К началу весны ещё две женщины присоединись к книжному клубу. Птицы вернулись с зимовки, рабочие начали обрабатывать поля. Вторая Сестра по-прежнему запиралась в комнате и плакала целыми днями. Сонджу всё больше времени проводила со всеми четырьмя детьми.
В середине марта пришёл горбун, объявивший, что союзные силы заставили врага отступить обратно к тридцать восьмой параллели, и Сеул был освобождён. Услышав новости, Сонджу при каждом свистке поезда в отдалении ждала прибытия мужа и его брата. Она проверяла бутоны на вишнёвых деревьях каждый день: когда первый из них раскрылся, Чинджу исполнилось два года.
Однажды, через несколько дней после новостей, Сонджу обнаружила шестилетнюю Чину, тихо сидевшую в одиночестве на веранде. Она сидела, опираясь ладонями на деревянные доски и вытянув ноги. Рядом стоял её школьный портфель: она пришла на веранду сразу после школы. Чина взглянула на Сонджу.
– Мне нравится смотреть на растения. Можно я посижу здесь?
Она помогала дедушке выращивать новые цветы в саду, когда почва становилась влажной после весеннего дождя.
– Конечно, – Сонджу присела рядом с ней.
– Вы с мамой раньше говорили тут о взрослых делах, – сказала девочка, не глядя на Сонджу.
– Да, но ты можешь остаться, – ответила Сонджу. Бедный ребёнок – её мать теперь совсем с ней не общалась. – Твои подопечные уже подросли.
Чина растопырила пальцы на руках и посмотрела на них.
– Надеюсь, эти цветы будут красными. Хочу покрасить ногти лепестками, – сказала она ничего не выражающим ровным голосом.
Сонджу вспомнила, какой отвергнутой себя чувствовала, когда собственная мать отказалась расчёсывать ей волосы в пять лет. Придвинувшись ближе, она обняла Чину обеими руками.
– Когда они расцветут, покрасишь заодно и ногти Чинджу, и мои тоже?
Все четверо детей играли за домом, оживлённые теплом апрельского солнца. Сонджу слушала, как они болтают и спорят: ей хотелось, чтобы Вторая Сестра вышла к ней на веранду, улыбаясь, как раньше. Иногда она всё ещё замечала печаль на лице Чину: когда девочка спорила с братом, в ней остро чувствовались горечь и обида. Уже смеркалось. Сонджу подумала, что скоро надо будет позвать детей домой. Тогда она услышала:
– Мы дома!
Сонджу бросилась в направлении голоса. Свекровь, бегущая следом, даже потеряла одну туфлю по пути во двор – так она спешила взять сыновей за руки, но не успела она к ним прикоснуться, как появился свёкор и отвёл сыновей на мужскую половину дома. Те повернулись и, быстро поклонившись матери, скрылись в доме вслед за отцом. Свекровь опустила взгляд, пробормотав что-то нелестное себе под нос, направилась в дом и надела туфлю.
Сонджу прошла на задний двор и сказала детям Второй Сестры:
– Ваш папа приехал домой, – затем повернулась к Чинджу: – И твой папа тоже. Мы поприветствуем их, когда они закончат говорить с дедушкой.
Хлопая в ладоши и смеясь, дети побежали за ней в гостиную. Они сели бок о бок, как воробьи на проводах, и стали ждать. Через какое-то время они заскучали: Чхулджин и Чина толкали друг друга, Чинджин спрашивала об отце, а Чинджу глазела на Чхулджина и Чину. Хотя Сонджу часто рассказывала Чинджу об отце, дочери ещё предстояло узнать его заново после девяти месяцев отсутствия.
Прошло, должно быть, минут пятнадцать, когда в комнату зашёл, опустив голову, муж Второй Сестры. Его дети тут же закричали:
– Папа!
Он поднял голову и подошёл. Затем забрал своих детей и увёл их к себе в комнату.
Сонджу изучала взглядом исхудавшее лицо своего мужа, который подошёл к ней. Она сказала:
– Добро пожаловать домой.
– Ужасно, что с отцом Второй Сестры такое случилось, – сказал он, беря Чинджу на руки. – Мне нужно вымыться.
Сонджу велела служанкам нагреть воду в бане, и когда ужин был готов, отнести подносы с едой в комнату Второй Сестры. Отнеся поднос свёкру, она села с Чинджу за стол в гостиной, рядом с мужем и свекровью, которая накладывала сыну ещё мяса, спрашивая:
– Как ты жил в Пусане? Вас хорошо кормили?
– На Пусан враг не нападал напрямую. Шесть недель войска ООН сражались под Масаном, Тэгу и Пхоханом. Американские войска взорвали мосты через Нактонган, чтобы остановить врага. Сотни беженцев умерли при попытке пересечь реку и попасть в Тэгу. Когда враг проиграл и отступил, мы уже были на пути домой, но потом в январе Сеул снова захватили. Мы уехали оттуда вместе с беженцами.
– Я так рада, что ты дома, – мать положила ему ещё мяса.
Вымывшись в бане и поговорив с матерью, муж Сонджу пришёл в спальню, некоторое время понаблюдал за спящей дочерью и лёг на йо. Сонджу притянула его ближе.
– Мы по тебе скучали.
Не говоря ни слова, он стал раздевать её, охваченный своим голодным нетерпением, как раньше.
На следующее утро он выглядел отдохнувшим.
