– У вас все в порядке, мэм? – Пока Соня предавалась экзистенциальному прорыву в себя, полицейские, намотав пару кругов, решились-таки задать вопрос никуда не идущей девушке в пижаме и тапках.
– О, все прекрасно! – Градус Сонечкиного восторга был немыслим.
– Мэм, точно все в порядке? – не отставали назойливые стражи порядка, ни на мгновение, ни на интонацию не ставшие менее вежливыми.
– Да все отлично! – приветливо помахала сигаретой Соня. Полицейский рефлекторно принюхался.
– Табак-с! – ерничая, заверила Соня.
– А где вы живете? – поинтересовались патрульные.
– Вселенная, Солнечная система, планета Земля! – гордо произнесла Соня по-русски. Но тут же, смутившись, по-английски назвала адрес. Такая-то лайн. Вроде как перевела слово «вселенная» с русской эгегей-блядской необъятности на законопослушную американскую законность.
– Давайте, мы вас туда отвезем.
– Да здесь всего два квартала…
– Давайте, все же…
– Ну ладно-ладно. – Сонечке было жаль их расстраивать. Документы не спрашивают. И хотя не раз и не два и посольские, и ооновские инструктора настаивали на том, что документы, удостоверяющие личность, надо таскать при себе постоянно «на всякий случай», у Сони в кармане пижамы лежали только ключи и зажигалка. Кстати, продавец совершил федеральное преступление – он продал ей сигареты, не увидав ее identity. Вдруг она неприлично помолодела за истекшие сутки и ей уже нельзя покупать сигареты?
– Мэм, как вам Бостон? – спросили Соню полицейские.
– Он прекрасен! – ни капельки не покривив душой, честно ответила она.
И тут же обрушилась на них попыткой объяснить, что сейчас – вот именно здесь – на этой планете, есть только она, Соня, ночной магазин с продавцом, и они все вместе в этой машине. И больше никого и ничего. Они кивали, соглашались. Вряд ли они вообще что-то поняли, потому что Соня путала времена и глаголы, а также одушевляла узаконенно неодушевленное английским языком. Через пару минут они прибыли. Полицейские так и не спросили у нее identity; так и не забрали «в отделение» для выяснения личности; так и не потревожили сон хозяев глупыми расспросами и уточнениями.
Они лишь дождались, когда Соня, взбежав на крылечко, открыла дверь своим ключом. И помахали ей на прощание. Она послала им в ответ воздушный поцелуй. Полицейские медленно отчалили в ночь.
Соня улеглась в постель и, прошептав в темноту: «Тиха бруклайновская ночь…», моментально уснула.
«Ночной Бостон неотразим. Когда Земля поворачивается к Солнцу другим боком, многое видится в ином свете. Нет, не в свете звезд и луны. Хотя и это тоже. В свете истинно человеческих ценностей. И пусть где-то в Новогиреево «силы зла властвуют безраздельно». И наверняка в Квинсе не стоит сейчас бродить обвешанной золотом. Но здесь – в Бруклайне – я чувствовала себя абсолютно спокойно в тапках и без identity», – записала она утром в свой блокнот.
– Соня, а давайте выпьем вина, а?
– Валера, ну это уж и вовсе не по-американски – пить с утра в субботу.
– Ну так мы с вами русские или как?! – рассмеялся Валера.
– Знаете, я не против, но мне неловко. Скоро за мной приедет Джош и наверняка повезет в какие-нибудь чрезвычайно презентабельные места, а я – уже под градусом.
– Славный парень этот Джош, да?
– Прекрасный! Ведь именно благодаря ему я живу у вас.
– Да-да, кроме всего прочего, он – координатор программы…
– Community Connections, – улыбаясь, закончила Соня.
– Да-да. Я запнулся, как это правильно перевести по-русски.
– Дословно правильного перевода не существует, Валера, как мне кажется. Вернее, дословный перевод не отразит суть. А смысл тут важнее слов. «Союз похожих» имеется в виду. Добрый союз хороших похожих людей. Два уха, нос… Хотя, конечно, формально это не так. Но я склонна ко всякого рода философским излишествам.
– Я так рад, я наговорился с вами года на два вперед, Сонечка.
– О, на здоровье! Если будет охота еще поговорить, присылайте приглашение!
– И, главное, что в Джоше? Что он занимается этим совсем не ради денег, учитывая, что они у него имеются по факту рождения.
– А уж почему он так возится со мной, я и вовсе понять не могу. Особенно учитывая его сексуальную, как это принято говорить, ориентацию. Правда, его Майкл совсем замучил меня деепричастными оборотами, – рассмеялась Соня. – Если бы не Джош, я бы и сотой части всего здесь не увидала. Ходила бы в MGH – обратно и привет! И что бы я увидела? Безусловное благополучие американской медицины. По сравнению с нашей, разумеется, – печально улыбнулась она. – Я и понятия не имею, как подойду теперь к обшарпанным стенам родного роддома. Как снова буду выбивать из операционной медсестры шовный материал и работать в перчатках, на два размера больше требуемых. Ну, не будем о грустном. Наливайте свое вино, от одного бокала еще никто не окосел. Хотите, Валера, я расскажу вам страшную историю, приключившуюся со мной в Нью-Джерси?
– Очень хочу!
– Знаете, Валера, если бы я решила остаться в Штатах, я бы поселилась только в Бостоне и только в Бруклайне.
