– Да это же лаванда! – воскликнула Эльга куда-то в пустоту. – Тупой хамелеон, я что тебе, какая-то комнатная моль?!
Серафима хранила высушенные лавандовые ростки в холщовых мешочках и использовала их для защиты теплой одежды. Имедема была жутко старой, и вредителей, желающих отведать то мамино пальто, то бабушкину шубу, на вилле было пруд пруди. Лаванда спасала от насекомых, и ее запах был хорошо известен Элли.
Но она не собиралась жевать дурацкое черное пончо ткача со знаком минус… Зачем он насыпал этой дряни ей на голову – было неясно.
Стряхнув с себя остатки капель, девочка направилась обратно в дом.
Казалось, что все те приключения, что произошли с Элли на заднем дворе за один короткий промежуток времени, остались для бабушки незаметными.
Она продолжала перебирать спицами, равномерно позвякивая ими в неслышимый такт. Дзынь-дзынь. Дзынь-дзынь. Дзынь-дзынь.
– Фима, – с порога заявила девочка, смотря на бабушку в упор. – Не так красиво, как Серафима, но тоже ничего.
Серафима подняла свои глаза на Элли, а затем вновь уставилась в вязание.
– Твой товарищ, – кисло улыбнулась Эльга, – насыпал мне в голову лаванды. Зачем?
– Он мне не товарищ, – бесцветно отозвалась бабушка. – Если твои волосы грязные, тебе следует просто их промыть. Стоять и пачкать все вокруг необязательно, Эльга. Ты же взрослая девочка.
– Значит, ты продолжишь делать вид, что ничего не произошло?
– Ты сама творец своей судьбы. Почти взрослая девушка. Если что-то произошло, тебе следует спрашивать с самой себя, а не с окружающих.
Элли рыкнула.
– Будешь убеждать меня в том, что он не твой референт, бабушка?! Что он тебе не подчиняется?! Что это не ты посылаешь его делать пакости?!
– Он не мой референт, Эльга, – Серафима поправила очки левой рукой и вновь подхватила вторую спицу. – По крайней мере больше нет.
– ГР-Р-Р-Р! – девочка сжала кулаки и повысила голос. – Ты вообще ненормальная какая-то бабушка, если сказать тебе честно! Ты должна заботиться обо мне! Печь вкусное! А сама… А сама выполняешь страшные задачи по тупой указке, дружишь с нечистью, и вообще!..
Бабушка отложила спицы и скрестила руки в крепкий замок.
– А сама ты не делаешь все то же самое, Эльга? Разве нет?
Кровь прилила к лицу Элли.
Она схватилась за голову и закричала:
– Я НЕНАВИЖУ ВСЕ ТО, ЧТО СЕЙЧАС ПРОИСХОДИТ! НЕНАВИЖУ, И ВСЕ!
Серафима улыбнулась. Движение ее губ показалось Эльге чересчур снисходительным и даже высокомерным. Словно вот-вот она скажет: «Я же говорила, что ты во всем неправа. Ты глупая, а я умная. Надо было меня слушаться и все бы было в порядке».
– НО Я ВСЕ РАВНО СДЕЛАЮ ТАК, КАК НУЖНО, ПОНЯТНО?! ТАК И ПЕРЕДАЙ СВОЕМУ ДЕДУ, ЧТО МОЖЕТ ОТВАЛИТЬ! ЦВЕТАМИ ОН МЕНЯ ПУГАЕТ! ОЧЕНЬ СТРАШНО!
– Элли, – тихо произнесла бабушка. – Он мне не дед.
Девочка нахмурилась и отмахнулась.
– Лаванда помогает быстрее уснуть, – добавила Серафима и пожала плечами. – Это все, что я скажу тебе по этому поводу. Но для здоровья она безвредна и с шампунем вымоется легко.
– Большое тебе спасибо! – огрызнулась Элли.
А затем быстро прошла в ванную и захлопнула дверь за собой.
Вш-ш-ш-ш-шух.
Белоснежное керамическое дно начало заполняться.
Ледяные капли смывались кипятком.
Элли обильно поливала себя водой и думала.
Вш-ш-ш-ш-шух.
Бабушка и ткач со знаком минус искали миллиард причин, почему Эльга не должна пытаться остановить ход миссии. Каждый давил на нее по-своему, стращал, как умел.
Вш-ш-ш-ш-шух.
Существо с рептильими глазами пугало болью, смертью мамы, равнодушием отца, которого у нее и так никогда не было… Серафима же пыталась убедить девочку в том, что любые попытки бороться сразу – окончательно и бесповоротно – обречены.
Вш-ш-ш-ш-шух.
Элли умыла лицо под горячей водой и вылила несколько капель шампуня себе в руку. То, что она увидела должно было ее переубедить?
В таком случае дед-хамелеон был еще тупее, чем она предполагала.
Вш-ш-ш-ш-шух.
Фима была трусливой. А ткач со знаком минус обхаживал ее с головы до ног. Все работало так же, как в школе! Те, с кем учителя возились больше всего, были самыми слабыми. Их все считали жалкими, и Элли тоже.
Жалким было не место в борьбе.
Вш-ш-ш-ш-шух.
И ничего удивительного в том, что у Фимы и ее жуткого референта ничего не получилось, не было. И пусть бабушка была первой, а Элли будет второй – очередность значения не имела. Имел значение результат.
Каждый судил по себе, и это было ошибкой.
Вш-ш-ш-ш-шух.
Закончив мыться, Элли приподнялась и прицепила душевую лейку на место.
Теплые струйки стекали вниз, отправляя в водяной сток дворовую грязь, остатки размокшей лаванды и самое поганое чувство на земле.
Теперь она понимала, о чем говорил Ткач.
