— Что я? — адреналин, казалось, использованный без остатка, вновь выплеснулся в кровь.
— А ты стал настоящим бойцом, — вместо профессора ответил полковник. — Или, как говорят у нас, на Японщине, самураем.
— Много ли чести? — криво усмехнулся Мирон.
— Это как посмотреть, — вздохнул профессор. — Если оценивать в спасенных тобой жизнях — то довольно много.
В кармане полковника вновь раздался звонок. Вытащив телефон, он выслушал несколько слов, спрятал его назад и посмотрел на профессора.
— Приехал? — спросил тот.
— Почти, — кивнул полковник и стал зачем-то поправлять выцветшую гимнастёрку. — Ну, вы тут еще поболтайте, а я пожалуй пойду… Встречу его… А?
— Иди, Серёжа, иди, — тут же закивал профессор Китано. — Покажи ему тут всё.
Мирону показалось, что старички отчего-то не хотят допустить встречи его, Платона и Карамазова…
К профессору подбежал один из монахов — кажется, Мирон видел его в дата-центре. Сказал несколько слов по-японски и убежал назад, в дом.
— Что? — спросил Мирон.
— Кажется, у нас проблемы, — засуетился Китано. Пошарив по карманам, он отыскал упаковку дермов, вскрыл один и выдавил желтую каплю прямо на язык — чтобы подействовало быстрее. Поморщился… На Мирона дохнуло знакомым запахом мяты и спирта.
Валокордин, — подумал он сочувственно. — Сдают нервишки у профессора…
— Так что случилось? — переспросил он нетерпеливо.
— Связь с Платоном прервалась. Он бросил все периферийные устройства и закапсулировался где-то в Плюсе.
Мирон посмотрел на безмолвного робота. Тот действительно не подавал признаков жизни последние минут десять, но для Платона это было нормально: он никогда не говорил, лишь бы что-нибудь сказать. Только по делу.
— Эй, крокодил… — на всякий случай позвал он. Робот не откликнулся.
Тогда Мирон достал Плюсы, вставил в уши пиявки…
— Платон? Брат, ты меня слышишь?
Киберпространство было спокойно. Громада дата-центра сияла новой защитной сеткой, которую никто даже не пытался атаковать. Никаких враждебных ботов, ничего. Только на горизонте, где Мирон разглядел нечто вроде ядерного гриба, угадывалось мельтешение огненных искр. Как стаи хищных ос, пикировали они на гриб, вырывая из его тела большие куски — в ранах плескалась жидкость электрически-синего цвета.
— Они атакуют его! — закричал Мирон. Профессор на фоне Плюса казался призрачной тенью, размытой по краям. — Хакерские боты атакуют Платона!
— Поэтому он и оставил роботов, — кивнул профессор. — Оттянул все мощности для защиты.
— Я должен ему помочь, — сказал Мирон. — Есть идеи, как это сделать?
Без программы-Мелеты, без помощника-Платона, в Плюсе он был обычным пользователем. Вряд ли его присутствие как-то повлияет на результаты поединка…
— Думаешь, он не справится? — Китано уже направлялся к своему дому, привычно ссутулив плечи и заложив руки за спину.
— Я не знаю, — честно ответил Мирон. — Но почему-то кажется, что поддержка ему не помешает. Может, ваши люди могут помочь?
— Мои люди устали, — отозвался старик. — Сам знаешь, что бывает, если войти в Сеть усталым. Серотониновое голодание…
— Я понял, — кивнул Мирон. — Тогда я сам.
Он остановился, поискал глазами удобную скамейку — для того, чтобы спокойно чувствовать себя в Плюсе, лучше присесть.
— Подожди, — старик понял, что он собирается делать. — На самом деле, есть у меня одна идейка…
— И чем это отличается от обычного погружения в Плюс? — спросил Мирон через несколько минут, когда профессор привёл его в отдельную комнату на первом этаже.
Предмет обстановки был только один: прозрачно-зеленого стекла Ванна на высоком пьедестале.
— Видишь ли, — замялся профессор. — Когда я говорил, что не продолжил разработки твоего отца, я… несколько погрешил против истины. Прости, мы тогда не были знакомы. Кроме того, ты мне тоже не доверял.
— Проехали, — как можно вежливее перебил старика Мирон. — Мы оба не доверяли друг другу, что дальше?
Платон там один, — думал он. — Бьётся против этих ублюдков… Он конечно крутой, самый умный и всё такое… Но не против тысячи. А Хиномару, походу, наняла именно столько хакеров — может, всех самых лучших в мире.
— Это почти обычная Ванна, — начал объяснения профессор. — Только вместо биогеля в ней — специальный проводник, сходный с тем, что используют космонавты, когда летят на Марс.
— То есть, криогель, — поморщился Мирон. Мысль о том, чтобы уподобиться замороженной селёдке в банке как-то не утешала.
— Не совсем, — упрямо гнул своё старик. — Я дополнил состав своими разработками, сделал его немного жиже и менее фатально действующим на организм. В отличие от криогеля, в моей Ванне замораживается только тело, мозг же остаётся живым и работоспособным.
— И когда не вынужден тратить энергетический ресурс на поддержание жизненных функций — становится намного быстрее.
— Суть ты уловил, — кивнул профессор. — К тому же, освобождённый разум не будет испытывать синдрома гиперреализма — это всё же прерогатива бренной оболочки…
— Иными словами, помещая человека в эту особую среду, вы создаёте ИЛЛЮЗИЮ энергетического разума. Такой конструкт наоборот.
