Вторая Сестра заламывала руки.
– Они, наверное, уже прошли через деревню отца!
Схватившись за голову, она пробормотала себе под нос:
– Я не могу этого вынести. Я больше не могу.
Громкий гул раздался в воздухе. Снова загрохотали взрывы. Дом затрясло. Они все могут умереть здесь, подумала Сонджу. В груди стало тесно. Было трудно дышать. Рядом с ней Вторая Сестра, всё так же держась за голову, глубоко вдохнула – и вдруг вскочила на ноги.
– Я больше не могу!
И она вылетела из комнаты. Сонджу побежала за ней. Промчавшись мимо ворот, Вторая Сестра исчезла в ночи. Сонджу услышала, как позади неё бегут дети Второй Сестры, зовущие мать.
В передней возникла золовка. Она бросилась к детям и обняла их.
– Что случилось?
Сонджу крикнула на бегу:
– Чинджу и Чинджин остались в комнате одни. Присмотри за ними, пожалуйста! Я поищу Вторую Сестру.
Она выбежала в темноту.
Поначалу она ничего не увидела. Сердце билось так сильно, что пришлось остановиться и отдышаться. Гремели выстрелы. Улицу перед ней освещали взрывы. Она заметила смутный силуэт дальше по улице.
– Вторая Сестра!
Сердце снова заколотилось. Она побежала к сгорбившейся фигуре.
– Вторая Сестра!
Та сидела на краю дороги, всё ещё держась за голову обеими руками и не двигаясь. Сонджу встала на колени рядом с ней. Встряхнула её.
– Сестра, с тобой всё будет хорошо. Пойдём в дом.
Вторая Сестра подняла голову, ощупывая плечи Сонджу, словно вслепую. Она медленно поднялась, опираясь на Сонджу. Обняв её за талию, Сонджу повела свою прихрамывающую невестку в дом. Теперь звуки битвы раздавались внезапно, беспорядочно, но они всё ещё не прекращались – от каждого оглушительного взрыва запах страха, исходивший от Второй Сестры, становился только сильнее. Доли мгновения хватило, чтобы Вторая Сестра потеряла рассудок. Сонджу подумала: это могло произойти и с ней.
На следующее утро Вторая Сестра была тихой и отстранённой, не замечала обеспокоенных взглядов своих детей. Только через два дня она начала понемногу говорить, бормоча что-то про своего отца.
Через неделю после бомбардировки стало почти тихо: только время от времени звучали выстрелы далеко к югу от Тэджона. Семья жила за счёт жидкой рисовой похлёбки и солёного редиса. Сонджу начала замечать, что не только взрослые, но и дети явно исхудали. Из нужды она отправилась на рынок снова. По пути она увидела последствия бомбардировки: дома и здания были разрушены, всюду лежали обломки. В воздухе до сих пор чувствовался запах горелого дерева и бетонной крошки. Рынок уменьшился до нескольких прилавков. Ей повезло найти последнюю тощую курицу в клетке. Когда она заплатила, продавец свернул курице шею. Придя домой, она вручила курицу служанке, велев варить тушку в большом котелке, пока мясо не слезет с костей, а кости сохранить для супа на завтра.
Первого августа человек из клана принёс вести от свёкра: тот велел оставаться в Тэджоне, пока война не закончится.
Шли дни. Риса становилось всё меньше. Проходили недели. От их мужей не было новостей.
К концу сентября муж золовки сообщил:
– Наша сторона выиграла на юге! Враг не смог взять Пусан и отступает. На севере силы ООН высадились в Инчхоне и захватили аэродром Кимпхо, так что враг застрял на юге без припасов.
Неделю спустя он вбежал в гостиную, крича:
– Сеул освободили четыре дня назад, двадцать седьмого числа!
Ещё до того как Сонджу успела полностью осознать сказанное, Вторая Сестра потянула её в комнату.
– Мы уезжаем завтра. Давай собираться.
– Лучше подождать, – сказала Сонджу, глядя, как Вторая Сестра ходит по комнате и собирает вещи. – Вражеские солдаты движутся на север. Они пройдут через Маари. Кто знает, что они сделают, будучи в отчаянии?
– Мы будем в безопасности. Вражеские солдаты не поедут при отступлении на поезде.
– Свёкор велел нам ждать окончания войны. Она ещё не закончена.
В глазах Второй Сестры блеснули слёзы.
– Я уезжаю. С детьми. Здесь заканчивается еда. В Маари, по крайней мере, нам не придётся голодать. Я должна узнать новости о моём отце.
Она заплакала, когда закончила говорить.
Сонджу вспомнила ту ночь, когда Вторая Сестра потеряла разум. Впервые Сонджу посчитала её эгоистичным человеком.
– Я не могу позволить тебе уехать одной с детьми.
Таким образом, Сонджу тоже собрала свои вещи и приготовилась к отъезду.
Когда она сказала золовке об их решении уехать и сердечно поблагодарила её за кров и еду, та выглядела обеспокоенной, напоминая ей, что война ещё не закончена.
Через три месяца после эвакуации Сонджу и её спутники покинули Тэджон. По пути на вокзал Сонджу вдруг почувствовала откуда-то трупный запах, как будто запах отходов из мясной лавки.
Вторая Сестра сморщила нос.
– Что это за запах?