«Страх смерти удерживает тебя от принятия истины и не дает прийти к цели. Страх – самая противная штука и во всем Низовье. Все мы в нем погрязли, знаешь ли».
Девочка вылезла из ванной и наступила на мягкий ворс банного коврика.
А затем подошла к умывальнику и посмотрела в зеркало сама на себя.
От наваждения не осталось и следа. Непослушная кудрявая копна, несуразно большие карие глаза и по-дурацки вздернутый нос были на месте. Элли вновь стала собой, и это радовало ее намного больше, чем когда-либо за все тринадцать лет.
Страха больше не было.
Страх исчез.
Глава 16Побег
Мама разбудила Элли утром следующего дня.
– Какие странные заколки. Где ты их взяла?
Девочка потерла глаза и села на кровати. Мама выглядела хорошо и свежо: яркий рабочий макияж, аккуратный хвост и деловая одежда. В таком виде Эльга заставала ее довольно редко. Чаще всего Лаура уходила на работу задолго до того, как Элли успевала проснуться.
– Привет, мама. Это черемыши. Почему ты не на работе?
Мама внимательно рассматривала крылатые черепки, поглаживая костяшки пальцами. Отвечать, откуда взялись заколки, Элли, конечно же, не собиралась.
«Это папа подарил мне, мамочка, – съязвила девочка про себя. – Правда, он теперь совсем не папа, а Страшный Клоун в Страшной шляпе. И зовут его Ткач. Знаешь, теперь я понимаю, как он исчез в прошлый раз. Ты не поверишь, но сейчас он сделал все то же самое!»
– Спрашивать, зачем ты разбила лампу и навела здесь беспорядок, так уж и быть, я не буду, – тихо сказала мама. – Послезавтра похороны твоего брата. Надо готовиться. Поэтому я могу приходить на работу попозже и пришла к тебе.
– Ясно… – Элли отвела глаза, внутренне удивляясь тому, что страшное событие после вчерашних размышлений нервировало ее все меньше и меньше. Так ли приходит смирение? Так ли, на самом деле, исчезает страх? – Ты больше на меня не злишься, мама, да?
– Не злюсь, – кивнула Лаура. – Я пришла извиниться.
Элли сдвинула брови.
– Извиниться?
Это было не похоже на маму. Совсем.
– Да. – Лаура глубоко вздохнула и присела рядом с дочерью на кровать. – Когда ты пришла ко мне… Вечером… В общем, Элли. Дай мне свою руку пожалуйста.
Девочка вздрогнула, но послушно протянула маме правую ладонь.
Лаура прижала ее к своей груди.
– Дочь… Я очень много думала с тех пор. Обо всем, что произошло за последние дни и месяцы. О том, что случилось давно, еще когда вас с Лемми не было. Я поняла, что была не права. Изначально. И в рамках твоего наказания тоже. Поэтому сегодня я пришла поговорить с тобой.
– Ты снимаешь наказание?.. – неуверенно уточнила девочка.
– Да, – мама кивнула. – И я совершила страшную ошибку, когда ударила тебя. Прости меня, пожалуйста, Элли. Хорошо?
За те дни, что Эльга не выходила из дома, случилось много всего, а потому обида на маму – хотелось девочке того или нет – давно отошла на задний план. А тот вечер, что упомянула мама… И вовсе заставил Элли многое переосмыслить. Нет, она уже не обижалась. Ни на наказание, ни на Лауру.
Но ей было очень тревожно от таких перемен.
– Хорошо, мама, – тихо сказала девочка и опустила голову. – Никаких обид. Я все поняла.
– Спасибо, – Лаура поджала губы и вобрала в себя побольше воздуха. Казалось, что дальнейшие слова даются ей особенно тяжело, хотя едва ли слово тяжелее «прости» вообще существовало. – Но раз ты уже все равно не ходишь в школу. И до похорон не пойдешь… Я подумала, что мы можем начать исправлять наше скверное положение. Я хочу сказать, мы можем провести время вместе. Только ты и я.
Что-то странное затрепыхалось внутри Элли, вызывая тошноту. Мама хочет провести с ней время? Прямо перед похоронами брата?
И все это в тот момент, когда Эльга, наконец, решилась, что покинет Ихасте, покинет маму и бабушку и отправится в Низовье за Лембитом, за справедливостью, нацарапав крест?
– Что? – только и смогла выдавить Элли.
– Элли, я понимаю. – Мама поднялась с места и принялась ходить по комнате туда-сюда. – Я никогда не уделяла тебе должного внимания. Все время была вокруг Лемми, потому что знала, что его ждет… Потому что он напоминал мне Эл… Твоего отца. Я понимаю, что тебе обидно и что ты уже взрослая…
Элли следила за Лаурой, не отводя глаз. Цок-цок. Цок-цок. Мама накручивала сама себя, выплескивала все накопившиеся чувства. С каждым своим нервным шагом мама казалась Элли все красивее. Как это было странно! Светлые волосы, красивые черты лица. Мама на самом деле была очень-очень хорошенькой. И почему до этого она замечала лишь морщины, кривой тонкий рот и злые глаза?
В носу стало щекотно. А во рту – горько.
– Мам, – Элли прервала ее. – Давай.
– Нет-нет, дочь, – Лаура качала головой, будто бы, переубеждая сама себя. – Я правда все понимаю, поэтому не хочу, чтобы ты себя заставляла. Ты обижена, и это нормально, поэтому…
– Мам, – повторилась девочка и выдавила из себя улыбку. – Я сама хочу.
Мама подняла голову и в одно лишь мгновение расцвела.
– Здорово! – сказала она и обняла себя руками. – Я как раз хотела предложить заехать в школу за домашним заданием, а потом пойти куда-нибудь…