– Этот ребёнок был моим отцом, – сказала Чинвон.
Сонджу кивнула. Вторая Сестра уже говорила ей, что некоторые дети свекрови умерли рано. Теперь она гадала, было ли это связано с врождёнными дефектами.
– Как много детей вы родили?
– Семь. Трое умерли в младенчестве. Один ребёнок умер при рождении, другая подавилась сладкой картошкой в три года, третьего нашли мёртвым однажды утром. Ему было всего два месяца, – она кивнула несколько раз. – Но мой первый сын…
Она замолчала и долго смотрела куда-то вдаль невидящим взором. Затем снова повернулась к Сонджу:
– Он всё делал рано – рано начал ходить, говорить, читать. Умнейший мальчик в клане. Он ходил в лучшие школы Сеула, начиная с детского сада, потом поступил в Сеульский национальный университет и получал на работе повышение за повышением, – она будто переживала эти воспоминания заново. Уголки её губ приподнялись, глаза затуманились. Затем на лицо её легла тень. – В день, когда мой сын – мой исключительный мальчик! – умер, ему было всего двадцать шесть. Мой мир тогда рухнул.
Подавив всхлип, она сгорбилась. Выпрямилась снова, но теперь морщины на её лице стали будто глубже под тяжестью потери.
Видя, что смерть сына принесла ей такое горе, теперь Сонджу понимала, почему свекровь так злится на Первую Сестру, пусть даже та была совершенно не виновата. Свекровь продолжила:
– Мой второй сын – старший из выживших. Он всегда был болезненным мальчиком. После физической активности он часто заболевал.
Сонджу мягко сказала:
– Сейчас он кажется здоровым.
– Это самое худшее, что только может случиться. Когда ребёнок умирает раньше родителя. Это так неправильно… И я прошла через это уже четыре раза.
Сонджу взяла испещрённые венами руки свекрови в свои и погладила их в утешение.
– Оставьте меня, – сказала свекровь напряжённо.
Чинвон встала.
– Я пойду в Большой Дом. Надеюсь, там будут мальчики из клана.
Сонджу вернулась в комнату, думая о том, как свекровь сейчас плачет в одиночестве. Её сердце переполнилось сочувствием. Сонджу сказала себе: нужно быть к свекрови добрее.
Посев риса, осенний урожай
Вскоре после возвращения в комнату к Сонджу пришла Вторая Сестра.
– Я видела, как вы с Чинвон ходили в комнату досуга свекрови. О чём вы говорили? – спросила она с улыбкой, как будто имела полное право знать всё, что происходит в семье.
На сердце у Сонджу всё ещё было тяжело. Она боялась, что этот разговор чересчур взбудоражит Вторую Сестру, которая часто критиковала свекровь наедине. Она сказала:
– Чинвон убедила бабушку рассказать мне историю семьи. Оказывается, у нашей свекрови не было официального имени.
– Да, я слышала об этом. Всё потому, что она родилась девочкой. И всё же, – Вторая Сестра подняла указательный палец вверх, и Сонджу приготовилась к тому, что сейчас снова начнутся пылкие обвинения, – и всё же она говорит Чхулджину прямо перед его сестрой, что он особенный, потому что мальчик, и что однажды он станет главой семьи. Знаешь, почему к женщинам в обществе до сих пор такое отношение? Из-за таких вот свекровей, как наша.
Сонджу сделала глубокий вдох. Как её нейтральная фраза превратилась в очередной повод для Второй Сестры пожаловаться на свекровь? Сонджу поджала губы.
Вторая Сестра поправила юбку, помолчала. Заговорила снова:
– Я не собираюсь заставлять моих детей вступать в брак. Не собираюсь заставлять своего сына и его жену жить с нами. И я не собираюсь порабощать свою будущую невестку.
Её лицо разрумянилось от эмоций: она вздёргивала указательный палец в воздух при каждом «не» в своей речи.
Сонджу подождала, пока её щёки снова вернутся к обычному персиковому цвету, и заметила:
– Матушка сказала, что твой муж в детстве много болел. Это правда?
– Да. Хотя сейчас он выглядит здоровым, он не слишком выносливый. После свадьбы Матушка не позволяла нам возлечь с ним около месяца. Она сказала: «С красавицей-женой он слишком переутомится в первую ночь и заболеет». Она учила меня играть в карты по ночам, чтобы развлекать мужа, пока он не уснёт. Я так уставала, что засыпала иногда прямо в разгаре игры. Целый месяц ничего больше между мной и мужем не происходило. В каком-то смысле я была этому рада: к тому времени, как мы консумировали брак, мы успели друг друга узнать.
Сонджу представила, что было бы, если бы её муж тоже не обладал хорошим физическим здоровьем. Тогда у неё тоже был бы целый месяц, чтобы узнать его получше и подготовиться к первой брачной ночи. Иногда она гадала, не повлияла ли эта первая ночь на её восприятие интима. Однажды она попыталась представить Кунгу с ней в постели, когда муж в очередной раз навалился на неё ночью, но в результате только разозлилась на себя – слишком это было неправильно.
