Табба стояла в сторонке, с некоторым удивлением смотрела на действо, затеянное Рокотовым, машинально достала из сумочки крупную купюру и, когда поэт поравнялся с ней, положила деньги в наволочку.
Было темно и сыро.
Пролетка неслась по разбитой дороге — на ухабах подбрасывало и качало из стороны в сторону.
Поэт молчал, по обыкновению тяжело глядя перед собой.
— Никогда не слышала о «Совести России», — произнесла Табба.
Он повернулся к ней.
— Что?
— Не знала, что есть союз «Совесть России», тем более с моим участием.
— А вам зачем знать? — усмехнулся Рокотов.
— Как же?.. Вы ведь упомянули мое имя.
Марк помолчал, коротко взглянул на девушку.
— Я недостаточно вас знаю, чтобы посвящать в детали моей жизни.
— Я не стремлюсь к этому. Но причины странности отдельных ваших поступков я бы желала понять.
Поэт помолчал, после чего из него вырвалось:
— Деньги… Деньги… Мне нужны деньги! Чертовски нужны!
— У вас нет денег? — искренне удивилась артистка. — Я могу дать.
Он снисходительно посмотрел на нее и ухмыльнулся.
— Глупенькая, ничего не понимающая девочка… — Протянул руку к голове примы, взъерошил волосы, притянул к себе и накрыл ее откровенно бессовестным поцелуем.
Табба ничего не помнила, ничего не понимала. Она просто отдавалась властному, желанному и жестокому мужчине. Ей было непостижимо хорошо и временами настолько больно и отвратительно, что она с трудом сдерживалась, чтобы не сбросить с себя огненное, удушающее тело.
Потом Табба сидела в небольшом гостиничном номере возле туалетного столика с зеркалом, взирая на себя удивленно и печально. Рокотов лежал на постели, заложив руки за голову, смотрел в потолок и молчал.
— Вот оно и произошло, — тихо выговорила девушка.
Поэт молчал, глаза его не мигали.
— Все так просто и даже обыденно.
— Жизнь, — почти не разжимая губ, сказал Рокотов, — цепь случайных и обыденных поступков.
— Вы полагаете, наша встреча случайна и обыденна?
Он усмехнулся.
— Пройдет совсем немного времени, и вы сами в этом убедитесь.
Табба вдруг стала плакать, тихо и отчаянно, уронив голову на столик, из уголков рта совсем по-детски выступали пузырики, а она никак не могла успокоиться.
Неожиданно почувствовала на плечах тяжелую руку, подняла голову. Поэт заставил ее подняться, взял в руки ее лицо, посмотрел в глаза серьезно и твердо.
— Вы отныне моя.
— Да, — кивнула актриса, и ее волосы упали на лицо.
Он убрал волосы.
— Вы будете делать все, что я скажу.
— Да.
— У вас есть театр, но вы не будете принадлежать театру.
Табба испуганно посмотрела в черные глаза Марка, мотнула головой.
— Нет, я не переживу этого.
— Переживете. Театр откажется от вас.
— Почему?
— Со мной вы станете прокаженной.
— Я вас не понимаю.
— Пройдет время, и вы все поймете.
— Вы по дороге сюда говорили о деньгах.
— Забудьте пока об этом.
Рокотов приблизил ее лицо почти вплотную к своему и стал целовать глаза, губы, шею.
Следователь Гришин, проводивший допрос, был в толстых очках, поэтому смотрел на Петра Кудеярова близоруко, внимательно и, казалось, даже с сочувствием.
Граф чувствовал себя в этом кабинете неуютно, постоянно елозил на стуле, вертел головой, теребил бороденку.
— С кем из господ, участвовавших в сходке, вы знакомы лично? — спросил следователь, предварительно заполнив какие-то бумаги.
— Ни с кем, — ответил с деланым удивлением Кудеяров. — В «Горацио» я оказался случайно.
— Случайно — это как?
— Зашел с дамой в ресторан попить, пообедать и неожиданно обнаружил, что там творится… инакомыслие.
— Случайно вошли и случайно обнаружили?
— Именно так.
— Можете назвать имя дамы, пришедшей с вами?
Граф гордо откинулся на спинку стула.
— Не могу. Я не желаю, чтобы в этом дурном спектакле фигурировало ее имя.
— Спектакль — это что?
— Это то действие, которое вы проводите!
Гришин усмехнулся, протер пальцами очки, побарабанил пальцами по фанерному столу.
— Я провожу действия дознания в связи с противоправной сходкой.
— Я к сходке не имею никакого отношения!.. — воскликнул возмущенно Петр. — Я граф — Кудеяров!.. Моя родословная должна вам объяснить, что все мои предки и я в том числе никогда не принимали участия в противоправных безобразиях!.. Прошу прекратить издевательства и немедленно отпустить меня!
Следователь усмехнулся, открыл ящик стола, достал оттуда несколько фотографий, разложил их на столе перед Кудеяровым.
— Будьте так любезны, укажите лица, в той или иной степени вам знакомые.
Петр склонился к снимкам, принялся их рассматривать, пока не остановился на пане Тобольском.
— Вот этот господин.
Гришин, удовлетворенный, подвинул снимок к себе.
— Можете подробнее?
— В каком смысле?
— Насколько хорошо вы знаете данного господина?
