— Я сделал систему более функциональной.
— Чтобы тебе было понятнее, — Мирон на минутку замолчал. — Помнишь, ты наводил порядок на маминой кухне, а она каждый раз ругалась и расставляла всё по старому. Чашки, тарелки сковородки… Вспомни, что она тебе говорила?
— «У каждого додика своя методика»
— Правильно. И что это означает?
— Ей не хотелось, как лучше. Ей нравилось по-своему. О. Я понял. Профессор, приношу свои извинения. Мне следовало спросить вашего разрешения и согласовать действия.
— Чего уж там… Будь как дома, — махнул рукой старик. — Только сообщай моим ребятам о перестановках и… не делай ничего такого, чего бы не сделал на твоём месте я. Лады?
— Приму к сведению, профессор.
— Тогда развлекайся. А мне, кажется, надо присесть. И принять сердечных капель… Давненько я не испытывал такого стресса.
А Мирона одолевали двоякие чувства. С одной стороны — безмерное облегчение от того, что Платон никуда не делся и пребывает в добром здравии — или в чём он там может пребывать… Словом, чувствует себя прекрасно. С другой — он безумно боялся, что профессор возьмёт и скажет: так и так, мол, спасибо за всё, но теперь мы с твоим братом как-нибудь сами разберемся, а ты гуляй на все четыре стороны…
Ничего ведь, мать его, еще не кончилось! Отец был убит, Мелета покончила с собой, а брат стал призраком. Как после всего этого можно спокойно жить? Он прекрасно понимал: пока не разберется во всём, не узнает, что к чему и не сможет понять, как всё исправить — о нормальной жизни можно забыть.
Да и была ли она — эта нормальная жизнь…
Профессор Китано привёл Мирона в небольшую комнату — видимо, тут старик отдыхал во время работы. Открыв небольшой шкафчик, он достал мензурку и пузырёк. Накапал капель, одним махом выпил… Мирон с интересом наблюдал за его действиями.
После изобретения дермов — осмотических мембран, быстро и безболезненно доставляющих любые лекарства сразу в кровоток, — никто уже не пользовался мензурками.
— Хочешь? — спросил старик, кивая на пузырёк. — Настойка из корней пиона. Сам делаю… Успокаивает нервы, а заодно — сердечный ритм.
— Я бы лучше выпил стаканчик крепкого, — мотнул головой Мирон. Запах капель ему не очень понравился. Какой-то он был земляной. Очень уж натуральный.
— Это я тоже могу устроить.
Старик полез в ту же тумбочку и достал из неё литровую банку. Мирон еще подумал, что банка пуста. Но профессор, откупорив обычную пневмокрышку, налил в ту же самую мензурку прозрачной, как слеза, жидкости и протянул Мирону.
— Пей осторожно, — предупредил он. — Самогон, тройной очистки.
— Тоже сами гоните?
— Один мой товарищ, полковник в отставке. Большой, между прочим, мастер своего дела…
Сначала Мирон не почувствовал никакого вкуса. Будто сделал глоток воды. Но в следующий миг дыхание перехватило, сердце прыгнуло в горло, а сам он будто нырнул в воздушную яму, а потом взлетел к потолку.
— Ух ты!
— А ты думал… Но извини: больше не дам. А то зубы расплавятся.
Он убрал все банки, пузырьки и мензурки и включил электрический чайник. Поставил на пластиковый столик чашки, вазочку с какими-то липкими на вид коричневыми шариками и пару блюдец.
— Признаться, твой брат меня немного пугает, — сказал старик после того, как разлил кипяток по чашкам и бросил в каждую засушенный цветок хризантемы. Цветок от влаги тут же начал распускаться.
— Вы просто его плохо знаете, — сказал Мирон, как загипнотизированный, любуясь цветком в чашке. — Вот как узнаете получше, так и испугаетесь по-настоящему.
— На самом деле, меня тревожит другое… — профессор кинул в рот липкий шарик и принялся с аппетитом жевать. — Как много ему осталось?
— Что вы хотите сказать?
— Личность человека — разноплановая, непредсказуемая. Как долго Платон сможет оставаться таким?
— Когда вы поняли, что он — не программа?
— В тот самый момент, как он по собственной инициативе влез в нашу систему и начал обустраивать её по своему желанию. Программа не действует без команды. Но здесь и кроется опасность: как долго Платон сможет оставаться самим собой, не превращаясь в набор базовых функций и обусловленных рефлексов? Потеряет себя, как личность?
— Но вы же подключили его к своей сети. Он спокойно может распространиться на весь дата-центр…
— Вспомни, с какой скоростью он взломал наши — не самые лёгкие, смею заверить — коды и устроил генеральную уборку. Наш дата-центр для него — детская песочница. Человеку, с его многообразием психики, чтобы не деградировать, нужен постоянно меняющийся мир… Возьми, преступников прошлого века. До того, как их стали запихивать в Ванны… Человек, посаженный в одиночную камеру, запросто может сойти с ума — всего лишь потому, что ему не хватает впечатлений. Заключенные на долгие сроки, на воле не проявляя никакого стремления учиться, в тюрьме осваивали новые языки, философские доктрины и заучивали наизусть сложные поэмы. Этого требовал их мозг — потому, что ему не хватало внешних впечатлений.
