— Примерно так. Но до того как я куплю эту обезьянку, вы обязаны обучить ее кое-каким штучкам.
— Штучкам? Каким, например?
— Например… — Сонька подошла к столику, взяла одно из своих украшений, положила на диван. — Например, она должна сорвать с ожерелья вот этот камушек и проглотить его.
— Всего один камушек?
— Почему один? Можно несколько. Скажем, три или пять.
— Мадемуазель, — дрессировщик был крайне озадачен, — это опасно. Животное может умереть. У него немедленно случится заворот кишок!
— Не случится. Камушки будут быстро извлечены из желудка.
— Каким образом?
Сонька рассмеялась и повторила вопрос:
— Каким образом? Например, с помощью клизмочки.
Кондратий ровным счетом ничего не понимал, поэтому с его лица не сходило выражение крайнего удивления.
— Клизмочки?
— Да, клизмочки.
— Дорогая девушка, я встречал в этой жизни много сумасшедших, но такую, как вы, извините, встречаю впервые. Чего вы добьетесь, если Марта станет глотать ваши камушки? Это вас возбуждает?
— Послушайте, Кондратий, вы вчера выпили?
— Самую малость.
— Желаете опохмелиться?
— Если синьорина окажет такую любезность.
— Окажу.
Девушка достала из серванта бутылку рома, налила в рюмку.
— Вы спасли жизнь бедному артисту, — сглотнув слюну, произнес дрессировщик. Взял рюмку, некоторое время любовался темной жидкостью, затем выпил медленно и смачно. — Вот Кондратий и воскресает… — Он помолчал, переваривая теплую волну, благодарно улыбнулся хозяйке номера. — Готов к продолжению диалога. Итак, вы желаете, чтобы Марточка глотала камушки, и вы при этом гарантируете ей жизнь?
— Именно так.
— Хорошо, в таком случае обсудим детали. Камушки будут ваши?
— Нет, камушки будут не мои, — ответила Сонька.
ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ
Губернаторский клуб давал бал. Здесь собрался весь одесский аристократический бомонд. Мужчины были одеты в вечерние костюмы, дамы блистали друг перед другом изысканными платьями и дорогими украшениями.
На балконе играл оркестр, отдельные пары легко вальсировали или ходили в мазурке, другие присутствующие сбивались в отдельные группки, о чем-то вели беседы, хохотали над шутками, остротами.
Сонька, одетая в длинное белое платье, на котором переливались тончайшие украшения, неспешно передвигалась по залу в сопровождении штабс-капитана и Володи Кочубчика. На Горелове ладно сидел парадный генеральский костюм, Володя же прекрасно смотрелся в черном фраке с галстуком-бабочкой.
Официанты разносили шампанское. Дамы бросали любопытные взгляды на незнакомую богатую молодую даму, перешептывались.
В какой-то момент Сонька негромко бросила своим мужчинам:
— Оставьте меня на время. Посмотрите публику.
Те послушно растворились в толпе гостей, и к Соньке в тот же миг подрулил высокий немолодой мужчина.
— Простите, мадам…
— Мадемуазель, — поправила его Сонька.
— Молодой человек — не ваш муж?
— Со мною брат и отец.
— Еще раз простите, — сказал мужчина и представился: — Виктор Олиевский, банкир.
— Очень приятно, — сделала книксен Сонька, — Анна Дюбуа.
— Вы — француженка?
— А вы — одессит?
— Заметно?
— По произношению.
— Вас тоже выдает акцент, — улыбнулся банкир и спросил: — Не откажете в танце?
— С удовольствием.
Они пошли танцевать, причем Сонька послушно и элегантно подчинялась партнеру, за что получала его благодарные улыбки. Воровка обратила внимание на изящную брошь на галстуке банкира, на дорогие запонки и золотые часы.
Танец закончился, Олиевский взял под руку барышню и повел в гущу собравшихся.
— Я представлю вас, Анна, своим друзьям.
Пока они пробирались сквозь толпу, Сонька успела ловко выудить часы из кармана банкира и бросила их в свою коралловую сумочку.
Друзьями Виктора оказалась шумная компания из десятка мужчин и женщин, которые встретили пару бурно, едва ли не восторженно.
— Виктор! — заорал один из мужчин. — Ты подцепил самую красивую женщину бала!
— Что значит «подцепил»? — фыркнула его жена. — Какие слова ты употребляешь, Боря?!
— А потом что значит — самую красивую?! — поддержала ее вторая женщина. — Получается, что остальные — некрасивые? Что за хохма, Боря?
— Шутка! Это шутка, девочки! — пытался оправдаться тот.
— Шутка, что я красивая? — шутливо обиделась Сонька.
— Бабы, вы чего? С вас можно сойти с ума!
— Все самые красивые! Все! — поднял руки Виктор и громко позвал: — Официант! Шампанское!
Беглым взглядом Сонька оценила возможную добычу на платьях дам и протиснулась в самый центр, чтобы можно было прикоснуться к каждой из них.
Штабс-капитан и Володя Кочубчик толкались в праздничной толпе, высматривая украшения на дамах и мужчинах, молодой человек умудрился пару раз все-таки забраться в чужой карман, вытащив оттуда пару портсигаров.
Принесли шампанское, компания разобрала бокалы. Потянулись друг к другу, чтобы чокнуться. Сонька тоже протянула полный бокал, она смеялась, вертела головой и вдруг на мгновение замерла от неожиданности. Нет, она не могла ошибиться, это был пан Тобольский. Он тоже смотрел в ее сторону и нежно улыбался.
