— Она была одна?
— Нет. С двумя девочками.
— С двумя?.. Кто же они?
— Я не особенно вникала. Одна подарила мне медальон, — прима показала подарок. — Вторая… вторая, кажется, француженка.
— Значит, вы считаете, что эта дама не кто иная, как француженка, родственница князя Брянского?
— Полагаю, да.
Егор Никитич спрятал снимок в папочку, цокнул языком.
— Нет, мадемуазель. Это не француженка. Это совершенно другая особа.
Горло Таббы снова пересохло.
— А кто же это?
— На снимке — знаменитая воровка Сонька Золотая Ручка.
— Как… воровка?
— Вот так. Воровка с дочкой.
Табба была растеряна.
— Но ведь они с господином полицмейстером!.. Вместе!.. Разве это возможно?
— Пока не понимаю, — развел руками следователь. — Для меня сейчас это самая большая загадка. Но я ее разгадаю. Непременно разгадаю! Дайте время.
— Но я ничем не могу вам помочь. — Прима от волнения даже села на постели. — Прошу, больше не беспокойте меня.
— Обещаю, — склонил голову следователь. — Но позволю всего лишь один вопрос. — Помолчал, внимательно глядя на девушку. — Вы ведь, госпожа Бессмертная, родная дочь Соньки Золотой Ручки.
Табба вспыхнула.
— С чего вы взяли?
— Из архивных документов. Там все записано. — Гришин бросил взгляд с раскрытую папку. — Табба Ароновна Блювштейн. Верно? Именно под таким именем вы значились в детском приюте. А сестра ваша — Михелина Михайловна Блювштейн. Тоже росла в приюте, теперь с матерью. Теперь вы блистаете на сцене, а сестра ворует. С матерью. Такие вот судьбы.
Прима была в состоянии обморока.
— Что вы от меня хотите?
— Помощи.
— В чем?
— В поимке воровки.
— То есть матери? — Взгляд Таббы был жестким.
— Именно. Если вы считаете воровку матерью.
Табба помолчала, подняла красные от напряжения глаза.
— Что взамен?
— Ваша карьера. Жизнь. О нашем разговоре никто не узнает, обещаю.
— Об этом знают другие.
— Например?
— Гаврила Емельянович, например. Или тот же господин Изюмов.
Следователь подумал, вдруг улыбнулся легко и по-дружески.
— Ни о чем не беспокойтесь, сударыня. Гаврила Емельянович будет молчать, это в его интересах. Вы — прима театра. А господин артист? Думаю, с ним может на днях случиться весьма загадочное приключение. Он стремится к этому. — Поднялся, с той же улыбкой добавил: — Главное, помогите решить проблему с вашей маменькой.
— Как?
— Мы подскажем. — Егор Никитич извлек из папочки визитку, протянул больной. — Для начала мой телефонный номер. Для вас он работает в любое время суток. Если что-то покажется вам подозрительным или понадобится мой совет, непременно звоните. Я всегда к вашим услугам. — Поднялся и, крайне довольный собой, направился к выходу, по пути ущипнув за мягкое место взвизгнувшую Катеньку.
Глава шестаяТеррор
Василий Николаевич проводил традиционное совещание у себя в кабинете. Недовольно смотрел на сидевших здесь следователя Гришина, судебного пристава Фадеева, а также на новую персону для подобного собрания, следователя Потапова, занимавшегося делом вора Кабана.
— У меня сегодня был пренеприятнейший разговор с господином обер-полицмейстером, — начал Агеев. — И доложу вам, я предельно разделяю его неудовольствие положением дел. Уже прошло десять дней, как был ограблен покойный князь Брянский… Более того, нам известно даже имя злоумышленницы!.. А воз, как говорится, так в болоте и тонет. Что происходит, господа?
— По некоторым сведениям, — осторожно подал голос следователь Егор Никитич, — Сонька Золотая Ручка до сих пор находится в столице и, более того, ведет вольный и, я бы сказал, вызывающий образ жизни.
— В чем вызывающий? — нахмурился полицмейстер.
— Она не только не прячется, но даже вполне свободно появляется на людях.
— Так возьмите ее!.. Арестуйте!.. У вас что, людей мало? — Лицо Василия Николаевича побагровело. — Или вы разучились работать?
— Не разучились, Василий Николаевич, — усмехнулся следователь. — Но аферистка удачно меняет внешность и к тому же пребывает под опекой неких высокопоставленных лиц!
— Каких лиц? Назовите, и мы немедленно привлечем их к делу!
— Дайте, господин полицмейстер, еще хотя бы пару дней.
— Опять — пару дней!.. Меня спрашивают, вызывают на ковер, а вы — пару дней!
— Два-три дня, Василий Николаевич.
Агеев помолчал, борясь с возможным приступом возмущения, перевел взгляд на полицейского пристава.
— Что у вас?
— Вор Кабан, с которым мы работаем уже не один день, готов к сотрудничеству с нами, — ответил тот.
— А после вашей «работы» он хоть что-нибудь еще соображает?
— Более чем. Даже рвется к исполнению. — Пристав посмотрел на следователя Потапова, попросил: — Уточни, Николай Павлович.
Тот откашлялся, сел зачем-то поровнее, громко сообщил:
— Вор Кабан оказался непростым материалом. Однако теперь он каждый день прогуливается по самым людным улицам города в надежде вывернуть чье-то лицо. А может, даже саму Соньку Золотую Ручку.
