Сзади захлопали выстрелы.
Повозка неслась прочь от вокзала на бешеной скорости. Ее преследовали сразу две кареты с жандармами, из которых прицельно стреляли по беглецам.
Вырвались в сторону Старо-Невского, крутанулись в узкий переулок, из него выкатились к Неве.
Жандармы не отставали.
Михелина сидела, прижавшись к Улюкаю, он прикрывал ее своим могучим телом, словно пытался защитить от пуль.
Неожиданно Артур как-то странно сник на козлах, лошади, потеряв управление, заметались из стороны в сторону, и в этот момент вор тяжело рухнул на землю.
— Прости, брат, — промолвил Улюкай.
Повозка чудом не перевернулась, вор ловко перехватил болтающиеся вожжи, перебрался на козлы, и лошади снова взяли сноровистый бег.
Улюкай гнал их изо всех сил. Стегал кнутом, бил вожжами, помогал криком.
Резко взяли в узкую улочку, из нее во вторую, затем вывернули обратно, промчались несколько кварталов.
— Вот деньги! — закричал, оглянувшись, Улюкай и протянул воровке туго скрученный сверток. — Доберись до Сенного рынка!.. Возьмешь повозку и катись до Вильно!.. Там у ратуши в любое время тебя найдет наш товарищ!..
— А что с мамой? — прокричала в ответ Михелина.
— Все будет в порядке!.. Мы стараемся!.. Думаю, встретитесь там же, в Вильно! — Вор натянул вожжи, лошади остановились. — Беги, Миха, мы скоро встретимся!
Девушка ловко спрыгнула на землю, махнула Улюкаю и нырнула в ближайшую арку.
Вор ударил по лошадям и понесся дальше.
Неподалеку слышались выстрелы жандармов.
Никанор услышал шорохи в спальне княжны, направился туда и на пороге замер от неожиданности. Кочубчик бесцеремонно копался в ящичках стола, в которых хранились драгоценности княжны, рассматривал их, оценивал, затем рассовывал по карманам.
Услышал шаги за спиной, ощерился.
— Чего зенки таращишь?.. Пошел, геть, чухонец!
Старик двинулся к нему.
— Не смейте ничего трогать!.. Немедленно покиньте комнату!
Володя был прилично пьян.
— Геть, сказал! — Он оттолкнул дворецкого. — Скройся с глаз, чтоб я тебя не зыкал!
— Я позову людей! Вы не смеете здесь что-либо брать!.. Это воровство! — Никанор стал цепляться за руки вора, пытаясь оттащить его от стола, выхватить украденные вещи. — Это бессовестно!.. Как вы можете?! Немедленно положите все на место!
— Я же сделаю из тебя жмурика, хмырь недоделанный! — Кочубчик схватил Никанора за шиворот, стал выталкивать из комнаты. — Катись колбаской по Дерибасовской!
Он с такой силой толкнул его, что тот рухнул на пол, ударившись о косяк двери, и на какое-то время затих.
— Предупреждал же идиота, — пробормотал Володя и вернулся к ящичкам.
Старик застонал, медленно поднялся и снова двинулся на вора.
— Что вы делаете?.. Вас ведь отправят в острог! Оставьте все и уйдите!
— Ну, кашалот недоношенный! — разозлился Кочубчик и теперь уже не то что толкнул дворецкого, а ударил в лицо сильно, наотмашь, отчего тот отлетел на несколько шагов, упал, потерял сознание.
— Вот так, дядя, когда не слушаются старших, — удовлетворенно сказал Володя и снова занялся своим делом.
Полицмейстер Круглов был разгневан до крайности. Он стоял перед Гришиным и, загибая пальцы на руке, брызгая слюной прямо в лицо подчиненному, говорил:
— Воровка сидит в камере и ни в чем еще не созналась — раз! Дочка ее успешно сбежала из-под носа полиции, оставив всех, и вас в том числе, в дураках, — два! Вы морочите голову, придумываете разные идиотские схемы, и ни черта из этого не получается — три!.. Высший свет Петербурга не только смеется, но и начинает предъявлять нам серьезные претензии — четыре! А не дай бог, Сонька Золотая Ручка сбежит, ломая все ваши хитромудрости, — тогда вообще не хватит никаких пальцев, чтобы сосчитать, какой вы идиот и в какой позор вы меня втравили!.. Вам понятно, о чем я говорю?
— Понятно, — тихо промолвил Егор Никитич.
— А если понятно, — заорал полицмейстер, — тогда вон отсюда!.. Вон!.. Вон! И сегодня же вечером я жду от вас результатного доклада!
Михелина бродила по Сенному рынку, приглядываясь и прислушиваясь к шумной базарной жизни, пару раз, завидев полицейского, легко уходила в сторону, чтобы не нарваться на неприятность, и снова слонялась, издали изучая место, где толкались вокруг своих карет, повозок, тарантасов и прочей рухляди извозчики.
Рынок жил своим обыденным распорядком — кто-то что-то продавал, кто-то, торгуясь, покупал, дрались пьяные бродяги, дурили православных цыгане, показывал дрессировщик номера с поющим петухом, хвастались своим товаром крестьяне, гонял по кругу холеную лошадь парень в красной рубахе.
Бросались в глаза многочисленные калеки-нищие в солдатской форме и с наградами.
В одном закутке вдруг возникла драка — несколько мужиков в черных рубахах до крови били визжащего и пытающегося скрыться иудея.
