— А ты у нас знатный сердцеед, дорогой кузен.
— С чего ты взяла?
— Ты окончательно вскружил голову госпоже Бессмертной! — И заглянула в глаза: — Неужели не замечал?
— Замечал, — ответил Андрей. — Она своим навязчивым вниманием крайне раздражает меня.
— Тем не менее опасайся ее. Отвергнутая дама с исковерканной судьбой может преподнести самые неожиданные сюрпризы.
Той ночью Табба не спала.
Дверь ее спальни была плотно прикрыта. Сама актриса сидела за небольшим чайным столиком, на котором стояли две винные бутылки, одна уже была выпита, вторая опорожнена наполовину.
Катенька сидела напротив, смотрела на госпожу с болью и состраданием.
— Скажи, милости ради, — бывшая прима налила бокал почти до края, — что мне делать?
— Ложиться спать.
— Будешь хамить, тотчас получишь по морде!
— Но вам и правда лучше лечь спать.
— ТЫ меня не расслышала.
— Расслышала. Но вдруг придет хозяйка, и может случиться скандал.
— А мне плевать!.. Слышишь, плевать! Я хоть завтра могу собрать манатки и покинуть эту вонючую гробницу! Я задыхаюсь здесь, мне нечем в этих стенах дышать, я схожу с ума! Ты это понимаешь?
— У нас нет денег, чтобы снять приличное жилье.
— Как ты сказала?.. Нет денег?
— Мы с вами живем за счет княжны.
Бессмертная с трудом поднялась с кресла, направилась к серванту. Она выдвинула один из ящичков, добралась до ящичка потайного, вынула бархатный мешочек с «Черным моголом».
Положила золотую коробочку на стол, открыла ее.
— Смотри!
Бриллиант дышал, манил, завораживал.
— Что это? — шепотом спросила Катенька.
— «Черный могол»!.. Прекрасный и страшный! Из-за него погиб князь Брянский.
— Откуда он у вас?
— Не твое свинское дело! — слегка покачиваясь, ответила бывшая прима и захлопнула крышку. — Он бесценен!.. И если я продам его, то обеспечу всю свою жизнь!.. Куплю все и вся! Даже этот поганый склеп!.. Со всеми потрохами! Даже с княжной вместе!.. Ты не веришь? — спросила она, заметив удивленный взгляд прислуги.
— Верю, госпожа, — ответила та смиренно. — Но лучше мы поговорим об этом завтра.
— Поговорим? — изумилась актриса. — Это я с тобой должна «поговорить»? А кто ты такая, что я должна с тобой разговаривать?
— Вы неверно меня поняли, госпожа.
— Я — Бессмертная! Прима оперетты! На меня ломился весь Петербург! Я хоть завтра могу пойти в этот смрадный театришко, и они мозгами двинутся, что я снова на сцене! Театр опять оживет, потому что мне нет равных! — Табба наклонилась к прислуге, взяла ее за воротничок, притянула к себе, зашептала: — Я недавно была в театре! Они меня не узнали, а я всех этих тварей увидела! Эта ничтожная мразь… бездарь… Изюмов в швейцарской ливрее — кланяется, скалится, приглашает, заискивает, ручки всем лижет. А Гаврила Емельянович, скопище лжи и предательства, тут же визиточку сунул! Звоните, приходите. — Она ударила по столику кулаком. — Вот вам всем! Не дождетесь! Я если и войду в театр, то совершенно с другого входа.
— А может, вам и вправду стоит вернуться в театр? — с надеждой спросила Катенька.
— А вот это уж нет! — поводила актриса пальцем перед ее лицом. — Увольте! Телега под названием «театр» проехала! Я теперь живу другой, совершенно другой жизнью! Тізі даже не догадываешься какой.
Прислуга неожиданно насторожилась, поднесла палец к губам.
— Кажется, госпожа.
— Пойди глянь.
Пока Катенька ходила глянуть, что происходит в доме, Табба торопливо подошла к серванту, спрятала бриллиант, вернулась на место.
Катенька, вернувшись, доложила:
— Княжна провожает князя Андрея. Как бы к нам не заглянула.
— Закройся на ключ и не открывай.
Девушка выполнила приказание, принялась убирать со стола посуду.
— Я его убью, — неожиданно произнесла Табба.
— Кого?
— Князя Андрея.
— За что?
— За то, что я для него пустое место.
— Что вы, госпожа? Он вас очень даже уважает.
— Уважать — это значит не замечать. А любить — это думать, каждую секунду сходить с ума! И я, Катенька, схожу. Каждый день, каждый час, каждую секунду.
В дверь вдруг раздался несильный стук, обе замолчали. Табба подала знак девушке, та довольно громко спросила:
— Кто здесь?
— Анастасия, — послышался из-за двери голос. — Мадемуазель уже спит?
— Да, уже более часа.
— А мне показалось, что кто-то в комнате разговаривает. И довольно громко.
— Нет, нет… Это я читала молитву.
— Ладно, тогда завтра.
— Что-то срочное?
— До завтра терпит.
Раздался звук удаляющихся шагов, актриса с кривой ухмылкой произнесла:
— Наверняка желала отчитать, чтоб не орали. — Она зацепилась за воротничок прислуги, зашептала: — Нас здесь все ненавидят! Надо сматываться! Куда угодно, только не здесь! И чем быстрее, тем лучше. Устала, надоело, боюсь…
На Петропавловской крепости пробило полночь.
Табба привела себя в надлежащий вид только к одиннадцати дня, и когда вышла из спальни, увидела, что ей навстречу направляется княжна.
Анастасия бросила взгляд на слегка припухшее лицо актрисы, поинтересовалась:
— Неважно себя чувствуете?
