Пытка неизвестностью, — подумал Мирон. — Пожалуй, самая изощренная из всех пыток…
Наконец где-то вдалеке раздались шаги. Он узнал походку Амели и приободрился: что бы она не приготовила, это лучше, чем ссать в собственные штаны…
Обойдя стул по кругу, она зашла Мирону за спину и что-то сделала с путами. Руки его освободились — запястья, локти, а особенно плечи, пронзила дикая боль.
— Больше не боишься, что я сбегу? — спросил он, пытаясь распрямиться.
— Вообще-то мне насрать, — сказала девушка. — Только имей в виду: я ввела тебе нейротоксин. Если не получишь антидот, он будет медленно выедать миелиновые оболочки твоих нервов, а когда доберется до самих нервных волокон… — она закатила глаза. — То, что устроила тебе я — покажется райским блаженством.
— И почему ты такая сука?
Девушка пожала плечами и выдула огромный пузырь розовой жвачки.
— Так веселее, — подмигнула она. — Поторапливайся. У тебя в запасе два часа. Максимум.
— А антидот-то у тебя есть?
Прихрамывая, Мирон пошел вслед за девушкой в темноту.
— Всегда при мне. Антидот — это я. Чтобы избавиться от нейротоксина, тебе придётся заняться со мной сексом.
— Ты ненормальная, — хмыкнул Мирон. — Ёбнутая на всю голову. Ты знаешь об этом?
— А как же! — она взяла его за руку и потащила куда-то в хитросплетение перегородок и тёмных затхлых закутков.
— Что это? — Мирон смотрел на странную сбрую из ремешков, присосок и странных приспособлений, о назначении которых не хотелось даже фантазировать.
— Древний интерфейс для занятий любовью через Сеть. Такими штуками пользовались еще до Ванн, — пояснила Амели.
— И зачем они?
Мирон содрогнулся, представив себя опутанным этими ремешками с присосками, с вибраторами, засунутыми в разные места…
— Их спайка позволяет находится в Плюсе одновременно. Разделять сенсориум.
— Я понял, но зачем это нужно тебе?
Номер лав-отеля. Побольше и побогаче того, в котором он ночевал сразу по прибытии в Японию, с живым консъержем — парнем, который ни на секунду не вышел из Плюса, даже когда отдавал им ключ-карту от номера, и огромной круглой кроватью посреди довольно большого помещения.
Всё здесь было ядовито-розовым: ковёр на полу, с таким длинным ворсом, что в нём можно было утонуть; плюшевое покрывало на кровати, подушки в форме сердечек, портьеры, скрывающие панорамные голо-окна с видом на морской берег… Цифровые волны накатывали на берег в тоскливом однообразном ритме.
Громадная ванна, спрятанная за сёдзи, напоминала стеклянную чашу для пунша — и размерами не уступала кровати.
Когда Мирон зашел за перегородку помочиться, зазвучала веселенькая пластиковая мелодия — казалось, динамик расположен прямо в унитазе, сообщившем на трёх языках, что он обеззараживается ультрафиолетовым излучением, а также то, что в шкафчике можно найти ассортимент презервативов и секс-игрушек на любой вкус и размер…
Он уже знал, что лав-отели предоставляют очень ценный вид услуг — конфиденциальность, и не удивился, что Амели притащила его именно сюда.
Свалить по дороге даже не приходило в голову: если её слова о нейротоксине — правда, без антидота он проклянёт каждую секунду, что останется до смерти. Пока жизнь будет по каплям вытекать из глаз, ушей и каждой поры.
— Я иду с тобой в Плюс, — сказала Амели, плюхаясь на кровать и стягивая сапоги.
Меховая курточка уже валялась на полу, как и её сумочка из настоящей, мягкой, как фламандское масло, кожи.
То, как она бездумно разбрасывала дорогие вещи, говорило о беспечности, пренебрежении. Всегда найдётся тот, кто о них позаботится. Почистит, сложит и аккуратно разложит по местам.
Она легла поверх покрывала, подхватила упряжь и расправила троды на лбу и висках. Остальное спутанным клубком лежало рядом.
— Давай сюда, — Амели игриво похлопала по подушке рядом с собой. — Если изнасилование неизбежно — расслабься, и получай удовольствие.
— Обещать ничего не могу, — усмехнулся Мирон. — Но, если что, помни: ты сама это предложила.
О прозрачных пиявках в ушах он сообщать не собирался. Даже без программы Мирон мог оказаться в Плюсе в любой момент. Но откровенно говоря, опасался сонгоку. Неизвестно, чем всё закончится, если тот застанет его врасплох…
Троды оказались неприятно липкими и холодными. Лёжа рядом с Амели, чувствуя запах её тела, её тепло, он старался переключиться на другие мысли, но думал только об одном: насколько мягкая и шелковистая у неё кожа.
— Поехали, — скомандовала Амели и сразу обмякла.
Мирон еще секунду смотрел на её тонкий профиль, на острые ключицы, бугорки грудей и полоски рёбер, чётко обозначенные под майкой, а затем нырнул в Плюс.
Внучка Карамазова в Плюсе выглядела точно так, как в Минусе. Дорогое удовольствие. Нужна программа, которая будет считывать текущий облик — причёску, макияж, аксессуары, вплоть до брендов одежды — и мгновенно рендерить виртуальные копии.