Сонька, продолжая очаровательно улыбаться, старалась дотянуться фужером до каждой из дам, плотно касаясь их одежды и сумочек, моментально воруя все, что попадало в руки.
— Как зовут очаровательную даму? — пытался перекричать всех Борис, мужчина, который назвал ее самой красивой. — Ваше имя, мадам!
— Боря, ты чего? Скромнее! У тебя жена рядом! — смеялся Виктор.
— Она привыкла… Ваше имя, мисс!
— Анна! Анна Дюбуа!
— О, Франция! Европа! Вы действительно француженка?
— Не похожа? — улыбалась Сонька.
— Похожа, женщина! На мою знакомую, которая тоже выдавала себя за француженку, а потом оказалось, что она обычная цыганка! Да еще воровка! — поддела ее жена Бориса.
Компания взорвалась от хохота.
— Хорошие у вас знакомые, — не осталась в долгу Сонька и сказала Виктору: — Хочу танцевать.
С трудом протиснувшись мимо дамы, которая так нелюбезно высказалась, Сонька с особой злостью сорвала с ее платья бриллиантовую брошь, опустила в сумочку и растворилась среди танцующих.
Танцуя, она несколько раз оглядывалась и каждый раз натыкалась взглядом на пана Тобольского.
Горелов танцевал с какой-то немолодой полной дамой, Кочубчик тоже с кем-то мило флиртовал, хотя оба не сводили внимательных глаз с подопечной. Сонька чему-то смеялась, шутя отталкивала излишне настойчивого ухажера, но после нескольких кругов танца резко остановилась и неожиданно пожаловалась банкиру:
— Что-то мне нехорошо… Проводите меня к отцу и брату.
— Может, нужен доктор?
— Пока не стоит. Проводите, прошу.
Взволнованный Виктор взял ее под локоть, стал проталкиваться к штабс-капитану и Кочубчику.
— Благодарю, — слабо улыбнулась она ему. — Если будет надо, я вас позову.
— Буду рад помочь, мадам.
— Мадемуазель.
— Простите, мадемуазель.
Банкир удалился, Сонька быстро сообщила товарищам:
— Взяла много, надо уходить. Сейчас мне станет плохо, сразу же вызывайте доктора.
Те не успели даже толком среагировать, как Сонька побледнела и стала медленно опускаться на пол.
— Помогите… Мне плохо.
Ее ноги подкосились, Володя не успел подхватить Соньку. Народ вокруг ахнул и расступился.
Кто-то закричал:
— Доктора! Срочно доктора! Женщине плохо!
Толпа сгрудилась вокруг упавшей дамы, сразу несколько человек принялись обмахивать ее веерами. К Соньке протолкался банкир Олиевский, крикнул ближайшему официанту:
— Чего стоишь, галета?! Карету подавай! В госпиталь девушку!
Тот мигом ринулся выполнять указание.
Штабс-капитан и Кочубчик, держа Соньку под руки, вывели ее в сопровождении сочувствующих к парадному подъезду, и девушка слабым голосом попросила:
— Папочка, не надо в госпиталь… Домой.
Виктор-банкир, не отстающий от барышни, попытался переубедить ее:
— Только в госпиталь, мадам. В Одессе отличные доктора! Потребуйте доктора Фейнгольца, лучше не бывает! Я лично позвоню ему, это мой друг!
Она благодарно улыбнулась:
— Благодарю вас, Виктор… Вы — мечта. Надеюсь, мы еще увидимся, — и снова попросила Горелова: — Домой.
— Эй, халоимщик! Срочно подавай карету! — Кочубчик бросился к свободным повозкам, и уже через минуту Сонька с помощью мужчин садилась в поданную карету. В толпе поодаль снова мелькнуло лицо Тобольского.
Карета мчалась по ночным неровным и извилистым улочкам города, слева и справа проносились глинобитные дома, вдали серебристо мерцало море.
Все трое — Сонька, штабс-капитан и Кочубчик — какое-то время молчали, пока первым не заговорил Володя:
— По-настоящему, что ли, в обморок съехала, мама?
Воровка, не поворачивая головы, по-волчьи показала оскал, усмехнулась:
— Дурачок.
— Не трогай ее, — вступился Горелов, — пусть отойдет маленько.
Сонька молча открыла коралловую сумочку, показала содержимое мужчинам.
— Штопаный причал! — воскликнул Кочубчик, запустив руки в брошки, часы, ожерелья. — Здесь тысяч на двадцать, не меньше.
— Побольше, — со знанием дела уточнил штабс-капитан. — На тридцатку точно потянет.
— В зале я увидела одного человека, — глядя перед собой, ровным голосом произнесла Сонька.
— Узнал тебя, что ли? — насторожился Горелов.
— Узнал. И я его узнала.
— Хахаль? — насторожился Кочубчик.
— Хахаль, — кивнула воровка. — По всему свету бегает следом.
— Покажи мне его, мама! — вскипел Володя. — Один раз гляну в моргала — и он все поймет!
— Не поймет, — печально усмехнулась она. — Он любит.
— А я, по-твоему, не люблю? — продолжал кипеть вор. — По-твоему, я вовсе не дышу в твою сторону?
Штабс-капитан вполоборота видел, как Сонька нежно обняла Кочубчика, поцеловала.