Трынько переглянулся с коллегами, потом приказал одному из полицейских:
— Пригласите пострадавшего.
Из двери напротив вышли в сопровождении полицейского хозяин ювелирного магазина и его сын Мойша. Отец слегка испуганно осмотрел присутствующих и остановил удивленный взгляд на Соньке.
— Вы узнаете эту даму? — спросил пристав.
— А кто вам сказал, что нет? Я могу узнать ее даже на том свете. — Хозяин посмотрел на сына: — Мойша, ты знаешь, кто это?
— Это, папа, супруга директора нового банка Одессы, — четко произнес сын.
— Да, банка, которого в Одессе просто нет.
— Вы узнаете данного господина? — спросил пристав воровку.
— Припоминаю, — повела та плечами.
— Как это — припоминаете? — взорвался ювелир. — Вы утащили из моего магазина украшения на сумасшедшую сумму. Вы, извините, мадам, чистая воровка!
— Меня оскорбляют, — повернулась к приставу Сонька. — Оградите меня.
— Я вас оскорбляю?! — продолжал возмущаться Циммерман. — Это вы меня оскорбляете. Вы оскорбили весь мой род! Надо мной все смеются и показывают пальцем! Мойша, скажи что-нибудь! Почему ты молчишь, как идиот?
— Что я могу, папа, сказать, когда вы сами все время говорите? — закричал тот.
— Уведите потерпевших, — приказал пристав.
— Воровка! — никак не мог успокоиться хозяин магазина. — Подлая воровка!
Упирающихся Циммерманов увели, в комнате какое-то время было тихо, правда, младший чин Гузман вдруг рассмеялся. Наконец пристав принял решение и громко произнес:
— Введите свидетеля.
Сонька, почувствовав что-то нехорошее, напряглась и уставилась на дверь. Дежурный полицейский приоткрыл ее, крикнул кому-то:
— Веди!
Полицейские чины тоже затихли в ожидании. Ввели Кочубчика. Руки его были схвачены наручниками, он вошел с низко опущенной головой, прошел на середину комнаты и только после этого посмотрел на присутствующих. Лицо Соньки побелело, покрылось потом. Володька скользнул по ней безразличным взглядом, глазами остановился на судебном приставе.
— Садитесь, — приказал тот.
Звякнули наручники, Кочубчик почему-то шумно выдохнул.
— Ваше имя по метрикам, — начал допрос Трынько.
— Вольф Бромберг.
— Другие имена есть?
— Кличка. Володька Кочубчик.
— Род занятий?
— Вор, марвихер.
— Как давно промышляете воровством?
— С детства.
— На что тратите ворованные средства?
— Играю в карты. Имею к этому болезненную страсть.
Пристав посмотрел на полицмейстера Соболева.
— Знаете ли вы эту даму?
Володька поднял глаза:
— Кто ж ее не знает?
— Кто она?
Кочубчик молчал, у него на миг перехватило горло.
— Кто эта дама? — громче повторил пристав Трынько.
Сонька сидела с прямой спиной и не сводила с марвихера глаз.
— Воровка.
— Имя?
— Не могу знать.
— Кличка?
— Сонька Золотая Ручка, — пересохшими губами выговорил Володька.
Сонька по-прежнему в упор смотрела на Кочубчика.
— Давно ли вы ее знаете?
— Давно. Как только она появилась в Одессе.
— Где вы с ней познакомились?
— В ресторане. Я у нее своровал, она поймала.
— Участвовали ли вы с этой дамой в ограблениях?
— Несколько раз. К примеру, на балу у губернатора. Но больше воровала сама Сонька. — Кочубчик ухмыльнулся. — Она любила меня и не желала, чтобы я рисковал.
— То есть она вас содержала?
— Получается, что так.
Возникла пауза, все молчали.
— Готовы ли вы подтвердить, госпожа Сонька, что все сказанное вором Кочубчиком правда? — спросил наконец полицмейстер.
Она помолчала, потом спокойно ответила:
— Нет.
— Вы знаете этого господина?
— Нет.
— Действительно ли у вас были амурные отношения?
— Нет.
— Ваша воровская кличка — Сонька Золотая Ручка?
— Нет. Я не живу под кличками.
— Господин Вольф Бромберг утверждает, что вы любили его.
— Вранье. Данного господина я вижу впервые.
— Вы подтверждаете, что были обворованы Кочубчиком?
— Если полиция верит словам вора-марвихера, грош цена такой полиции.
— С какой целью вы посещали сегодня карточный дом?
— С целью поиграть в карты. Надеюсь, в Одессе это пока не запрещено?
Кочубчик расширенными от удивления глазами смотрел на бывшую подругу.
— Ваше подлинное имя? — вмешался пристав.
— Софья Сан-Донато.
Трынько обвел медленным взглядом присутствующих и заключил:
— Задержанную в изолятор. Главное полицейское управление требует этапирования госпожи Суры Шейндли Блювштейн в Первопрестольную.
ЧАСТЬ ДЕСЯТАЯ
На перроне одесского вокзала бурлила толпа. Посмотреть, как будут сажать в арестантский вагон известную воровку Соньку Золотую Ручку, пришло довольно много зевак. Многочисленные полицейские пытались каким-то образом оттеснить людей, но они сопротивлялись, продолжая наседать. В толпе, прижатый к стенке вокзала, стоял пан Тобольский, как всегда элегантно и безукоризненно одетый.