– Сегодня я навещу старейшин клана после завтрака с отцом.
– Сначала тебе стоит кое-что узнать.
– Что такое?
– Сыновья из Маленького Дома добровольно отправились на север. Не упоминай их при семье. Твоя мать спрашивала меня, не демонстрировали ли они симпатии к коммунизму.
– Нет. Зачем им это?
– Я сочувствую семье Маленького Дома.
Война ещё не закончилась, и возвращавшиеся солдаты могли отомстить им.
Он рассказал ей: один из его коллег, с которыми он учился в университете, тоже уехал на север. Он понятия не имел, что у этого человека имелись марксистские идеи. Тот оставил на юге жену и двоих детей.
– Это ужасно…
Её муж также сказал, что двое других его коллег записались в армию, несмотря на то, что не обязаны были этого делать, поскольку работали на правительство. Сонджу задумалась, приходило ли когда-нибудь её мужу в голову принести себя в жертву ради благого дела, как поступили его коллеги.
Через шесть дней после своего возвращения оба брата уехали на работу. Тем вечером Вторая Сестра пришла к Сонджу.
– Спасибо, что заботилась о моих детях и взяла на себя кухонные обязанности.
– Я по тебе скучала, – сказала Сонджу.
Вторая Сестра на мгновение прикрыла глаза.
– Отныне я принимаю жизнь такой, какая она есть.
В начале мая Сонджу получила письмо от своей сестры.
Дорогая сестра!
Надеюсь, ты в безопасности. Мне часто хочется, чтобы ты жила в Сеуле. Сейчас в особенности, стоит только представить, что война могла пройти гораздо хуже.
Мы вернулись в Сеул, как только его освободили в марте. Уже четвёртое его освобождение. Я навестила родителей и брата: они живы и здоровы. Пока они находились в эвакуации, мужская половина нашего дома и помещения для слуг были разрушены. Моя семья тоже эвакуировалась – в дом родственников мужа в деревне. Никто из нашей семьи не пострадал во время войны, но наш двоюродный брат Тосон вызвался добровольцем и всё ещё сражается возле тридцать восьмой параллели.
Сеул разрушен, как ты понимаешь. Сейчас говорят о скором конце войны, но с её последствиями нам придётся жить ещё долгое время.
Хотела бы я увидеть тебя. Надеюсь, ты и твоя семья в безопасности.
Сонджу испытала облегчение: родители и брат живы. Она сложила письмо вдоль линий сгиба и подумала о Кунгу. Был ли он в безопасности? Был ли он жив? В отличие от её мужа он бы наверняка вызвался добровольцем, чтобы сражаться за свою страну.
Обиды Сонджу. 1951 год
Муж Сонджу возвращался домой на выходные, как раньше, и вскоре всё вернулось к довоенной рутине: он привычно пренебрегал её чувствами и мнением, она привычно подавляла кипящий внутри гнев. В июле его снова повысили, уже во второй раз. Прошло всего три с половиной года с тех пор, как он начал работать, а теперь в его подчинении находилось уже пять младших инженеров.
С ослепительной улыбкой он сказал:
– Шурин моего начальника – близкий друг главы Министерства внутренних дел. Если он переведётся в Сеул, то возьмёт меня с собой.
– Я так рада за тебя и за нашу семью, – сказала она. – Может, мы уже будем жить в Сеуле, когда Чинджу пойдёт в школу.
Его могли перевести в Сеул в ближайшие несколько лет. Сонджу вспомнила, как свекровь пыталась удержать её здесь: муж наверняка согласится с матерью, если она будет настаивать. Так что в понедельник Сонджу вошла в комнату досуга свекрови и сказала:
– Матушка, вы, должно быть, уже слышали: мой муж может получить должность в Сеуле. Не знаю, случится ли это, и если случится, то когда именно, но я собираюсь переехать в Сеул, когда Чинджу пойдёт в школу, вне зависимости от того, будет у него там работа или нет.
Свекровь уставилась на неё. Почесала руку и сказала смиренно:
– Если ты переедешь… Ты, возможно, считаешь меня старомодной и упрямой, но я помню, как ты рассказывала о женщинах, способных на великие дела, – она слегка поёрзала на стуле. – И всё же, как твоя невестка справится без тебя?
Сонджу не собиралась уступать.
– Вы можете нанять ещё одну служанку. Любая служанка может выполнять мою работу.
Свекровь опустила глаза. После долгого молчания она спросила:
– Если ты переедешь, как часто я смогу видеть своего сына?
Внезапное осознание настигло Сонджу, как вспышка молнии: свекровь боялась потерять ещё одного ребёнка. Боялась проиграть в борьбе за его сердце далёкому городу, как случилось с сыновьями Большого Дома. Сонджу взяла руки свекрови в свои и погладила их: морщинистая кожа, казалось, почти не крепилась к костям. Если бы не образование Чинджу, она бы не возражала остаться, подумала Сонджу, глядя на свою свекровь. Острый подбородок и ясные умные глаза достались её дочери от бабушки, и Сонджу была за это благодарна.
Тепло улыбнувшись, свекровь добавила:
– Кроме того, как я буду коротать дни без твоих разговоров о великих женщинах? Для меня это – целое приключение.
Этими словами свекровь словно признавала её важность: признание, которое Сонджу когда-то так хотелось получить от собственной матери. Её переполняла благодарность. Она накрыла ладони свекрови своими и так же тепло улыбнулась ей в ответ.