— Прогуливается — это как? — не без иронии поинтересовался полицмейстер.
— С некоторыми затруднениями, но на ногах держится и взгляд имеет целеустремленный.
Полицмейстер хмуро покопался в бумагах, бросил:
— Все свободны… Кроме господина Гришина.
Подчиненные бестолково и суетливо покинули кабинет, Егор Никитич остался на месте, с вопросительной насмешкой смотрел на генерала.
Тот вышел из-за стола, подошел к следователю, сел на стул напротив.
— Вы заявили, что воровка находится «под опекой неких высокопоставленных лиц». Кого вы имели в виду?
Следователь поправил очки, с некоторой неловкостью ответил:
— Не вас, ваше высокопревосходительство.
— Врете!.. Вас заинтересовали мои контакты с мадам, прибывшей из Франции?
— Честно, Василий Николаевич?
— Хотите поиграть со мной в идиота?
— Не хочу… Да, меня смущает ваше излишнее внимание к этой особе. Тем более что у меня имеется некоторый профессиональный интерес к ней.
— Вы полагаете, что умнее меня?
— Никак нет, Василий Николаевич. Просто…
— Просто молчите и слушайте!.. — грубо прервал следователя Агеев. — Если вы, сударь, считаете, что я волокусь за французской юбкой только из-за какого-то дурацкого мужского интереса, то крепко ошибаетесь! Я имею глаза, уши, голову, которые дают мне возможность видеть, слышать, делать выводы!..
— Но…
— Молчать!.. Молчать и слушать! У меня нет пока оснований утверждать, что сия дама является той злоумышленницей, которую мы ловим! Хотя некоторые подозрения наличествуют. И я смею, сударь, иметь свою тактику, свою игру с данной особой. Чтобы схватить за руку и не оказаться в дураках, необходимо время!.. Поэтому не сметь мешать мне, не сметь распространяться на эту тему, не сметь перебегать дорогу!.. Ведите свою игру так, чтобы она не мешала моей!.. И помните, что последнее слово в этой операции остается за мной!.. Вы поняли меня, Егор Никитич?
— Так точно, ваше высокопревосходительство.
— Ступайте и держите в голове услышанное.
Следователь сдержанно поклонился полицмейстеру и покинул кабинет.
Экипаж, в котором находились пан Тобольский, поэт и Кристина, малой рысью катился вдоль Екатерининского канала, Марк Рокотов, глядя в окно, объяснял сидевшим:
— Вы, мадемуазель, будете стоять здесь, у самого начала канала.
— Помню, — кивнула она и уточнила: — На плечах у меня будет красный платок, который потом я наброшу на голову.
— Именно так, — кивнул поэт и посмотрел на поляка. — Вы обязаны не пропустить этот жест Кристины.
— Постараюсь.
— «Постараюсь» здесь не годится. Здесь только предельная слаженность действий.
— Понял.
— В спешке не забудьте трость, — сказал ему Рокотов.
— Она всегда при мне.
— Тем не менее, — поэт нервно посмотрел на пана. — Что вы делаете с тростью?
— Перебрасываю с руки в руку.
— С правой руки в левую. Это существенно. Если наоборот — тревога.
— Да, с правой руки в левую. После платка мадемуазель.
— И сразу покидаете свое место. Не бегом, но быстро, не ожидая результата взрыва.
— Карета должна ждать?
— Непременно. На ней вы и уедете.
— А мадемуазель Кристина?
— У меня будет свой экипаж, — улыбнулась девушка. — Я уеду раньше вашего.
— А как с вами? — Поляк посмотрел на поэта. — Может, все-таки подождать?
— Меня будет ждать Господь Бог, — оскалился тот.
Карета миновала Спас на Крови и скрылась за поворотом.
Перед хорошо одетым вором в дорогом ювелирном магазине на Литейном услужливый продавец-еврей выложил сразу несколько дорогих перстней с крупными бриллиантами. Артур придирчиво и со знанием дела подбирал наиболее подходящий, капризно отодвигал одни, придвигая другие поближе к себе. Он так умело и ловко манипулировал перстнями, что ювелир уже не совсем понимал, сколько перстней он выложил и на каком в итоге остановится дотошный покупатель.
Артур уже наметил подходящий товар с крупным голубым камнем, аккуратно прикрыл его локтем, попросил продавца:
— И прошу вас еще вот тот перстень.
— Уважаемый, — возмутился тот, — я выложил перед вами столько перстней, что уже не совсем понимаю, сколько их на самом деле. Вы уж определитесь, пожалуйста!
— Я делаю серьезную покупку, — нахмурился вор, — и ваше неудовольствие мне совершенно непонятно.
— Я запутался, понимаете?.. Сколько их здесь — семь, девять?.. Вы, извините, совсем заморочили мне голову! — воскликнул ювелир. — Давайте разберемся!..
— Я буду на вас жаловаться! Покажите мне еще один перстень! — раздраженно повторил вор и вдруг осекся.
Он услышал невероятно знакомый женский смех и голос. Правда, голос был с явно нерусским акцентом, но очень узнаваемый. Артур оглянулся, от неожиданности даже забыв о бриллиантах.
В магазин в сопровождении важного полицмейстера, господина Агеева, вошла Сонька, громко смеясь и обмениваясь с ним репликами.