Наконец на привокзальную площадь в сопровождении конной полиции прибыли три повозки. Из передней выскочили полицейские-конвоиры, — они окружили среднюю повозку и помогли спуститься на землю худенькой, хорошо одетой женщине в наручниках. Окружив плотным кольцом, повели ее к железнодорожному составу. Толпа задвигалась, подалась вперед — каждый стремился увидеть живую Соньку, о которой говорила вся Одесса.
Она посмотрела на собравшихся людей, приветливо улыбнулась. Затем подняла руку и изобразила нечто похожее на приветствие. Кто-то в толпе зааплодировал.
Пан Тобольский тянул вверх голову, стараясь разглядеть арестованную. Он видел, как полицейские торопливо довели Соньку до вагона с зарешеченными окнами, почему-то замешкались на входе, и в этот момент девушка снова оглянулась. Тобольскому показалось, что она увидела его, и он неуверенно махнул ей рукой.
Арестантский вагон был разделен на большие клети, боковые стены которых были сделаны из толстых, плотно подогнанных досок, не позволяющих арестантам общаться с соседями.
В коридоре расхаживали вооруженные конвоиры, внимательно следя за узниками. Соньку ввели в коридор, провели вдоль лиц, прижавшихся к щелям в досках, втолкнули в одну из клетей.
Оказавшись внутри, Сонька увидела, что клеть имела одно крохотное зарешеченное окно и по три боковые полки с обеих сторон. Здесь уже находилось не менее десяти особ женского пола разного возраста и разного сословия: от девочек-проституток до престарелых воровок, спокойных и уверенных в себе. Они по праву авторитета заняли боковые полки, остальные же либо нерешительно переминались посередине помещения, либо уже устроились на полу.
Появление Соньки арестантки встретили с некоторым удивлением, потому что по одежде она никак не вписывалась в общий рисунок. Они нехотя потеснились, и одна из пожилых арестанток, расположившаяся на нижней полке, позвала новенькую:
— Ну-ка, цыпа, двигай сюда!
Воровка послушно подошла.
— Сядь.
Сонька села. Тетка внимательно осмотрела новенькую, ее одежду, кольца на длинных изящных пальцах.
— Ты не спутала вагоны, матрена? Тебе бы лучше первым классом путешествовать.
В клети засмеялись. Сонька молчала. Арестантка взяла руку девушки, поизучала кольца и приказала:
— Снимай, графиня.
Воровка медлила.
— Не снимешь сама, помогут подруги, — предупредила арестантка. — Но можешь остаться без пальчиков.
В клетке повисла напряженная тишина. Сонька усмехнулась, обвела взглядом женщин, послушно сняла одно за другим все четыре кольца.
— Потом все вернешь.
Тетка расхохоталась:
— Умная такая? Или смелая?
— Умная, — ответила воровка, тяжело глядя на нее.
— Раз умная, то дай своего мозга задницу помазать! — Арестантка неожиданно сильно ногой ударила Соньку в живот, отчего та отлетела до самой двери и упала.
— Вот там твое место, — велела тетка и объяснила другим: — Хоть и наглая, но бзделоватая. — Она взяла украшения и сунула их в карман кофты.
Сонька осталась сидеть на полу, с ненавистью и презрением глядя на обидчицу. Рядом с ней оказалась молоденькая девушка с испуганными глазами, в которых читалось сострадание и понимание.
Наступила ночь. Поезд несся быстро, вагон скрипел и раскачивался. Арестантки спали вповалку. На полу не было ни пятнышка свободного места, и лишь авторитетные дамы вольготно храпели на своих полках.
Сонька и ее молодая соседка не спали. Они разговаривали тихо, почти шепотом.
— А за что тебя, Катя? — спросила воровка.
— Убила, — печально усмехнулась девушка.
— Кого?
— Мужа.
— Любила?
— И сейчас люблю.
— За что убила?
— За измену. Пришла домой, а он в койке с другой. Взяла нож и зарезала.
— Пойдешь на каторгу.
— Знаю. Пожизненную.
Помолчали.
— А ты? — посмотрела на Соньку Катя.
— Воровка.
— Ты — воровка?!
— Не верится?
— Никак… По виду барыня. Графиня.
Сонька тихонько рассмеялась:
— Была и барыней, и графиней. Кем только я не была.
— А зовут как?
— Софья.
— Красивое имя. Я в детстве почему-то хотела быть Софьей.
Воровка посмотрела на спящую на полке тетку.
— Кто она?
— Она? — переспросила Катя. — Полина Бугай. Вообще-то, она не баба. Мужик! Увидишь, будет приставать к тебе.
— Не будет. Она еще не знает, кто я такая.
— Она тоже воровка, домушница. Ее все арестанты не любят.
Полина Бугай зашевелилась на полке, подняла голову:
— Эй вы, швабры! Заткнитесь! Дрыхать мешаете!
Девушки замолчали.
Арестантки еще спали, когда дверь с треском открылась и на пороге возник хмельной конвоир.
— Подъем! — заорал он. — Подъем, шмохи! Кто тут Сонька Золотая Ручка?
Женщины спросонья удивленно смотрели на парня, не понимая, чего от них хотят.