С другой стороны то, что Амели не заморачивается с аватаром, говорит о её непрошибаемой уверенности в себе и своей внешности. Ей никогда не хотелось побыть кем-то другим.
— Привет, красавчик, — подмигнула девушка и с интересом огляделась.
По умолчанию, выход Мирона был настроен на его виртуальный особняк, на площадку возле бассейна. Он поморщился. Сейчас вся эта нарисованная роскошь казалась проявлением детского эго. Яркая, целлулоидная, безвкусная…
— Идём, — сказал он Амели. — Нужно подумать, с чего начать поиски.
— Есть идеи?
Девушка наклонилась, зачерпнула виртуальной рукой виртуальной воды… Полюбовалась, как та утекает сквозь пальцы…
Для неё всё здесь — настоящее, — понял Мирон. — Она не видит разницы между Плюсом и Минусом.
Тоже весьма и весьма дорогой апгрейд. Лишь немногие — фрики, отаку и прочие одержимые, решались на физическую коррекцию проводящих волокон в лобных долях. Небольшую, но очень сложную операцию. Для Амели вода в бассейне реально была водой — мокрой, холодной, текучей.
Будучи подростком, Мирон тоже подумывал о такой «коррекции». Остановило одно: смерть в Плюсе становилась вполне реальным переживанием. Разумеется, он не умирал на самом деле, но все остальные проявления: боль, жажда, даже усталость — всё это приобретало неприятную реалистичность. А к этому он не был готов.
— Если Платон в Плюсе, — сказал Мирон. — Скорее всего, он чувствует некоторую растерянность. Даже если компиляция личности прошла успешно, ему потребуется некоторое время на то, чтобы адаптироваться к новому пространству. Это как человек, потеряв руку, должен научиться пользоваться новым протезом. Думаю, он попробует «залечь на дно». Проникнуть в какое-нибудь излюбленное, хорошо знакомое пространство — игру или модель мира — и попробовать адаптировать себя к новой реальности.
— И что это могут быть за миры?
Мирон задумался. Он давно перестал следить за увлечениями брата…
— Трудно сказать. Возможно, Троя — он создал очень правдоподобную локацию и вполне может обживаться именно в ней. Еще есть закрытый клуб Анонимусов — наверняка он в него вхож, на крайний случай… Детские пристрастия. Есть парочка игр, от которых он был без ума лет в восемь. Словом, надо прошерстить всё, авось — повезет.
— А может возникнуть отторжение? — спросила Амели. — Ну, если продолжить аналогию с живым организмом, не может оказаться так, что матрица не примет его? Как инородное тело?
Кстати сказать, здесь, в виртуальной реальности, она нравилась Мирону гораздо больше: исчезло выражение безумия из глаз, движения перестали быть дёргаными, будто её всё время бьёт током. Парадоксально, но Амели в виртуале стала более человечной.
— Хороший вопрос, — Мирон на секунду задумался. — Скорее всего, он это предусмотрел. Встроил в конструкт защитные контуры, систему полиморфной адаптации кодов.
— Чтобы фагоциты принимали его за мирное кровяное тельце, а не опасный для организма вирус?
— Что-то вроде того, — кивнул Мирон. — Но тут, скорее, подойдет другой пример: Платону нужно, чтобы его принимали за своего другие хищники.
— Ты имеешь в виду чужой лёд?
— Он-то как раз препятствием не будет. Платон и при жизни-то был офигенным хакером. А уж сейчас… Ты слышала что-нибудь о сонгоку?
— Кибердемонах? Я в них не верю.
— А Платон верит. А еще верит в то, что человечество нужно от них защищать. Собственно, поэтому он и стал… призраком.
— А ты? — Амели подошла очень близко и взяла его за руку. — Во что веришь ты, Мирон?
Неожиданно её лицо треснуло, раскололось, а затем взорвалось острыми осколками. Мирон инстинктивно прикрыл лицо — хотя виртуальное разбитое зеркало и не могло причинить вреда.
Сонгоку вылез из аватара Амели, как личинка из тела носителя, и завис перед ним. А затем превратился в дракона, раскрыл пасть и дыхнул огнём.
Глава 12
2.12
Всё это не настоящее
Мирон пригнулся. Виртуальное пламя не опаляло, но он почувствовал, как воксель за вокселем тает его аватар. Будто с головки лука, слой за слоем, снимают шелуху. Это было неприятно. Более того, это было страшно: остаться в киберпространстве бесплотной тенью, невидимой и беспомощной.
Наверное, так чувствуют себя люди, застрявшие по милости призраков в Нирване.
Не будучи хакером, Мирон не имел собственных ледорубов, которые могли бы помочь в противостоянии Сонгоку. Без Мелеты в Сети он — ноль без палочки.
Дракон выдохнул еще один клуб пламени и он решил, что геройство сейчас — не самая лучшая стратегия. Отдав мысленную команду, он вывалился в Минус.
Ожидая увидеть красный плюш подушек и покрывала, он открыл глаза, и… понял, что оказался в какой-то тесной, без единого окна, комнатушке. Подушка под головой, твёрдая, как камень, поросла плесенью, простыни пропитались потом и сукровицей.
Что происходит? Сколько времени он уже здесь? Спина невыносимо чесалась, и заломив руку за спину, он принялся скрести кожу ногтями. Сразу почувствовал что-то рыхлое, омерзительное. Оно крошилось, лопалось и исходило влажной сукровицей.