В день посева риса женщины Второго Дома и служанки проснулись на рассвете, чтобы наготовить еды. Вскоре внутренний двор заполонили работники, теснившиеся вокруг столов на соломенных циновках в ожидании завтрака. Служанки носили еду с кухни на столы – один поднос за другим. Незадолго до полудня в поля отнесли обед. В следующие три дня работы было всё так же много. На четвёртый день три деревенских женщины пришли на кухню и поместили еду в большие корзины, которые собирались отнести в поле. Поставив корзины на головы, они готовились уйти.
– Хочу пойти за ними, – сказала Сонджу.
Вторая Сестра уставилась на неё в изумлении. Затем усмехнулась.
– Полевая экскурсия?
– Да. Давай я что-нибудь понесу.
Взяв кувшины с водой, Сонджу пошла за женщинами, которые, миновав железную дорогу, вышли к рисовым полям. Женщины общались между собой и смеялись.
– О чём вы смеётесь? – спросила Сонджу.
– О том, что вы, госпожа, говорите так быстро со своим сеульским акцентом, что мы слышим только половину.
– Мне стоит говорить помедленнее?
– Нет. Мы уже начинаем привыкать.
Сонджу посмотрела на их корзины, полные мисок и еды.
– Как вы носите эти корзины на головах?
– Мы носили тяжести на головах с самого детства, – ответила одна из женщин. – Но, госпожа, зачем вам понадобилось в поле с нами?
– Я хочу увидеть рисовую плантацию. На фермерских угодьях моей семьи на окраине Сеула работают доверенные люди, так что я никогда не видела ферму своими глазами. Мой младший брат думал, что рис растёт на деревьях.
Женщины перехватили свои корзины покрепче и расхохотались.
– Рис – на деревьях! – повторяли они и смеялись, пока не достигли полей.
Сонджу смеялась вместе с ними, пока её внимание не привлёк хор голосов: мужчины и женщины стояли рядами на затопленном грязном поле и пели. Они сажали рис в такт песне – не поднимая глаз от семян, с голыми по колено ногами, по щиколотку в воде.
Сонджу с женщинами поставили еду, воду и выпивку на соломенные циновки под одиноким деревом на краю поля. Принесли ещё больше еды. Закончив песню, работники перестали сажать и пришли к циновкам – пахло от них потом и влажной почвой. Они втирали в ноги землю, чтобы отцепить напившихся крови пиявок. Капли крови они вытирали грязными руками. Прежде чем они сели есть, женщины полили им руки водой.
Сонджу смотрела, как после обеда работники возвращаются к посеву. На следующий год эти мужчины и женщины всё так же будут издольщиками и полевыми работниками и всё так же будут делать эту изнурительную работу в том же поле для таких людей, как она, которые не гнули спину и не пачкали рук. И всё же она не видела в их пропитанных солнцем лицах той горечи, которую она бы ощущала на их месте. Их стойкость внушала уважение.
Когда она вернулась на кухню с пустыми кувшинами, Вторая Сестра спросила:
– И что ты увидела?
Сонджу ответила:
– Есть что-то прекрасное в людях, которые не боятся тяжёлой работы.
– Моему мужу понравились бы эти слова. Вы во многом похожи. А вот я – другая.
Показав рукой куда-то за горизонт, Вторая Сестра сказала:
– Если бы я могла, то уехала бы отсюда как можно дальше.
Возможно, она была права насчёт их сходства. Сонджу казалось, что деверя она могла бы понять лучше, чем своего мужа: тот был тихим и вдумчивым человеком, осторожно подбиравшим слова. Однажды она видела, как он достал с антресолей над кухней фарфоровый сервиз периода Корё, поставил его на стол и долго разглядывал, медленно поворачивая каждый предмет с удовлетворённой улыбкой на лице. Сонджу это в нём нравилось – его способность ценить красоту.
Когда её муж пришёл домой, ей не терпелось рассказать ему всё.
– Сегодня я ходила в поле, чтобы посмотреть, как сажают рис. Ты знал, что работники поют, пока трудятся?
Он отвёл взгляд.
– Зачем ты с ними общаешься? Это не…
Это мигом остудило её пыл. Она попыталась оправдаться, презирая необходимость этих объяснений:
– Но ведь твой брат ходит в поле и говорит с издольщиками и работниками. Он рассказывает твоему отцу, сколько работников вам понадобится в этом году, сколько урожая ожидать и по какой цене можно будет продать рис. Я нахожу всё это интересным.
– Мой брат ходит в поле, потому что это его обязанность, – сказал он напряжённо. – А у тебя обязанности другие.
И вот так просто он снова заставил её замолчать. Она задумалась, на какую тему с ним вообще безопасно говорить, но она не собиралась держать свои мысли при себе, только чтобы угодить мужчине, даже если это её муж. Она знала: это не последний её визит в поле.
Меньше чем через два месяца после этого пришли муссонные дожди, принесшие с собой влажную жару. Вся семья вынуждена была сидеть дома. Они двигались как можно меньше, оставались внутри под москитной сеткой и ели простую еду.
Спустя месяц ливни наконец прекратились, а Чинвон вышла из дома со словами:
– Я пойду в Большой Дом, чтобы сделать домашнее задание на лето.
– Домашнее задание? – хмыкнула Вторая Сестра, проводив её взглядом. – Она ненавидит читать. Скорее уж, она пошла играть в карты. Она играет с клановыми мальчишками на деньги и, как я слышала, почти всегда выигрывает.