— А что я сделал-то?! — Дэн обиженно потёр пострадавший затылок.
Я перекинула рукоять из одной ладони в другую, как будто полжизни провела на уроках боевого фехтования:
— Говори, — строго велела я.
— Вот же приставучая! Чтоб я ещё раз попытался познакомиться с девушкой на улице… Что смотришь? Да, пытался познакомиться. Понравилась ты мне, ненормальная! Кто ж знал, что ты полезешь в этот гадюжник! От магов ничего хорошего ждать не приходится. Ну я и пошёл следом. Наверняка ж ты бы не удержалась, сунула нос. Так что да, я тебя спас, когда ты помешала ритуалу. Не за что! — Дэн под угрозой расправы подскочил с места и, перебегая в противоположную часть кухни, галантно поклонился.
Что-то не сходилось. Рыжий и правда выглядел рыцарем на белом коне, но что-то не сходилось. Я отложила орудие гостеубийства, демонстрируя мирные намерения, и поторопилась уменьшить огонь под собравшимся выкипеть кофе.
— Почему ты не оставил меня потом?
— Если я сделаю тебе комплимент, опять полезешь драться?
— Если попытаешься с его помощью уйти от ответа, вполне возможно.
— Я волновался. За тобой могли следить, попытаться поймать. Неизвестно, чем бы это кончилось. Правда! — проследил он за моей дёрнувшейся к сковородке рукой.
— Так ты, значит, мой герой?
Дэн в задумчивости вытянул губы трубочкой.
— Получается так, — согласился он. — А героев полагается благодарить.
Клоун. Лгун и насмешник. Да, мне не к чему прицепиться! Кроме одного: красавчик, способный одной улыбкой заставить обомлеть любую девицу, просто не мог без повода клеиться к такой мыши, как я! Он где-то соврал. Понять бы только, где именно…
«Галвин тот ещё лис», — согласился внутренний голос.
— Кто такой Галвин? — сощурилась я.
Дэн вздрогнул. Вот он — правильный вопрос.
— Кто-кто? — якобы не услышал он.
Я раздельно громко повторила:
— Кто такой Галвин?
«Сожми его запястье».
— Что сделать? — не поняла я.
«Сожми его запястье. Он не соврёт».
А что я теряю? Послушалась: метнулась вперёд, сжимая руку героя-лжеца, — и Дэн задохнулся от восторга. Нервно рассмеялся, накрыл своей ладонью мою, всмотрелся в лицо с такой искренней нежностью, что я почти поверила: он и правда хочет помочь. И, может быть, очень маловероятно, но возможно, я и правда ему немного нравлюсь.
— Галвин — моё имя, — он осторожно погладил мои побелевшие от напряжения пальцы. — Было им когда-то очень давно. Те ребята, что напали на тебя, они… тюремщики, наверное. Охранники, стража — называй как хочешь. Кое-кто из них родился в далёком, но, поверь мне, чудесном мире. В мире, который был и моим домом. Но, к сожалению, мы не всегда можем провести жизнь в месте, которое любим. Поэтому теперь я здесь. Взял новое имя и неплохо устроился, надо признать. Ваш мир приятный, но магия в нём невероятно, раздражающе слабая. На одно заклинание уходит почти весь резерв. Приходится обходиться артефактами, а их не так просто найти.
В изумлении я разжала пальцы. Рыжий отпустил нехотя, но удерживать не стал.
— Магия. Конечно, магия. Это всё объясняет.
Я судорожно вспоминала, куда сунула мобильник. Успею вызвать скорую? Или лучше службу спасения? Или просто вытолкнуть психа в подъезд? Он ведь не обидел меня до сих пор.
Не успею. Потому что телефон разлетелся при ударе о темечко одного из преступников. Одного из тех, от кого меня спас Дэн.
Рыжий хмыкнул и подтолкнул опустевшую вазу для конфет.
— Хочу, чтобы ты надела её на голову.
— Ты сбрендил? — резонно поинтересовалась я, отправляя посудину в обратный путь.
Он наклонился вперёд и куда более проникновенно повторил:
— Всего лишь привожу доказательства. Я на самом деле очень хочу, чтобы ты надела эту чудесную шляпу. И ты тоже этого хочешь.
Как в бреду, я потянулась к переливающемуся хрусталю. И правда, головной убор прекрасен и невероятно мне пойдёт! Нахлобучила на макушку…
— Какого хрена?!
Недоделанный Кашпировский самодовольно отсалютовал мне моей же чашкой кофе. Оваций не последовало.
— Дар убеждения, — как само собой разумеющееся сёрбнул он напитком.
Я медленно сняла, повертела вазу и с огромным трудом поборола желание запустить в стену.
— Почему они пришли за мной?
— Потому что ты помешала ритуалу.
— Не замолкай. Я хочу знать всё.
— Ты стала сосудом для одной очень сильной ведьмы.
— Они придут снова? Чтобы поймать меня… нас?
Дэн попытался обнять меня, но я отгородилась посудиной, не подпуская. Требовательно повторила:
— Придут?
— Придут. За… вами обеими.
«Кажется, нам придётся поладить, подруга. Ты ведь хочешь выжить?»
Я всё-таки запустила вазу в стену.
Глава 4. Я тебя ненавижу!
Не выгонять же придурка из дома?!
— Ты ляжешь на диване.
Но Дэн ломился в спальню:
— Почему это на диване? Даже котиков в кровать пускают, а я куда лучше котика!