Валера был так горд, как будто сам основал этот самый район.
– За Бруклайн! – провозгласила Соня.
– И не путать с Бруклином! – поднял бокал Валера.
Они выпили, и Соня начала рассказывать свой, как она назвала его, триллер.
Что-то было не так. Стандартный гостиничный номер. Маленький коридорчик. Налево – шкаф. Направо – ванная. Прямо – собственно номер для обычных смертных командировочных. Большая, идеально застеленная кровать. Рядом – телефон на тумбочке. Напротив – телевизор. Окно. Балкон. Но что-то не так. Не ночь за окном вызывает холодок в солнечном сплетении. И не индустриальный пейзаж. Что-то не так… Соню сводит легкой судорогой. «Чушь какая-то. Осталось еще только вспомнить «1408»,[13] чтобы лихорадочно броситься звонить дежурному администратору. Ну, вот… Вспомнила! А-а-а!!! Где, блин, список телефонных номеров?!»
Соня хватает трубку, лихорадочно выдвигает ящики в поисках рекламной книжицы, параллельно набирая код. И тут…
Ей на ногу шлепается керамическая пепельница. Мозг отсканировал пространство быстрее, чем осознал его. И нет, чтобы просто-напросто удивиться, так он сразу ужаса нагнал. Хотя впервые за все время пребывания в Штатах Соня увидала пепельницу в гостиничном номере. В городе Нью-Йорке. В той части, где он – штат Нью-Джерси. То есть у черта на куличках, в «мытищинских» ебенях.
Когда она только прилетела в Америку и две недели жила в гостинице, категорически запрещенное курение создавало Соне ряд ощутимых неудобств. Скажем, что делать с неизбывным желанием покурить перед сном? Ее поймут только курильщики. В номере – нельзя, нигде в гостинице – нельзя. Не очень-то приятно выходить на улицу в пижаме и давиться дымом под неуютными взглядами некурящих постояльцев.
А тут вдруг – пепельница в номере.
День у Сони выдался не из легких…
«Никогда! Никогда больше не буду пользоваться машиной в другой стране, пусть Джим уже будет здоров со своим джипом! Во-первых – спидометр в милях, а это задачка не из легких для блондинки. Особенно при таком классном дорожном покрытии. На нем время летит незаметнее, чем автомобиль. Кстати, хорошо хоть время в часах. И на том спасибо. «Мэм, сколько фунтов?» Три штуки, плиз, и вот эту бутылку. Да-да. Ту. Из той части магазина, похожей на КПЗ. О боже! Это не просто номинальная решетка. Она еще и на замке, вот мой identity, плиз, чтоб вы тоже не болели! – вспоминала Сонечка. – А уж как я ориентируюсь в картах – так тут топографы нервно курят. Мартышке атлас автомобильных дорог был бы полезнее. Я бы пешком быстрее дошла. Как тот самый Сталлоне по тому самому туннелю. И надо же. Апельсины есть. Водка – в сумке. Пепельница, будь она неладна! Выпить надо, потому что посттравматический шок, а нечем что? Закурить. А я уже переоделась. В тапки! И тут вам не камерный Бруклайн. Ладно, пойду разведаю».
Соня спустилась в холл и внимательно осмотрелась.
«Нет. Все-таки есть что-то очень иррационально-славянское в этих американцах, как бы весь остальной мир ни обвинял их в суровой прагматичности. Скажите на милость, почему в баре гостиницы, в номере которой имеется идеальная, чистая, прекрасная пепельница, не продают сигареты? Если это прагматизм – то я техасский рейнджер».
– Где сигареты можно купить? Ну, чего так улыбаться! Чего? Медленнее, плиз! Слоули. Господи! Да этот тип три минуты назад как из Мексики. Русский с мексиканцем братья навек. Бхай-бхай. Дай стило. Читать умеешь? Ну? Ай нид хелп! Эмерженси! Потому что водка есть, пепельница есть, а курева – нет! Чего пугаешься? Курево – это такие обычные сигареты, а не то, что ты сейчас на своем испанском подумал! Phillip Morris, слыхал? Вот. Мне срочно нужен его продáкт! Где? Терн райт? Терн лефт? Гоу элон? Хаудуайгетту-у-у-у… Чтоб ты скис! – Соня нахмурилась. – Будь они неладны, эти американские таджики!
Сонечку уже заклинило на имеющейся в номере пепельнице, и она пошла.
На улице было незнакомо, темно и страшно. И главное – ни тебе лавочек бруклайновских, ни супермаркетов авенюшных на каждом углу. Бирюлево какое-то. Граффити и лишь белки из тьмы сверкают. «Сейчас побегу, теряя тапки от ужаса», – подумалось Соне.
– О-о-о! Соу ай глэд! Стойте, вашу мать! Мне страшно! – Она увидала патрульную машину.
«Все-таки какие они хорошие, американские полицейские. Особенно этот толстый афроамериканец».
– Белой леди не рекомендуется прогуливаться одной в этом районе в такое время. Тут у ниггеров разборки бывают с итальянцами.
– Так и сказал, Валера, «ниггеров», представляете?
– Ну, сами про себя они могут. Это у них в точности, как у евреев.
– Не такие ласковые, как бруклайновские, но в супермаркет завезли. Подождали, пока сигарет куплю. И в гостиницу доставили. Гася пятый бычок, я понимаю, что надо прекратить пить «огненную воду», а то я начну идеализировать образ American polic