— А моему братцу, с его интеллектом и сопутствующими закидонами, нужна самая большая в мире песочница, — кивнул Мирон. — Которой может стать Плюс. Но вы говорили…
— Что у меня нет нужной технологии, — кивнул старик. — И это правда. Но есть… один промежуточный выход. По крайней мере, он даст нам немного времени. Позволит сориентироваться.
— Промежуточный?
— Есть одна штука… Подпольная Нирвана. Её ещё называют «Полный Ноль». Она, в отличие от моей локальной сети, связана с Плюсом и может послужить Платону необходимым буфером для адаптации. Ну знаешь… чтобы не бросать малька сразу в океан, на съедение хищным акулам, ему дают поплавать в небольшом озере. Попривыкнуть к чёрному льду…
— Погодите, — перебил Мирон. — Подпольная Нирвана?
— Работает на тех же принципах, но принадлежит не большой корпорации, а… как бы это сказать, частным предпринимателям.
— Даже лунная и астероидная сети входят в Нирвану.
— Ну, что тут скажешь? Некоторым людям необходимо, чтобы их делишки не светились на общем рынке. В старые времена был Даркнет — наркотики, оружие, краденые картины за протокоины… Сейчас это — Полный Ноль. Можем попытаться поместить Платона туда.
— Попытаться?
— Легче сделать, чем объяснить. Ноль — особенно его дата-центры — тщательно охраняется. Это сложная, очень запутанная сеть взаимных обязательств, зависимостей, информации и личных тайн, доступных только членам группировки.
— Звучит так, словно речь идёт о чём-то незаконном, — вставил Мирон. — О чём-то, за что светит высылка на Лунные рудники, или ещё куда подальше.
— Так оно и есть, — кивнул старик. «Ноль» принадлежит Якудза. А также Триадам, Омерте, Сакра Корона Унита и так далее. Разумеется, здесь, в Токио, есть их отделение.
— Может, с ними просто договориться? Дать им денег — анонимусы, друзья Платона, могут с этим помочь…
— Если бы дело было только в деньгах, — вздохнул профессор. — Я и сам мог бы заплатить любую сумму. Но дело в том, что Якудза ни за какие коврижки не будет работать со мной. Скорее наоборот: узнав, что я всё еще жив, постарается исправить это упущение.
— Вы украли у них плутоний?
— Что-то вроде того, — подмигнул старик. — Сейчас это не важно… Кроме того, будет очень трудно удержать их от проявления инициативы. В случае, если они узнают о Платоне.
— Думаете, они захотят сдать его? Продать Технозон, или еще кому, кто предложит больше?
— Пойми, на таком уровне речь о деньгах уже не идёт. Власть. Сферы влияния. Контроль. Имея такого помощника, как Платон, они могут начать передел мира.
— Мой брат никогда не согласится сотрудничать с бандитами.
— А это будет и не нужно. Видишь ли, — профессор забрал у Мирона чашку, налил в неё нового кипятку, бросил новый цветок… — Платон — только первая ласточка. Помнишь, я говорил о Пути? Так вот: многие захотят обрести бессмертие, переселившись в конструкты. Технология — это ведь принцип. А владея принципом…
— Можно штамповать конструкты, как горячие пирожки. И страшно представить, что будет, если Плюс наводнят усопшие боссы мафиозных группировок.
— Но тем не менее, мы обязаны попробовать, — сказал старик. — Иначе все жертвы будут напрасными.
Глава 6
2.6
Даже не представляю, насколько тяжело тебе приходится.
— Куда ни кинь, всюду клин, — как говорила моя бабушка, — кивнул Мирон. — А вы, профессор, хотели бы переселиться в Плюс? Ну, после того как…
— Не уверен, — качнул седым венчиком волос старик. — Я и так уже устал. Слишком долго живу на свете. Родился сразу после войны…
— Какой? За Сахалин?
— Второй мировой.
— Но это же…
— Вот в этом-то и дело, — усмехнулся он и поднялся. — Я — реликт. Аналоговое устройство в мире квантовых технологий. Чувствую себя черепахой, которая живёт триста лет, да всё никак не сдохнет… Ладно, хватит самокопаний. Пора приниматься за работу. Ты как, отдохнул?
— Не знаю, — пожал плечами Мирон. — Я уже как-то привык.
— Профессор Китано! — как только они вышли из комнаты отдыха, голос Платона пролился изо всех динамиков. Он походил на бурю в пустыне, на девятый вал, который грозил разорвать барабанные перепонки.
— Потише, — замахал руками старик. — Эдак мы все оглохнем.
— Я хочу поблагодарить вас за гостеприимство, — голос теперь шел из одного динамика, расположенного точно у них над головой. — И попросить еще об одной услуге.
— Я в твоём распоряжении, Платон.
— Мне нужно в Плюс. Но ваша система замкнута на себя и я…
— Мы над этим работаем, брат, — встрял Мирон. — Придётся тебе немного подождать.
Повисла пауза.
— Хорошо, я понял, — наконец сказал Платон.
— Извини, что не могу помочь прямо сейчас, — вздохнул профессор. — Придётся тебе немного побыть здесь, у меня в гостях. Но ты не беспокойся: я обязательно что-нибудь придумаю.
— Я не беспокоюсь, — бесстрастно сказал Платон. — Но у меня есть работа. Незаконченная работа. И мне хотелось бы поскорее к ней приступить.