— Не лучше. Никто не лучше котиков, кроме толстых котиков, — я вручила нахалу стопку постельного белья в аляповатые цветочки и попыталась захлопнуть дверь. Подпереть бы ещё чем от греха подальше…
В последний момент рыжий просунул стопу в щель и хитро протянул:
— Ты что же это, думаешь, я к тебе начну приставать?
А вот это обидно. Вообще-то, именно так я и думала, но что уж там… Не моего полёта птичка.
— «Думаю, что, если ты не уберёшься из моей комнаты, ночевать будешь на пороге, как и собирался», — ляпнула моими губами ведьма.
— Спасибо, — не удержавшись, шепнула я ей.
Парень надулся, но пререкаться перестал, оставил меня одну.
Одну ли?
Тишина заполняла уши, непроглядной темнотой застилала мысли. Они не отстанут от меня. От нас.
— Ты здесь?
Ведьма презрительно хмыкнула:
«Ты серьёзно интересуешься? Нет, ушла на прогулку».
— Не смешно. Разговоры с самим собой — первый признак шизофрении.
«Надеешься, всё так просто?»
— Надеюсь от тебя избавиться.
Внутренний голос замолчал. Я чувствовала, что она думает, что сомневается и просчитывает возможные исходы. Что она внутри, в голове, что в любой момент может занять тело целиком и запереть меня, его хозяйку, в самом дальнем уголке сознания.
«Ты боишься меня, — спокойно отметила она. Я хотела возразить, но разве можно соврать тому, кто видит тебя изнутри? Она заговорила снова, уверенно: — Боишься, я знаю. Не волнуйся, малышка. Я не причиню тебе вреда. По крайней мере, если ты не попытаешься воевать со мной».
Я приблизилась к зеркалу, стараясь смотреть сквозь отражение дрожащей блондинки. Если расфокусироваться, если не смотреть, а видеть… Получилось! Ведьма стояла, выпрямившись, гордо расправив плечи, откинув текучие волосы с обнажённой груди. И она была… напугана так же, как и я.
Я коснулась зеркала со своей стороны — женщина за стеклом сделала то же самое.
— Что они сотворили с нами?
Ведьма сильнее поджала и без того тонкие губы:
«Для начала, они убили меня», — пепел осыпался, пощекотав её спину. Я поёжилась, словно серые хлопья скользнули по моей коже, словно это меня привязали к отшлифованному столбу, словно к моим ногам кидали вязанки хвороста…
— Она сожгли тебя? — она не ответила, лишь криво болезненно ухмыльнулась. — За что?
«А в вашем мире для этого нужен повод?»
— Да, — попыталась обмануть я.
«Нет, — прочитала она в моём мозгу прежде, чем прозвучал ответ. — У них имелись причины ненавидеть. А я с самого начала знала, чем рискую».
Я стукнула ногтями по ледяному стеклу — пальцы казнённой женщины отразили движение.
— Тогда как ты оказалась здесь? В нашем мире, в моём теле?
Сожжённая отвернулась, не желая встречаться взглядами. Я повторила, уже не осознавая, кто из нас настоящая, а кто лишь тень.
«Знаешь, что самое страшное для ведьмы? Думаешь, костёр? Огонь, пытки? Нет, девочка, самое страшное — тюрьма. И наша тюрьма куда хуже человеческой. Дух ведьмы не сжечь. Сила всегда найдёт нового владельца, распустится весенним цветком на пепелище. Но Силу можно поймать и посадить в клетку — заключить в чужое тело. И тогда тебе вечно предстоит смотреть на мир чужими глазами. На чужой мир, землю, почти лишённую магии, истощённую, скудную, скучную. Смотреть, ненавидеть её каждой крошкой души, мечтать вырваться и расправить крылья… Но ты не сможешь. Не сможешь подать голос, произнести самое простенькое заклятье, сделать по своей воле хоть что-то. Безмолвный, слабый наблюдатель — вот моя судьба. Вот во что они хотели превратить меня».
Мёртвая прижалась к зеркалу, резко подаваясь вперёд, заставляя меня сделать то же самое, вынуждая вглядываться в чёрные глаза с пылающим в них жестоким огнём:
— Но… Но ты же говоришь, — пролепетала я, силясь отступить, отвернуться. Бесполезно.
Она растянула губы:
«Я удивлена не меньше, поверь. И именно поэтому ты нравишься мне, малышка. Ты слаба. Тебя ни за что не выбрали бы на роль тюрьмы, потому что ведьма может оказаться сильнее. Ты нравишься мне, потому что в тебе я могу начать новую жизнь. А теперь спи. Не хочу, чтобы моё новое лицо выглядело уставшим».
Ужас перехватил горло, сжал ледяными когтистыми лапами, не давая сделать вдох, чернота наползала со всех сторон, оплетая, окутывая липким бессилием. Я сползла на пол, так и не сумев оторвать взгляда от женщины, поработившей моё тело, и отключилась.
— Соня! Соня! Живая ты там или как?
Не знаю, как долго Дэн требовательно колотил в дверь, но, когда я проснулась, он уже протискивался в проход, перегороженный с вечера комодом.
— М-м-м, — протянула я, не понимая, стоит ли отвечать утвердительно.
— Ты что, на полу спала?
Я поскорее отползла от зеркала, благодарно оперлась на подставленный локоть.
— Очень устала.
— Это не «очень», это прямо «о-о-о-очень». Тяжёлый вчера выдался денёк, но ничего. Сегодня будет легче. Пошли куда-нибудь позавтракаем? Я угощаю.