Объявили военное положение. Из сотни тысяч протестующих сто восемьдесят человек были убиты и тысячи – ранены.
Утренние газеты доставили поздно. Там были фотографии окровавленных студентов в машинах и на них – студенты-медики наклонялись над ранеными на крыше такси, их белые халаты развевались на ветру.
После завтрака повариха ушла домой. Госпожа Чхо осталась. Сонджу беспокоилась о своей служанке. Она вышла из ворот и обнаружила, что на улицах царит жуткая тишина. Автобусы ходили почти пустые. Водитель такси сказал Сонджу:
– Мы весь день перевозили мёртвых и раненых. Когда стемнело, люди пытались попасть домой: они на весь день застряли в офисных зданиях и магазинах, стараясь избежать беспорядков.
Когда Сонджу открыла ворота, служанка выбежала к ней, с облегчением выдохнув:
– Я так рада, что вы дома!
– Я была в безопасности. А как ты добралась вчера домой? – спросила Сонджу, проходя со служанкой в гостиную.
– Я даже не знала, что происходит. Я вышла отсюда, и когда завернула за угол перед автобусной остановкой, увидела сомкнутые ряды полицейских, которые бежали с автоматами наперевес. Я бросилась в магазин. Почти столкнулась там с владельцем. Он позволил мне остаться там, пока полиция не покинет зону. Сегодня утром я не обнаружила вас дома, так что ждала вашего возвращения.
– Наверное, мне стоит установить телефон.
– Чтобы звонить мне? Нет, это слишком дорого. Даже в магазинах нет телефонов.
Тронутая беспокойством служанки о её финансах, Сонджу улыбнулась и сказала:
– Тогда пообещай мне, что останешься дома или здесь, если что-то подобное случится снова.
Не зная, когда вернутся клиенты, госпожа Чхо, Сонджу и повариха каждое утро, как и раньше, приходили в Зал. Они ели, разговаривали и играли в карты, чтобы убить время. Мисс Им оторвала все пуговицы со своего кардигана и пришила их обратно. Она сказала, что это помогает ей отвлечься от происходящего снаружи. Она бормотала что-то о Роджере.
Сын вице-президента убил свою семью и застрелился сам. Президент Ли Сын Ман подал в отставку через неделю после протестов, спустя двенадцать лет диктатуры, и на следующий день отправился в изгнание на Гавайи. Первая Республика рухнула.
Через две недели после восстания в Зал вернулись господин Ким, профессор Син и председатель Пак. За следующие несколько дней вернулись и другие дельцы, политики и чиновники. Все понимали, что некоторые их клиенты не вернутся уже никогда.
В последующие месяцы из газет у Сонджу складывалось впечатление, что она снова жила в стране на грани коллапса. За развалом Первой Республики последовал период временного правительства, пока в июле не провели новые выборы и не установили Вторую Республику. Под новой властью стало больше свободы, но с ней пришли также и массовые чистки среди коррумпированных чиновников, военных и полицейских. Недовольные тем, что их требования так и оставались невыполненными, студенты продолжили протестовать, подливая масла в огонь политической и экономической нестабильности.
Когда повариха вернулась с рынка, она пожаловалась:
– Цены на продукты опять поднялись.
– Не только на продукты, – Ёнги показала на свои кремовые туфли. – Я заплатила вдвое больше того, что платила раньше. – Наклонившись, она стёрла чёрное пятно с одной туфли. – Я хочу, чтобы протесты прекратились. От них я сильно нервничаю.
Ещё один год начался без каких-либо признаков стабильности под новой властью. После революции в прошлом году люди были полны надежды, но теперь, после отставки президента, они видели, как новое правительство становится всё слабее.
Преодолевая кусачий холод, Сонджу ходила по школам, начиная с лучших – Кёнги, Ихва, Сукмён и Чхандук. В каждой школе она присоединялась к толпе родителей у доски со списками распределения рядом со школьными воротами, где выставляли имена учеников, прошедших вступительные экзамены. Она не нашла имя дочери. Тогда она стала ходить по менее престижным школам. И ещё менее престижным, пока школы не закончились. Чинджу, наверное, переехала с отцом в другой город. В таком случае ездить на поезде мимо Маари было бессмысленно. Но где же тогда её дочь?
В следующее воскресенье она по привычке оделась, чтобы отправиться на вокзал. Потом медленно сняла шарф, перчатки и пальто и вздохнула, застонав от досады.
Шестнадцатого мая Сонджу, проснувшись, услышала репортаж по радио: танки пересекли Ханганский мост по направлению к Сеулу этим утром, и военные захватили все три ветви правительства.
Государственный переворот. Вооружённый захват власти. Одна мысль об этом заставляла сердце Сонджу заходиться паникой и беспомощностью. Прошёл всего год и месяц после Апрельской революции. Она обернулась трагедией – и всё же та революция была продиктована волей народа, а не волей военных.
Тот бескровный переворот закончился демократически избранным, но оказавшимся некомпетентным правительством Второй Республики. Теперь же объявили военное положение, продлившееся до двадцать седьмого мая, а в июне было создано Национальное агентство разведки. Под руководством двухзвёздного генерала Пака Чонхи свобода самовыражения и право на свободу собраний практически исчезли.