— Я вообще его не знаю! — взвизгнул граф. — Увидел в ресторане… на этой сходке!.. вот и запомнил!.. Он что, неблагонадежен?
Следователь не ответил, переждал истерику Кудеярова, сунул снимок обратно в ящик стола, неожиданно извлек оттуда еще одну фотографию.
— А что скажете об этом господине?.. Уж его-то вы наверняка знаете.
На фотографии был изображен поэт Марк Рокотов.
— И этот мозолит вам глаза, да?
— Знаете или нет?
— Разумеется, знаю. — От возмущения Петр еще больше вспотел, промокнул лицо платком. — Знаменитый поэт Рокотов. А он-то при чем?
— Насколько хорошо вы его знаете?
— Что значит — хорошо?.. Ни одни светские посиделки не обходятся без его участия. Кроме того, прекрасные стихи, экстравагантная внешность, острый ум.
— Он тоже был на сходке?
— Не обратил внимания.
— Как давно вы стали замечать его в обществе?
Граф поднял глаза на потолок.
— Думаю, не более года. А может, даже меньше.
— Круг его знакомых?
— Не обращал внимания. Но брат мой, граф Константин, относится к поэту с некоторой подозрительностью.
Следователь, оставив письмо, с интересом поднял глаза на допрашиваемого.
— Что же так обеспокоило вашего брата?
— Ничего не обеспокоило, но симпатии особой господин Рокотов у него не вызвал.
Гришин поставил локти на стол, уперся ими в подбородок.
— Я сейчас отпущу вас, граф… Но перед этим небольшая просьба.
— Дать взаймы!.. Не даю!.. Даже родному брату отказываю!
— Вы подпишите эту бумагу, — следователь пододвинул листок к графу, — и мы на этом расстанемся. Надеюсь, на время.
— А что здесь? — Дрожащей рукой Петр достал очки, нацепил на переносицу, стал читать. Закончив изучение написанного, он в возмущении отодвинул листок. — Вы с ума сошли? Вы желаете сделать из меня осведомителя?
— Я желаю, чтобы вы были благоразумным и оказали небольшую помощь властям в сложное для Отечества время.
— Но это же прямое предложение стать вашим негласным сотрудником.
— Да, — кивнул Гришин, глядя на графа. — Да!..
И ничего постыдного в этом нет!.. Гораздо печальнее, если случится так, что вы попадете под следствие вместе с лицами, на которых я вам указал.
— Нет! — Петр встал, решительно отодвинул от себя листок. — Нет и нет!.. Это шантаж! Это подло и отвратительно!.. Позвольте мне покинуть вас!
— Безусловно, — усмехнулся Гришин. — Но напоследок еще один вопрос. Какие отношения связывают господина поэта и приму нашей оперетты госпожу Бессмертную?
От такого вопроса Кудеяров даже опустился на стул.
— Поэт и госпожа Табба?
— Именно так.
— Бред… Это исключается! Они познакомились на вечеринке, устроенной мной и братом, и на этом их отношения закончились.
— Вы так считаете? — Следователь с усмешкой смотрел на побледневшего графа.
— Я так считаю, и так есть на самом деле!
— Могу предложить вам пари.
— То есть?
— Я предоставлю вам некоторые данные, и если они подтвердятся, вы подпишете эти бумаги.
Петр подумал, кивнул головой.
— Я согласен. Но запомните, пари вы непременно проиграете.
— Время покажет.
Следователь поднялся, протянул графу руку. Тот сделал вид, что не заметил ее, направился к выходу.
— Минуту, — остановил его Гришин. — Настоятельно рекомендую рассматривать нашу беседу как предельно конфиденциальную.
— Разумеется, — кивнул Петр и покинул кабинет.
Когда следователь вернулся на место и стал листать бумаги, лежавшие на столе, в дверь постучали.
— Войдите.
В кабинет вошел младший полицейский чин Феклистов, подобострастно вытянулся.
— Здравия желаю, господин следователь. — За его спиной маячила Ольга-Слон. — Околоточный распорядился направить к вам даму для проведения дознавательной беседы.
Гришин окинул взглядом «даму», нехотя кивнул на стул.
— Пройдите.
Ольга протиснулась в кабинет, уселась на стул, испуганно глядя на очкастого следователя.
— Надо поприсутствовать? — спросил младший чин.
— Ступай… — отмахнулся Гришин.
Феклистов, потоптавшись на месте, все-таки вышел, прикрыв за собой дверь.
Следователь еще раз взглянул на пришедшую.
— С чем пожаловали, сударыня?
— Так я уже господам излагала.
— Теперь изложите мне.
— Я воровка… Бывшая, правда.
— Уже интересно. Дальше?..
— Желаю вести праведный образ жизни.
— Похвально.
— Паспорта не имею.
— Вы с этим пожаловали?
— Не только. Помогите мне с паспортом, а я расскажу вам про Соньку Золотую Ручку. Про воровку… Слыхали про такую?
— А кто же про нее не слышал? И где же она?
— А насчет паспорта?
— Обещаю, — с ухмылкой кивнул Гришин. — Ну, так что там с Сонькой Золотой Ручкой?
Младший полицейский чин Феклистов почти бежал по Конюшенной улице на встречу с Улюкаем.
Тот ждал его в небольшой пивной и, когда полицейский, спешно пробравшись между столами, подсел к нему, пододвинул кружку с б