Свернув за угол, Сонджу увидела справа от них широкий участок земли с изувеченными телами – мужчины и женщины лежали лицом вниз совершенно неподвижно. Тёмная кровь пропитывала землю, текла с голов на шеи и пачкала гражданскую одежду. Сонджу едва не стошнило. Она гадала, не в опасности ли они сами. Инстинктивно они со Второй Сестрой развернули детей к себе, чтобы не дать им увидеть. Но, разумеется, те уже успели подсмотреть. Чхулджин и Чина были достаточно взрослыми, чтобы знать, что именно предстало их глазам – поэтому они не задавали вопросов. Теперь они познали смерть – то, какой жестокой она может быть. Держась за руки, они все побежали к вокзалу. Сонджу хотелось кричать. Её голова пульсировала от гнева, готовая взорваться. Им не стоило уезжать. Свёкор ведь говорил им не возвращаться, пока война не закончится. Неподвижные тела, похожие на мясо животных, источающие запах мертвечины, просочившийся ей в нос и пропитавший кожу – Сонджу продолжала ощущать эту вонь, даже когда они оказались достаточно далеко. Она даже не замечала, как по лицу текут слёзы.
Сонджу и Вторая Сестра почти не говорили друг с другом в поезде. За одну станцию до Маари поезд вдруг резко остановился, и машинист безо всякого объяснения велел пассажирам выходить.
Группа Сонджу присоединилась к длинной цепочке людей, идущих по узкой дороге между рисовых полей. Чхулджин жаловался на мозоли на пятках. Чина ныла, что у неё устали ноги. Вторая Сестра поставила на землю двухлетнюю Чинджин, привязала пятилетнюю Чину к спине и продолжила идти, в одной руке неся багаж, другой держа за руку Чхулджина. Чинджин, её младшая дочь, держалась за свободную руку Сонджу и ковыляла за ней без единой жалобы. Она была крепким ребёнком – девочка, рождённая в день выборов, молчаливая, но всегда внимательно за всем наблюдавшая. Сонджу сжала маленькую ладошку Чинджин и обернулась через плечо, чтобы взглянуть на Чинджу у себя на спине. Они следовали за процессией женщин, несущих свёртки с вещами на головах, и мужчин, несущих тяжёлый багаж на спине. Возле железной дороги Сонджу увидела большой кратер. Невольно она задалась вопросом: как много людей умерло во время взрыва? Как много умерло по всей стране?
Дальше тянулись фермерские угодья до самого основания высоких холмов вдалеке. Воздух был чистый. Сонджу наконец-то могла дышать. Её сердце подскочило, когда она увидела вдалеке знакомое дерево, под которым наёмные работники Второго Дома ели обед. Они поспешили пройти через подземный переход к клановым домам. Приближаясь к дому на холме, Сонджу посмотрела вверх и увидела крышу, выглядывавшую из-за можжевеловой изгороди. Каштановое дерево, росшее на границе территорий Второго Дома, всё ещё стояло на месте – его нижняя ветвь изгибалась под знакомым углом.
– Мы дома, дети.
Сонджу ускорила шаг.
Чхулджин и Чина захлопали в ладоши и побежали по холму вверх, ко внутреннему двору, подпрыгивая и тяжело дыша. Чхулджин толкнул ворота и промчался по двору, крича:
– Бабушка! Дедушка!
Из кухни выбежала свекровь, широко улыбаясь и сверкая глазами. Обняла Чхулджина и Чину, которые бросились к ней. Подошедший свёкор гладил детей по голове. Вторая Сестра и Сонджу поклонились им.
– Как у вас тут дела? – спросила Сонджу, всё ещё задыхаясь после быстрого подъёма по крутому склону.
– Ничего плохого с нами не случилось, – ответил свёкор. – Мы вас пока не ждали, но я рад, что вы добрались в целости и сохранности.
Чхулджин и Чина начали наперебой рассказывать бабушке с дедушкой о взрывах и выстрелах, но не о мёртвых телах, которые они видели по пути. Бабушка напомнила им о кролике, и дети убежали проверить питомца. Когда они оказались вне зоны слышимости, Вторая Сестра спросила:
– Здесь тоже шли сражения?
– Да, но всё быстро закончилось, – свекровь не стала пояснять подробнее: похоже, она не хотела углубляться в тему.
Взяв багаж, чтобы отнести его в комнату, Вторая Сестра пробормотала в отчаянии:
– Тогда битва, должно быть, разразилась и в деревне моего отца.
Когда свёкор вернулся на мужскую половину дома, Сонджу осталась со свекровью и спросила:
– Чинвон вернулась?
– Она в Большом Доме, – свекровь понизила голос. – Двое сыновей хозяйки ушли на север: они оказались коммунистами. Твой муж ведь не рассказывал об этом?
– Нет. Только о том, что они усердно учились, – ответила Сонджу. – По его словам, они почти не общались с ним, несмотря на то, что прожили под одной крышей два года.
– Даже после выпуска из университета они почти не навещали своих родителей, – свекровь осуждающе зацокала языком. – Теперь их родители не могут смотреть в глаза людям. Если увидишь их, не упоминай их сыновей.
Затем она прошла к помещениям для слуг и приказала слуге убить трёх куриц на ужин.
В отсутствие служанок о Чинджу и Чинджин заботилась свекровь, пока её невестки готовили ужин. Она смотрела, как внуки жадно поглощают еду, и шмыгала носом:
– Посмотрите на них, едят как попрошайки, – сказала она.
Закончив с кухонной работой, Сонджу принесла к себе в комнату ведро горячей воды и обтёрла себя и Чинджу влажной тряпкой. Затем расправила на полу