— Заметно?
— Слегка.
— Наверное, мигрень.
— Вы в состоянии уделить мне полчаса? Мне важно с вами посоветоваться.
— Разумеется. Распоряжусь только, чтоб Филипп принес мне чашку кофию.
— Я сама. — Княжна ударила в ладоши, крикнула: — Филипп!
Дворецкий возник немедленно, будто специально стоял за дверью.
— Слушаюсь, госпожа.
— Кофий мадемуазель!
Филипп удалился, девушки уселись на диван в каминной комнате. Анастасия с сочувственной улыбкой поинтересовалась:
— Может, велеть принести порошок?
— Само пройдет, — слабо усмехнулась Табба, положила руку на колено княжны. — Простите, что доставляю вам столько хлопот.
— Это пустое. — Та помолчала, решая, с чего начать. — Вы часто вспоминаете мать и сестру?
— Странный вопрос, княжна.
— Ничего странного. Мне важен ваш искренний ответ.
Дворецкий принес поднос с кофейным набором, откланялся и бесшумно удалился. Табба налила чашку, сделала пару глотков.
— С ними что-то случилось?
— Нет, разговор не об этом. Вы ведь любите их?
— Я все же не понимаю смысла ваших вопросов.
— Сейчас поймете… Неужели вам не хотелось бы их увидеть?
— Хотелось бы. А временами очень… Особенно когда тоска.
— А вы бы могли отправиться на Сахалин?
— Шутите?
— Вполне серьезно, сударыня.
— Странно… И вы ждете откровенного ответа?
— Да.
Актриса подумала, пожала плечами.
— Думаю, вряд ли. Во-первых, не вижу целесообразия. А во-вторых, полгода на пароходе… Нет, это выше моих сил.
Анастасия с торжественным злорадством посмотрела на нее.
— А вот князь Андрей видит целесообразие.
Табба на миг даже притихла.
— Простите, не поняла.
— Он намерен отправиться на Сахалин, чтобы встретиться с Михелиной.
— Он в своем уме?
— Сомневаюсь.
Бывшая прима на какое-то время замолчала, даже забыв про мигрень и кофе, наконец не без удивления произнесла:
— Вы хотите, чтобы я поговорила с ним?
— Это бесполезно. По этому вопросу его принимал даже великий князь. Но он стоит на своем. — Анастасия налила себе кофе, сделала совсем крохотный глоток. — Я бы просила вас отправиться в Одессу.
— Меня в Одессу? Зачем?
— Вместе с Андреем.
— Теперь я вообще ничего не понимаю.
— Сейчас поймете. — Княжна подсела поближе. — Пароход на Сахалин отправляется из Одессы. Неплохо было бы договориться с капитаном, дать ему достаточно денег, и Михелина обратным рейсом могла бы вернуться сюда.
— Но почему этим должна заниматься я?
— Андрей не совсем здоров. Он совершенно не приспособлен к жизни. И было бы неплохо, если бы вы помогли ему. Если вы этого не сделаете, мы можем просто потерять его.
— Но вы ведь знаете о моем отношении к князю? — усмехнулась Табба.
— Знаю. И считаю, что это тоже в пользу. В процессе поездки вы узнаете друг друга ближе, и в итоге либо что-то случится между вами, либо вы расстанетесь навсегда. Возможно, даже как друзья.
Табба поднялась, с натянутой светской улыбкой заявила:
— Я не сказала — да. У меня есть своя жизнь, свои дела, свои проблемы, которые предстоит решить. Простите… — и с подчеркнутым достоинством вышла из каминной комнаты.
В загородном конспиративном доме совещались трое: Ефим Губский, Беловольский и барон Александр Красинский. В комнате было довольно накурено, отчего Губский кашлял еще чаще, но никому курить не запрещал, потому как сам не мог отказаться от этой дурной привычки.
— Девица презанятна, — восторженно докладывал Красинский. — Артистична, умна, легка, подвижна — просто божий для нас подарок.
— Неужели никто из былых ее воздыхателей не признал ее? — усомнился Беловольский.
— Абсолютно! Более того, директор театра настоятельно пытался уговорить мадемуазель выйти на сцену! Он просто влюбился в нее!
— Вот и отлично. — Губский, глуша платком кашель, поднялся из-за стола, прошелся по скрипучим половицам. — Если она так талантлива, смела, решительна, будем ее готовить к покушению на генерал-губернатора.
— Вопрос о покушении решен? — вскинул брови Беловольский.
— Да, центральный комитет принял решение.
— Но у нас проблема с деньгами, Ефим Львович! Товарищи из провинции жалуются, требуют! Некоторые даже шантажируют!
— Что вы предлагаете?
— Налет на банк. Мы об этом с вами говорили.
— Да, налет будет. Но уже без госпожи Бессмертной.
— С кем же?
— С вами, господин Беловольский.
— Со мной?!
— Да, с вами. Определите банк, изучите обстановку. Команда у вас есть, действуйте!
— Простите, но это крайне неожиданно.
Губский зло уставился на Беловольского, лоб его перечеркнула бьющаяся вена.
— А вы хотите, чтобы все было по плану, по расписанию?.. Лежать на печи и плевать в потолок? Нет, любезный Даниил Матвеевич! Мы обязаны жить по другому принципу! А принцип этот — каждый день опасность, каждый день смерть! — Он снова закашлялся, встал у окна и долго не мог прийти в себя от вспышки гнева. Сделал пару глотков прямо из графина с водой, сел за стол. — Госпожу Бессмертную готовить к акции срочно. Немедленно! Необходимо изучить особенности поведения генерал-губернатора, маршруты передвижения, наиболее подходящее место для покушения.