— Я же говорил: решение Платона — более смелое. Мы к такому не были готовы…
— Вы сделали процесс обратимым, правильно? — Мирон очень надеялся, что профессор ответит «да»…
— В теории, — немного помрачнел тот. — Тело-то мы реанимируем без проблем, а вот разум…
— Сколько испытуемых вернулись?
— Двое из десяти. Хиномару и… я.
— Ясно, — Мирон отвернулся и стал стаскивать с плеч пиджак. — Ясно…
Раздевшись до трусов, он перешагнул высокий бортик и уселся на дно Ванны. Ёмкость тут же начала наполняться прозрачной опалесцирующей жидкостью. Она приятно обволакивала конечности и казалось, проникала даже под кожу.
— Есть какие-то напутствия? — спросил Мирон. Жидкость уже добралась до груди. — Советы?
— Только один: возвращайся. Я буду здесь, — улыбнулся старик. — Да, совсем забыл! — крикнул он, когда голова Мирона почти погрузилась в жидкость. — Ты должен создать якорь. Что-то такое, о чём ты никогда не забудешь. То, что поможет тебе вернуться…
Он оказался на пустынной, усыпанной крупным чёрным щебнем равнине. Никакого чувства невесомости, полёта, которые сопровождали переход в Плюс в обычной Ванне. Здесь всё произошло мгновенно. Его выбросило в какой-то пустынный уголок Сети, и мозг подстроился, сгенерировав удобную локацию.
Крупные камни напоминали пористые куски лавы, а на горизонте виднелось что-то, напоминающее вулкан…
Создай якорь, — в последний момент прокричал профессор.
Это как в психиатрии, — подумал Мирон. — Перед гипнозом больному предлагают самому выбрать слово, с помощью которого он проснётся…
Нагнувшись, он подобрал кусок лавы побольше и положил его рядом с другим. Затем принёс еще несколько. Затем — еще.
В близком радиусе крупные куски закончились, но он продолжал упрямо ходить всё дальше и дальше, таская по несколько кусков за раз, складывая их в кучу, создавая курган…
Руки покрылись мелкими царапинами. На куртке, в которой он обычно видел себя в Плюсе — небольшие проплешины и пыльные пятна. Камни были тяжелыми.
Выкладывая продолговатый кенотаф, он думал о Мелете. О том, что ему, по всей видимости, так и не придётся навестить её могилу. Если она вообще где-то есть…
Значит, хотя бы такое место упокоения у неё будет.
Закончив, он снял куртку, майку, вытер пот с лица и уселся рядом с курганом, переводя дух.
Хорошо бы, здесь росли цветы… — рассеянно подумал Мирон, и в тот же миг увидел в чёрной, насквозь пропеченной почве несколько зеленых кустиков. Их пригибал к земле невидимый ветер, нежно-зеленые листья выглядели слабыми и беззащитными.
Вы справитесь, — тихо сказал Мирон, когда из бутонов появились небольшие голубые цветки с желтыми серединками. — На вид вы нежные и хрупкие, но душа у вас отважная. Вы — такие же, как она…
В ответ листья удлинились, сделались более жесткими, а стебли — более упругими и крепкими. Они уже не клонились от ветра, а чуть колыхались под его порывами.
Мирону показалось, что он может различить еле заметный нежный и терпкий аромат… тот самый, которым были пропитаны волосы Мелеты.
Отвернувшись, он посмотрел на далёкую гору. Вопреки законам перспективы, можно было различить, как над ней кружат чёрные точки.
Долго добираться… — пробормотал он и почувствовал колебание сетки пространства. Обернулся. На камнях стоял турбо-джет. Точно такой, каким он его оставил на той многоэтажной стоянке перед тем, как поместить конструкт с Платоном в Полный Ноль…
Оседлав байк, Мирон дал газу и направил машину к вулкану. Земля под колёсами слилась в сплошную чёрную полосу.
То, что издалека казалось вулканом, оказалось громадной тушей какого-то доисторического зверя. Похоже на диплодока, — прикинул Мирон.
Вокруг вились стаи крупных и мелких зубастых тварей. Пикируя на тушу, они вырывали куски плоти и на лету, задрав зубастые пасти к белесому небу, проглатывали их.
Все бока диплодока были покрыты ранами. Из них струилась кровь, покрывая шкуру глянцевой плёнкой. Иногда, когда из тела вырывали особенно крупный кусок, диплодок поднимал к небу небольшую голову и ревел.
Он пытался сражаться. Ловил мелких тварей зубами, сбивал на землю хвостом, топтал ногами… разумеется, их было слишком много.
Объехав тушу кругом — её окружал небольшой бруствер из поверженных тел, в которых угадывались птеродактили, летучие мыши и совершенно неизвестные чудовища с большими ушами, похожие на крылатых обезьян, — Мирон вытащил меч.
Точнее, не вытащил. Он только подумал о нём, и меч вырос из ладони, как продолжение руки. Лезвие его вибрировало от напряжения, а кромка размывалась — как у лазерных резаков для особо твёрдых пород, которые он видел в виртуальной экскурсии по шахтам на Луне.
Размахнувшись — меч удлинился метра на два — он срубил нескольких тварей, затем — ещё и ещё.