Бессонная ночь выдалась тяжелой. Особенно после наказания и с отсутствием еды. Куа-а-а-а-а – протестовал желудок Элли, оставшийся без нормального ужина.
Громко зевая, Эльга преодолела путь по бесконечному коридору обратно, в жилую часть дома.
То, что ночью ни мама, ни бабушка не предприняли ни единой попытки найти Элли, уже не злило.
Скорее расстраивало. И заставляло все больше думать о плохом.
О самом худшем, если быть честной.
Бабушка занимала свое привычное место в кресле в гостиной и что-то вязала спицами. Шапка, подаренная Клаванами, была заботливо снята с дверной ручки и лежала рядом. Казалось, Марк был прав: Серафима должна была подготовить для Лембита хотя бы одну теплую вещицу. Ведь того требовали традиции. Куда же без них?
Традиции-традиции-традиции…
– Бабушка, – начала Элли без лишних приветствий. – Я хочу с тобой поговорить.
Серафима не отозвалась. Только поправила оправу своих любимых очков на цепочке и продолжила перебирать пальцами.
Девочка села рядом с ней и положила на ее укрытые маминым пледом ноги, паспорт.
Это было удостоверение личности Элиаса Грэма. Именно его Эльга прихватила с собой.
– Бабушка, – повторила Элли. – Почему за той скрытой дверью находится так много паспортов? Почему за ней есть и папин паспорт? И паспорт твоего отца, Вальтера, тоже?
Серафима медленно повернула голову на внучку и мягко произнесла:
– Ты, должно быть, голодная, деточка? Сколько ты уже не ела? Я сварю тебе кашу.
А затем как ни в чем не бывало отложила вязание и плед, поднялась и ушла на кухню.
Элли побежала за ней.
– Ты должна ответить мне! Должна ответить, бабушка! – твердо говорила она, еле сдерживаясь, чтобы не закричать. – Скажи, мой папа мертв?
На секунду желтые цвета комнатной отделки потеряли краски. Мелкая плитка серела, на глазах превращаясь в размытое пятно. Кухонный гарнитур сливался воедино, скручивался в странную спираль и отдалялся, отдалялся, отдалялся…
– Какое это имеет значение, Эльга? Какое это имеет значение для тебя?
Случалось так, что отсутствие ответа говорило само за себя. Не нужны были слова, не нужны были слезы, не нужна была драма, которую «страсть как не любил» Ткач. Иногда достаточно было реакции, взгляда, интонации.
У Элли в руках уже был ответ на вопрос, она располагала фактическим подтверждением того, что Элиаса Грэма давно не существовало.
И было еще кое-что. Что-то, что могло доказать вину, стать решающей уликой. Сработать так, как это работало в телевизионных передачах про суд, которые мама называла «чистой постановкой». Словом, суд из телевизора был игрушечным, как и будущие похороны Лембита.
«У меня будет свой игрушечный суд, – подумала Элли про себя. – А улики будут настоящие».
– Кто писал все эти сказки в черной книжке, бабушка? – голос девочки дрогнул, но она продолжала задавать вопросы. Она мужалась найти правду, как ей завещал Ткач. – В книжке, которую ты мне дала?
– Я писала, – без единой эмоции в голосе, ответила Серафима.
– Значит, дверь, которая находится за сервантом, открывалась тобой не один раз, бабушка. И последний раз ты ходила туда совсем недавно.
Эльга сделала паузу и отступила на шаг назад.
– Имя папы и имя Лемми с той стороны были написаны твоей рукой.
Бабушка присела возле кухонного шкафчика для того, чтобы вытащить кастрюлю.
– Да, – все так же бесцветно произнесла она. – Моей.
У Элли потемнело в глазах.
Неужели в этом глупом, абсолютно идиотском взрослом мире все работало так просто? Эльга Грэм тринадцать лет своей жизни воспитывалась без отца. И буквально несколько месяцев назад лишилась своей главной опоры – родного брата.
И Серафима, вполне возможно хорошо зная, что с ними случилось и куда они исчезли, молчала.
Мама собиралась закопать пустой детский гроб в землю проклятого Ихасте уже через четыре дня.
А бабушка все еще не говорила ничего.
– Это ты… Ты сделала так, чтобы их не было? – еле выдавила из себя Элли. – Это ты сделала так, чтобы Лемми ушел в Низовье, да? И папу, папу ты тоже отправила туда?
– Да. – Серафима начала засыпать в кастрюлю овсяные хлопья. – Это моя работа, Эльга. И совсем скоро станет твоей.
Элли осела на пол.
– Я хотела, чтобы ты до всего дошла сама, внученька, – продолжала бабушка будничным тоном. Так, словно не озвучила страшную правду только что. – И по-прежнему очень этого хочу. Поэтому скажу тебе только то, что однажды, когда мы ехали сюда из Пярну, сказала мне моя бабушка…
Ткач появлялся в те моменты, когда Эльге было особенно тяжело.
И это, как теперь понимала девочка, в действительности было ей необходимо.
Однако сейчас помощи из мира «под нами» ждать не стоило.
Ведь тут была бабушка.
Бабушка, буквально идущая бок о бок со смертью, точно бы его увидела.
Нет, он не появится.
Нужно было справляться самой.
