Тот последовал совету, пригляделся, кивнул.
— Кажись она.
— Значит, признать сможешь?
— Смогу, ваше высокопревосходительство.
— Молодец… А из воров многих знаешь? — продолжал Агеев.
— Многих знать не могу, а вот некоторых — непременно.
— Воровку такую… Ольгу… которая служила у Соньки, знал?
— Слона-то?.. Конечно знал. Редкая прошмандовка.
— Нехорошо о покойнице так, Ваня, — качнул головой полицмейстер.
— Вальнули, что ли?
— В Карповке нашли.
— Собаке собачий поводок. Заместо петли.
— Грешник ты, Ваня. Христьянин небось?
— Татарин.
— Все одно грешник. — Агеев взглянул на следователя, тот утвердительно кивнул. — Мы тебя, Ваня, отпускаем. Но не за красивые глазки, а чтобы отловить Соньку.
— Понятное дело, — кивнул тот.
— Проныкаешь во все воровские хавиры, — вел дальше Василий Николаевич на воровском жаргоне, — прикинешься фраером, послоняешься по Невскому, пока не наколешь Золотую Ручку. Обо всем будешь нам козлятничать.
— Это вы где по-нашему научились? — хмыкнул Кабан.
— Так ведь с кем поведешься, от того и нахватаешься. — Полицмейстер поднялся, с серьезным видом погрозил пальцем. — Только не вздумай, Ваня, сигануть в глухарню. Хвост за тобой будет с утра до утра. Не скроешься…
Агеев еще раз, на всякий случай, погрозил дознавателю и в сопровождении следователя покинул пыточную.
Кузен Анастасии, князь Андрей, оказался высоким белокурым молодым человеком с широкой, открытой улыбкой, а легкий светлый костюм придавал ему дополнительную стройность и даже изящество.
Когда привратники во главе с Семеном открыли ворота и карета с полицмейстером, Сонькой и Михелиной вкатилась во двор, Андрей, держа за руку княжну, спустился по ступенькам с крыльца. Поздоровался за руку с Василием Николаевичем, затем помог выйти из кареты сначала Соньке, затем ее дочери.
Наверху, на ступеньках, стоял дворецкий, внимательно следил за происходящим.
Анастасия топталась возле Михелины, обнимала за талию, заглядывала в глаза.
— Это и есть мой кузен — Андрей, — гордо сообщила она прибывшим. — Самый любимый, самый единственный, самый прекрасный.
Князь поцеловал руки дамам, поочередно представился на французском:
— Андрей. Кузен этой проказницы.
— Очень приятно, — улыбнулась воровка. — Матильда.
— Мари!
Полицмейстер стоял в двух шагах, приятно улыбался, наблюдая за знакомством и как-то по-особому изучая «француженку».
— Вообще-то она не Мари! — вмешалась Анастасия, но тут же осеклась и поправилась: — У нее два имени — Мари и Анна. Мне больше нравится Анна. К тому же они говорят по-русски!
— Да, — кивнула, смутившись, Михелина. — Можем общаться на любом языке.
Они двинулись было ко входу в дом, но полицмейстер неожиданно попросил внимания:
— Есть предложение!.. Пока молодежь будет знакомиться и разводить тары-бары, мы с мадам Матильдой… я не ошибся именем, сударыня?
— А вы хотели назвать меня по-другому? — засмеялась та.
— Нет, только вашим именем, мадам!.. Оно вам идет. Так вот, мы с госпожой Матильдой на некоторое время отлучимся.
— Я бы хотела побыть с молодежью, — попыталась возразить воровка.
— Успеете, — решительно взял ее под руку Василий Николаевич. — Видимся первый, но не последний раз! — И повел женщину к карете.
Анастасия по-хозяйски провела Михелину и Андрея в большую гостиную, велела дворецкому:
— Никанор!.. Кофию, воды и сластей!
— Слушаюсь, княжна, — поклонился тот и отправился исполнять приказание.
Карета полицмейстера в сопровождении кареты охраны неслась сначала по Фонтанке, затем свернула на Невский, а оттуда в сторону Дворцовой пощади.
Василий Николаевич весело делился с Сонькой последними своими новостями, время от времени бросая на нее внимательный взгляд.
— Вот вы живете в Париже, правильно?
— Да, в Париже, — кивнула она.
— Бывал в Париже, и не однажды. Знаю… Но вам даже не снились персоналии, с которыми нам приходится сталкиваться в нашей прекрасной столице!
— Да, у вас много знаменитых людей. Не только высший свет, но писатели, артисты…
Василий Николаевич расхохотался.
— Вот-вот! Особенно артисты!.. Есть у нас одна такая артистка — всем городом ловим!
— Почему ловите? — не поняла на своем «плохом» русском воровка.
— Потому как не можем поймать!.. Воровка! Аферистка высшей пробы! Сонька Золотая Ручка. Не слыхали?
— Не слышала. Но имя очень красивое.
— Это не имя. Кличка!.. Или, как у них выражаются, погоняло!
— Все равно красиво — Сонька Золотая Ручка, — улыбнулась Сонька. — А женщина красивая?
— А черт ее разберет! — Полицмейстер полез во внутренний карман мундира, вытащил оттуда сложенный вдвое плотный листок бумаги. — Взгляните сами!
— О, — рассмеялась воровка. — Вы носите ее прямо возле сердца!.. Она ваша дама сердца?!