Воровка какое-то время постояла еще в раздумье, затем решительно направилась к повозкам.
К ней тут же двинулись игривые извозчики, стали завлекать.
— Куда симпатичная желает?
— Прокачу с ветерком аж до свадьбы!
— Барышня, садитесь! Никто еще не жаловался, все только в довольстве!
— Лошадка маленька, да удаленька, повозка низкая, но звонкая, извозчик бородатенький да проворненький!.. Самый ловкий и самый дешевый извоз!
Хозяин расписной повозки, приговаривающий эти завлекаловки, и в самом деле был юркий, бородатый, с быстрыми, бегающими глазками. Повозка же его отличалась от всех разрисованностью и легкостью.
Мужичок приглянулся Михелине больше прочих, она махнула ему.
— В Вильно поедешь?
— А почему не поехать? — пожал плечами тот. — Лишь бы барышня дорогу денежками выстелила!
— Выстелю, не обижу, — кивнула та и забралась в повозку.
— Денежки и в самом деле есть? — сощурился извозчик. — А то как бы потом другим делом не пришлось расплачиваться.
Девушка достала из кармана сотенную купюру, показала ему.
— Этого хватит?
— Хватит, красавица, еще и лишку останется. Как раз на овес. — Извозчик забрался на свое седалище, ударил лошадку кнутом, и повозка тряско тронулась с места. — Пошла, веселая! Пошла, Алиска!
— Куда погнал, Лукаш? — крикнул ему вдогонку один из кучеров. — Не на Псков опять, часом?
— Не закудыкивай, мать твою! — оглянулся тот. — А то как бы колесо не вывернулось!
— А почему на Псков? — насторожилась девушка.
— Шутки у них такие, мать бы их ломом!
— А сколько ехать до Вильно?
— До Вильно? — переспросил Лукаш. — Ежели конячка не притомится, к послезавтрашнему полдню, може, и поспеем.
— А если притомится?
— А мы ей овса на ваши денежки подкупим, и она побежит половчее паровоза!
Девушка откинулась на спинку сиденья, вытянула набрякшие ноги и прикрыла глаза.
— А чего ж одна путешествуете? — оглянулся Лукаш. — Без папеньки, без маменьки?
— К ним как раз и еду, — сквозь дремоту бросила Михелина.
Повозка уносила ее из мрачного каменного города, где в любой момент ее могли схватить и где осталась ее мать.
Глава одиннадцатаяЧужие
Лицо младшего полицейского чина было синим от побоев. Он с трудом сидел на табуретке, заплывшими глазами смотрел на следователя.
Гришин также не сводил с Феклистова глаз, ковыряясь мизинцем в зубах.
— Ну, так и зачем ты явился в полночь в дом княжны?
— Из интереса, — попытался ухмыльнуться полицейский. — Хотелось увидеть, как живут баре.
— Увидел?
— Увидел, хорошо живут.
— А еще что ты там увидел?
— Барыню. Красивую, глаз не отведешь, — снова ухмыльнулся Феклистов.
— А окромя барыни?
— Не помню. Много всякого народу там.
— Воровку молодую видел?
— Барыню, что ли?
— Барыня, по-твоему, воровка?
— А то как же!.. Разве можно такие хоромины отгрохать, не воруючи?
Следователь устало сдавил виски ладонями, откинулся на спинку стула, посидел какое-то время молча.
— На воровскую хавиру зачем ходил?
— Не ходил.
— Шпики выследили тебя.
— Не того выследили. Клянусь, ваше благородие.
Егор Никитич поднялся, подошел к допрашиваемому, взял его за подбородок, повернул к себе.
— Значит, сидел здесь, все слышал, писал, а потом ворам все доносил?
— Не было такого, ваше благородие.
— Что воры замышляют по Соньке?
— Не могу знать.
— Говори, что они замышляют? — Гришин стал сжимать разбитый подбородок Феклистова. — Говори, сучонок!
— Клянусь…
— Они хотят устроить ей побег?.. Как?.. Когда?
— Ваше благородие…
Егор Никитич изо всех сил сжал окровавленный подбородок.
— Сначала ты побежал к ворам, потом отправился в дом Брянской. Зачем?
— Я уже сказал, ваше благородие…
— Зачем?.. Говори, зачем?
Младший полицейский чин, теряя сознание, обмяк, стал медленно сползать с табуретки и тут же получил сильный удар ногой от Гришина.
— На дыбу! — заорал Егор Никитич двум палачам, выглянувшим из пыточной. — Ломать кости, пока паскуда не скажет все, что нужно!
Мужики подхватили жертву, вытащили из следственной комнаты, и скоро из-за двери послышался душераздирающий, нечеловеческий крик.
Гришин сидел на своем стуле, обхватив голову и крепко сжав ладонями уши.
Дорога была ухабистая, лесистая, лошаденка довольно уже притомилась, мужичок изредка похлестывал ее, поглядывая на задремавшую девушку.
Когда въехали под плотный лесной шатер и день вдруг сменился едва ли не сумерками, Михелина открыла глаза, с тревогой спросила:
— Где это мы?
— Как это «где»? — хихикнул мужичок. — В лесу! — Оглянулся, предложил: — Ножки панночка не желает размять?
«Панночка» снова огляделась, ответила не сразу.
— Не желает… А до Вильно еще далеко?
— Не далеко, не близко, а как покатит моя Алиска… Барышня жидовка?
— Что? — не поняла Михелина.
— Спрашиваю, девушка жидовка… ну, еврейка?