестре и Сонджу и быстро скрылись обратно в своих комнатах, не слишком заинтересованные. Сонджу задумалась: как долго им придётся оставаться в Тэджоне? Она прошла в гостиную, куда указала золовка.
Битва за Тэджон. Июль 1950 года
Четырнадцать членов семьи и две служанки теснились в доме с пятью спальнями. Завтрак, обед и ужин подавали в две разные части гостиной, разделённой по половому признаку.
У золовки и её мужа не имелось радио. Сонджу думала, что они или старомодны, или у них туго с деньгами, но на самом деле это не имело значения: радиостанции всё равно наверняка не работали. Газеты больше не доставляли. Сонджу не терпелось услышать хоть какие-нибудь новости о войне. Наконец на третий день эвакуации муж золовки сел в гостиной, скрестив ноги, и прочистил горло.
– Один беженец из Сеула привёл в клинику свою мать с дизентерией. Он сказал, что администрация президента временно перенесла правительственный штаб в Пусан через два дня после начала войны. Я этого не знал.
Подавшись вперёд, Сонджу спросила:
– Что ещё вы слышали?
– Американские войска из Японии высадились в Пусане первого июля, затем прошли на север, чтобы остановить продвижение врага на юг.
Вторая Сестра повернулась к Сонджу:
– Может, скоро мы сможем вернуться.
Проигнорировав её, Сонджу спросила:
– Где сейчас враг?
– Не знаю, – ответил ей мужчина.
В начале июля он сказал семье:
– Сегодня я узнал, что северокорейские войска выиграли битву в Осане два дня назад. Теперь они продвигаются на юг.
Сонджу ссутулилась. Вторая Сестра прижала руки к груди. Сонджу спросила:
– Как далеко отсюда Осан?
– В восьмидесяти километрах.
У водяного насоса Сонджу сказала Второй Сестре:
– Лучше бы мы остались в Маари. Сражение всё равно придёт сюда: это большой город и связующая точка с Тэгу.
– Что нам теперь делать? – Вторая Сестра выглядела так, будто готова была расплакаться. – Хотела бы я знать, как дела у наших мужей в Пусане. Надо было поехать с ними. Надо поехать туда прямо сейчас.
Золовка, должно быть, услышала их, направляясь к кухне. Нехарактерно резким тоном она произнесла:
– Вам нельзя уезжать сейчас! Как вы поедете со всеми детьми? И оставите клинику моего мужа? Здесь вам будет лучше.
Она была права. Каждый день глава дома приходил из клиники, пропахший йодом и измождённый после лечения людей с инфекциями, дизентерией, тифом, оспой, дифтерией и туберкулёзом. Некоторые пациенты оставались в палатах на верхнем этаже клиники на несколько дней или больше, и время от времени из рабочей зоны Сонджу слышала тяжёлый кашель и болезненные стоны. Ещё хуже становилось, когда пациент умирал, и по дому ходили горестные стенания. Если они сейчас уедут, то могут подхватить что-то из множества заразных болезней, которые бродят по округе. Здесь, по крайней мере, у них в доме имелся свой доктор.
Весь день Сонджу прислушивалась в ожидании приближающейся битвы. Война должна скоро закончиться. Каждый день они ели рис с жидким супом из сушёной сайды и закусывали дайконом. Если бы они остались в Маари, то хотя бы ели достаточно свежих овощей, столько риса, сколько захочется, и курицу или свинину.
Сонджу решила воспользоваться шансом добыть еду получше. С Чинджу на спине она направилась на уличный рынок, где торговцы выставляли на деревянный прилавок всё, что у них было. Кто-то продавал использованные вещи вроде одежды, горшков и сковородок – вероятно, раньше принадлежавших беженцам. Свежих овощей не было нигде. Вместо этого она купила четыре мешка сушёных редисовых ломтиков. Заодно она случайно подслушала чей-то разговор о том, что солдаты Южной Кореи убили множество сторонников Северной Кореи и бросили их в братские могилы. Сонджу охнула от шокирующей жестокости этого поступка. Мир сходил с ума. Она поспешила домой и больше не ходила на рынок.
Примерно через две недели после эвакуации воздух прорезала серия выстрелов. Где-то вдалеке прогремели взрывы, отдаваясь вибрацией во всём доме. Сердце Сонджу бешено заколотилось. Дыхание её участилось. Крепко прижав Чинджу к себе, она побежала со двора в дом, пригнувшись к земле и вздрагивая от новых выстрелов. Чхулджин и Чина, крича, бросились к матери. Они все ввалились в общую комнату. При каждом бешеном стаккато выстрелов и при каждом громком взрыве они жались друг к другу в углу комнаты, закрыв ладонями уши и зажмурившись. Чина, Чинджу и даже Чинджин плакали и вздрагивали каждый раз, когда взрыв звучал где-то поблизости.
Сонджу пришлось кое-как успокаивать детей.
– Дети, давайте споём, – сказала она и начала: – Сияй, звёздочка, сияй…
Вторая Сестра подхватила колыбельную, и дети присоединились к ним, глотая рыдания.
От каждого выстрела и взрыва они сжимались, словно стремясь стать как можно меньше.
– Сияй, звёздочка, сияй… – продолжала Сонджу.
Они могут умереть, подумалось ей.
Так продолжалось несколько дней. В перерывах между звуками сражений две служанки приносили им в комнату еду на подносах, и они ели, нервно переглядываясь. В моменты затишья Сонджу представляла лица своих родных, своих свёкров, Кунгу и Мису. Гадала, увидит ли кого-нибудь из них снова.
– Сияй, звёздочка…
Теперь дети пели уже сами – тем громче, чем громче становилась битва. Взрывы продолжали греметь один за другим, сотрясая землю и дом. Они перестали петь и сгрудились в кучу возле стены. Вторая Сестра сказала дрогнувшим голосом:
– Мой младший брат может сражаться сейчас там…
Кунгу тоже. Он может умереть. От этой мысли сердце Сонджу истекало кровью. Она крепче обняла дочь. Как такое вообще возможно пережить?