– Женщины, носящие нашу фамилию, Эльга, обречены на то, чтобы искуплять чужой грех, претворенный в жизнь руками мужчины, – медленно проговорила Серафима так, будто слова растворялись в ее рту по пути и никак не могли выйти наружу. – Вилла Имедема была построена много лет назад на том месте, где живым людям не были рады. Сулев Грэм, затеявший стройку, конечно же, об этом не знал.
В голове девочки всплыло недавнее воспоминание: первым именем, написанным на двери, было именно Сулев.
– И все несчастья, все злоключения, преследующие Сулева во время возведения этих могучих стен, не останавливали его от затеи. Тогда Тарту назывался Юрьев, а Ихасте не существовало вовсе. То было время после войны, и на тех дорогах, что теперь ведут тебя в привычные места, была пролита кровь, были брошены кости. Территория, пострадавшая от безмерной человеческой жестокости, ушла во власть мира Смерти и Страха. И от и до должна была находиться под его наблюдением.
Бабушка залила хлопья водой и поставила кастрюлю на плиту.
– Но люди оправлялись после потерь, рождались дети, им всем нужно было где-то жить и чем-то питаться… Война и ее проклятие не могли висеть над нашей страной вечно, ведь тьме всегда приходит конец. Тогда-то Сулев и подумал, что может построить дом для своей жены Вирве и сына Пабо тут, в месте, где не было ничего, кроме призраков прошлого… Но, теперь могло появиться.
И стоило Сулеву начать, кирпичные кладки рушились сами по себе, инструменты пропадали, а он бесконечно получал травмы. Но упорства этому человеку было не занимать. На то, чтобы селиться в городе, где все еще было слишком мало работы и места для всех, средств у Грэмов не было, а Вирве и Пабо заслуживали лучшей судьбы. И Сулев продолжал стройку. Но когда дело дошло до крыши, на территории заднего двора будущей виллы моргнула темная вспышка.
Потеряв в войне своего отца, Сулев стал неверующим, а потому не придал никакого значения этому явлению. Однако Вирве, его жена, была куда внимательнее и чувствительнее, а потому, укачивая на руках малыша Пабо, вышла на задний двор.
В тот день семью Грэмов посетил сам Тууни для того, чтобы обрушить на семью свой адский гнев. Однако же, увидев мать с ребенком на руках – символ жизни, он смягчился и внял просьбам женщины дать Грэмам шанс восстановить род и жить здесь, в будущем Ихасте.
Но ни одна щедрость, ни один шанс не мог быть дарован без последующей платы. Тууни взял обещание с Вирве – отправлять к нему каждого мужчину и каждого мальчика из ее семьи. И делать это строго до их тридцати пяти лет – возраста, в котором человек забывает о чудесах и магии мира и постепенно теряет способность внимать всему новому.
Как только вилла была достроена, Вирве обманом отправила Сулева к Тууни. Спустя много лет Пабо женился и дал потомство, и уже добровольно ушел за отцом.
Тууни сдержал свое обещание и дела Грэмов пошли на лад. Совсем скоро забытая богом территория образовала новый пригородный район. Появились дома и школы. Появились семьи и дети. Жизнь победила смерть, а жительницы виллы Имедема продолжали выплачивать свою дань, передавая миссию из рук в руки.
Были и те, кто хотел избавиться от заранее уготованной судьбы, была и моя мать, пытавшаяся перевезти всю семью в Пярну. Но вилла Имедема возвращала нас всех сюда, притягивая обратно, заставляя помнить о прошлом, вопреки желанию. Люди помнили о войне. А мы помнили о долге. И так как твоя мама открестилась от своей миссии, потеряв своего супруга…
Свое дело я передаю тебе.
Элли чувствовала, как шевелятся волосы на ее затылке.
Рассказанная бабушкой история объясняла многое, но все еще не давала ясности в происходящем.
Почему за столько лет ни одна проуа Грэм не решилась на то, чтобы пересмотреть условия? Не убежать от судьбы, а отправиться к Тууни и изменить все?
И зачем Лемми ушел так рано? Ведь он мог остаться со своей семьей еще на много-много лет…
Сжав зубы покрепче, Эльга наконец нашла в себе силы для того, чтобы подняться с места.
Все казавшиеся невиданными и неслыханными выдумками байки не пугали ее и не заставляли усомниться в реальности происходящего.
Ведь Лембит говорил о том, что все намного сложнее, чем сестра себе представляет, много лет подряд.
Ведь уже несколько дней ее опекал настоящий проводник детской смерти.
Ведь если реалистичных причин происходящему не было, нереалистичные обязаны были появиться.
Скорее всего, именно так, как сказала бабушка, и обстояли дела на самом деле.
Но больше не будут.
Она изменит ужасную схему оплаты долга.
Она отправится в Низовье и вытащит Лемми.
Она все сделает сама.
– Я поняла тебя, бабушка, – так равнодушно, как только могла, произнесла Элли для того, чтобы казаться смелее. – Но я не принимаю эту работу, как и мама. И ее не примет у тебя никто.
Серафима, уже помешивающая полуготовую овсянку, наконец, обернулась на девочку.
– Я не поняла тебя, внученька.
– Нет, ты все поняла, – твердо заявила Эльга. – Я исправлю все. Я сделаю то, на что другие были не способны.