— Дама моих печенок!.. Вот здесь у меня сидит!
Сонька развернула фотографию — на нее смотрела она сама.
— Красивая, — улыбнулась она.
— На вас чем-то похожа! — заявил полицмейстер и снова с интересом посмотрел на даму. — Не находите?
— Вы мне льстите!
— Ей-богу! — перекрестился Агеев и приставил снимок к лицу воровки. — Одно лицо!.. Клянусь!.. Вот как бывает! Если б не знал, что это вы, давно бы уже сидели в наручниках!
— Не пугайте меня так. — Сонька вернула ему снимок. — Я желаю вам поймать ее как можно быстрее.
— Поймаем! — кивнул полицмейстер, сопя и засовывая фото снова в карман. — Колонули тут одного воришку, он как раз ее и выудит. Был Кабаном, стал поросенком.
— «Колонули» — это как? — «не поняла» воровка.
— Морду в лепешку, пальчики в трубочку — вот и готов человек исполнять любое наше желание.
— Зачем вы мне рассказываете такие жестокости? — капризно спросила Сонька.
— Чтобы вы, французы и прочие иностранцы, понимали, в какую страшную страну приезжаете. Это вам не какая-нибудь Италия или, не приведи господи, сонная Швейцария. Россия!.. — Василий Николаевич попытался ее обнять.
Сонька довольно бесцеремонно оттолкнула его.
— Я начинаю уже понимать. — И поинтересовалась: — А куда мы едем?
— В апартаменты!
— Зачем?
— Полюбоваться, как говаривал поэт, видом великого города! Умрете, какой вид открывается из окна!
Полицмейстер снова стал обнимать воровку, она несколько поддалась, но все равно старалась держать дистанцию.
Вид из окна действительно открывался невероятный — широкая, полноводная Нева, напротив Петропавловская крепость, чуть в сторонке стрелка Васильевского острова.
Сонька стояла у окна, завороженно смотрела на эту вечную красоту.
Сзади ее нежно обнял Василий Николаевич, задышал в шею.
— Разве не красотища?
Она отстранилась, прошла к столу, который заранее был сервирован бутылкой вина, фруктами, сладостями.
Полицмейстер снова попытался сзади обнять ее, она отвела его руки.
— Вы хотите близости?
— Так точно, — ответил он по-детски наивно и просто.
— Давайте для начала выпьем.
— Непременно.
Агеев вынул из горлышка пробку, разлил по фужерам вино. Вначале пожелал продеть руку через руку и выпить таким образом «на брудершафт», но воровка снова увернулась, и они выпили без всяких нежностей.
Сонька, не отводя фужера от губ, томно улыбнулась мужчине.
— Я совершенно не чувствую вас в мундире.
— То есть приказываете снять?
— Я сказала то, что сказала, — на милом ломаном языке ответила воровка.
Полицмейстер решительно поставил свой фужер на стол и так же решительно удалился в одну из комнат апартаментов. Сонька осталась сидеть за столом, не сводя глаз с черной невской воды.
Услышала шаги за спиной, оглянулась и от неожиданности чуть не рухнула со стула. Посередине комнаты в нижнем белье, навытяжку, стоял полицмейстер, совершенно глупо улыбаясь.
— Готов-с, без мундира! — бодро отрапортовал он.
Сонька, глядя на него, стала смеяться, и смех разбирал ее все сильнее. Василий Николаевич от смущения и неловкого положения покраснел, лицо его стало суровым и даже злым, он крепко сжал кулаки и исчез в той комнате, где только что раздевался.
Когда он вышел оттуда, снова одетый в мундир, обиженный и сердитый, воровка подошла к нему, положила руки на плечи.
— Вы мой маленький глупый мальчик, — проворковала она. — Я ведь не женщина фривольного поведения. Я не привыкла быть с мужчиной в гостиничных номерах, даже с видом на Неву… Мне необходимы более комфортные и не казенные условия.
— Может, вы желаете, чтобы я пригласил вас к себе в дом? — с некоторым лукавством произнес Агеев.
— Почему нет? — вскинула брови Сонька. — Пригласите, когда вашей жены там нет.
— И вы будете согласны?
— По крайней мере, я буду чувствовать себя свободнее.
Полицмейстер озабоченно хмыкнул, сделал глоток вина.
— Вы когда намерены покинуть Россию?
— Через пару дней.
— То есть я должен поскорее отправить жену на дачу?
— Разумеется.
— А детей куда?
— Мне вас учить?
— У меня их пятеро… но это не проблема. — Полицмейстер с усмешкой смотрел на воровку.
Она обняла его, нежно поцеловала в щеку.
— Пупсик мой…
Василий Николаевич вдруг отодвинул фужер, поднялся, подхватил женщину на руки, закружил вокруг себя.
— Эх, мать моя пролетка!.. Жизнь дана человеку зачем?.. Чтоб любить и рисковать!.. Рисковать и любить! Это ж будет память на всю жизнь, мадам!
Сонька хохотала, запрокинув голову.
— Долго будете помнить, Василий Николаевич!
Он остановился, рухнул перед женщиной на колени, страстно приник к ее платью.
На столе в гостиной стояли вино, вода, сласти в коробке.
Михелина и Анастасия сидели плотно друг к другу на диванчике, Андрей расположился в кресле напротив.
Он неспешно и с пониманием потягивал вино, не сводил с новой знакомой нежного и мягкого взгляда.