При военной власти всё стало ещё строже, чем при Ли Сын Мане. Сонджу видела это, наблюдая за клиентами Зала в успешные недели и месяцы. Они не говорили о перевороте, о генералах, об арестах и заключениях, о планомерном уничтожении гражданских институтов или о массовых зачистках среди правительственных чиновников. Они не упоминали вслух тех, кто больше не приходил в Зал – жертв зачистки. Большинство ключевых позиций в правительстве теперь занимали генералы, и, похоже, в ближайшее время ждать смены власти не следовало.
Было очевидно, что после Апрельской революции Зал утратил свою популярность, но после переворота ситуация стала ещё хуже. И всё же, несмотря на значительно уменьшившееся количество клиентов, платили Сонджу так же, как и раньше, и мисс Им тоже не упоминала понижение зарплаты.
В сентябре госпожа Чхо купила большой участок земли к югу от реки Ханган и наняла архитектора, чтобы спроектировать галерею и другие здания. Женщины всё чаще говорили о том, что через два года Зал закроется. Киджа уже два-три года как владела собственным небольшим домиком и сдавала его в аренду, пока сама жила в Зале. Сонджу приобрела ещё несколько объектов недвижимости. Мисс Им и Ёнги предпочитали копить деньги наличными.
В январе умерла жена господина Кима, и он перестал приходить в Зал на время траура. В его отсутствие госпожа Чхо, казалось, утратила свой обычный оптимизм и энергичность – не из-за того, что она говорила или делала, а из-за мелких, почти незаметных вещей, которые трудно было объяснить. Похоже, дружба с господином Кимом значительно помогала ей сохранять бодрость духа в эти трудные времена.
Спустя месяц после смерти жены господин Ким с траурной повязкой на рукаве пальто осматривал фасад будущей галереи, когда приехали Сонджу и госпожа Чхо.
– Это большой проект, – заметил он вслух. – Галерея откроется в апреле, а через год Зал уже будет закрыт. Как быстро всё меняется.
– Мы будем готовы. Но куда пойдёте вы, когда Зал закроется?
Он улыбнулся:
– Я надеюсь приходить сюда, чтобы видеться с вами обеими.
«Обеими»? Скорее уж, с госпожой Чхо, подумала Сонджу.
– Приходите в любое время, – улыбнулась госпожа Чхо в ответ. – С вами всё будет хорошо. Вы выжили в политическом хаосе, не скомпрометировав себя.
– Мне повезло представлять волю граждан Сеула. Большинство жителей хорошо проинформированы и согласны со мной, – он коротко взглянул на небо. – Когда я изучал юриспруденцию, я хотел сражаться против навязанных нам Японией правил. Так я и попал в политику.
Ободрённая этим откровением, Сонджу сказала:
– В юности я думала, что равенство между мужчиной и женщиной возможно. Теперь я не уверена, позволят ли подобному случиться.
– Общество должно быть готово к переменам, – ответил он. – Однажды это произойдёт.
Но когда? Сонджу хотела сказать: «Новое правительство, устроившее вооружённый переворот, затыкает всем неугодным рты». Но не сказала.
До завершения строительства галереи оставалось два месяца, когда молодой архитектор, получивший образование в Америке и руководивший всем проектом, порекомендовал для коттеджа мебель в западном стиле.
– Где и как мне достать западную мебель? – спросила госпожа Чхо, затем сама себе ответила: – Впрочем, я знаю, кто может с этим помочь.
На следующий день госпожа Чхо и Сонджу листали в дальней комнате Зала каталог Sears, который госпожа Чхо взяла на время у работника чёрного рынка, в свою очередь одолжившего его у жены одного американского военного.
– Придётся заплатить тройную цену, – сказала госпожа Чхо, глядя на фотографии мебели и показывая их Сонджу.
– Я бы хотела заказать несколько предметов и для себя. Это возможно?
Сонджу бережливо относилась к деньгам. Теперь, по мере приближения встречи с дочерью, она хотела, чтобы в доме были кровать, диван и стол с четырьмя стульями. Хотя бы раз она могла себе позволить побыть легкомысленной. Местный плотник сделал ей два столика – для лампы и для подноса с чаем. Она оглядела комнату, решая, где поставить диван и обеденный стол. Уже сейчас она видела, как новая мебель изменит облик её гостиной: внутри радостно пружинило предвкушение.
Мебель доставили в середине марта. Когда каждый предмет был поставлен на место, она провела пальцами по тёмно-коричневой ткани дивана, улыбаясь от вида преображённой комнаты. За окном в саду пестрели бутоны синих ирисов и краснодневов. Скоро они расцветут совсем. Её дочери здесь понравится.
За неделю до открытия новой галереи женщинам Зала пришлось проехать час на автобусе и пройти десять минут пешком, чтобы оказаться у широких железных ворот. В дальнем конце двора стояли два здания, расположенных перпендикулярно друг к другу – а из-за них выглядывал небольшой коттедж с остроконечной крышей, наполовину скрытый пышными кустами и деревьями. Госпожа Чхо показал