выполняли полицейские функции (в колониальное время этих служителей называли альгвасилами).
В «Сообщениях из Юкатана» (CDU, XIII, 103–104) говорится: «Они [жители селений] не платили ему [батабу] никакой дани; они только поддерживали его тем, что изготовлялось или сеялось». Это утверждение, очевидно, нужно понимать в том смысле, что батабу доставалось гораздо меньше, чем халач винику (с. 142). Например, жители селения дона Педро Шиу (уже в колониальное время) обязаны были возделывать для него кукурузное поле, предоставлять ему каждую неделю мужчину и женщину для домашних работ и ремонтировать его дом по мере надобности («Хроника из Ошк’уцкаба»).
Обязанностью батабов было наблюдение за сельскохозяйственными работами. Батабы «имели заботу распоряжаться постройкой и ремонтом домов своего селения, посевом всего, что нужно для пропитания, и своевременной обработкой и возделыванием полей» (CDU, XI, 80). Сроки сельскохозяйственных работ устанавливались жрецами.
Как указывалось выше, батабы обладали также судебной властью. «Они наказывали преступления своих вассалов; убийцам причиняли смерть таким же образом, как они причинили; прелюбодеев наказывали смертной казнью; их помещали в высоте в публичном месте, где их все могли видеть; воров, если они не имели чем заплатить за украденное, обращали в рабство, пока они не были в состоянии заплатить за то, что украли. Следствие вели устно, со свидетелями, хотя имели буквы или знаки, которые понимали, но им обучали только сеньоров и жрецов» (CDU, XI, 80). По Гаспару Антонио Чи, не всех убийц казнили: «Убийца, если он убил не стрелой, подлежал смертной казни; если же убийца был моложе своей жертвы, его обращали в рабство, если же убийство было случайным и без злого умысла, он платил раба за убитого» (Тоззер, 1941, 232). Источники упоминают особых должностных лиц «наподобие юристов», которые вместе с батабом разбирали судебные дела.
Во время войны батаб командовал отрядом воинов своего селения. По словам Ланды, воины были постоянными и во время походов получали жалованье. «В прежние времена, как сказано выше, у них был человек, который командовал ими, как и теперь; это был тот, кого они называли батаб. Как сказано выше, упомянутый был капитаном» (CDU, XIII, 185–186). Кроме батаба, был еще второй военачальник, цакон, которого, по словам Ланды, избирали на три года (т. е., собственно, на четыре, так как он переизбирался на четвертый год). В «Сообщении из Дохот» говорится: «Этот народ, как рассказывали мне два здешние старика, знал трех принципалов, один назывался на их языке батаб, что значит на нашем языке капитан. Они не платили ему дань, но собирались в его доме обсуждать некоторые дела, и когда шли на войну, он был у них во главе», и далее: «Капитаны, которых они выбирали для войны, назывались накомы, и если какой-либо из этих накомов обращался в бегство или его убивали, то его солдаты также обращались в бегство и убегали, и тогда при погоне многих из них убивали, но при всем том, когда мы пришли в эту страну, в ней было бесконечно много людей, чего нет сейчас» (CDU, XIII, 208–209). Тоззер, Ройс и другие авторы полагают, что батаб только находился при войске, а командовал фактически након. По рассказу Ланды скорее можно заключить, что было наоборот. У Ланды, как и в цитированном выше тексте, говорится, что наконов было два. Один из них приносил человеческие жертвы (что связано с военным ритуалом, так как в жертву приносили прежде всего знатных пленников). Обязанностью второго накона (которого избирали раз в четырехлетие на военном празднике) было также выполнение военного ритуала и соблюдение разных запретов. Таким образом, фактически командовал отрядом, очевидно, батаб («постоянный военачальник» – в тексте Ланды), а наконы выполняли главным образом жреческие функции.
Особую прослойку среди знати составляли жрецы. Жрецами делались обычно сыновья самих жрецов или же младшие сыновья знатных (старший сын наследовал отцу). Должность верховного жреца, по Ланде, была наследственной. Жречество играло громадную роль в общественной жизни, так как в его руках был сосредоточен не только религиозный ритуал, но и почти полностью научные знания и искусство. Верховный жрец, бывший советником халач виника, назначал жрецов в селения, которые, в свою очередь, были советниками батабов. Будучи единственными знатоками календаря, жрецы устанавливали сроки сельскохозяйственных работ.
Следует упомянуть также купцов-профессионалов, которые были частью из знати, частью из разбогатевших общинников (айик’аль). Различались торговцы местные и путешествующие. Последние доставляли свои товары на громадные расстояния с помощью рабов-носильщиков или на лодках. Между всеми важнейшими городами были проложены дороги, мощенные щебнем (сакбе). Кортес во время похода в Гондурас пользовался картами дорог, употреблявшимися купцами.
На морских побережьях для перевозок употреблялись долбленые лодки с парусами, вмещавшие до 40 человек. Одну из таких лодок, груженную пестрыми тканями, какао и металлическими изделиями, встретил Колумб у берегов Гондураса во время четвертого путешествия. В городах были устроены обширные рынки, а также «дома отдыха», в которых за определенную плату могли останавливаться купцы с товарами. Торговля велась в установленные дни. Майя вели торговлю не только внутреннюю, но и внешнюю, с соседними народами. В качестве товаров фигурировали рабы, какао, кукуруза, мед, соль, перец, бобы, тыквы, плоды, ваниль, напитки, хлопковая пряжа, ткани, шкуры, одежда, животные, оружие, кремень, обсидиан, ступки из камня, посуда из дерева, глины и камня, воск, медь, серебро, золото, драгоценные камни (особенно нефрит), раковины, перья кетцаля и других птиц, украшения, статуэтки, музыкальные инструменты, краски, бумага, копал, чикле (смола дерева сапоте), каучук, лечебные травы. Многие из этих товаров доставлялись в Юкатан извне. Важнейшими юкатанскими товарами были ткани, мед и воск, а также рабы, кремневое оружие, соль и рыба. Металлические изделия, которых не было в Юкатане, доставлялись из Мексики, Гондураса, Никарагуа, Панамы и даже Колумбии.
В качестве главной единицы обмена употреблялись бобы какао. Реже для той же цели использовали раковины, полотнища определенных размеров, мексиканские медные топорики и колокольчики, нефрит, а в Гватемале также перья кетцаля. По словам Овиедо, в Никарагуа раб стоил 100 бобов какао, заяц – 10, проститутка – 8–10. Испанский реал приравнивался к 80–100 бобам какао. Какао в качестве единицы обмена сохранялось долгое время после испанского завоевания. Так, в колониальное время за совершение языческого обряда накладывался штраф до 125 000 бобов какао.
Семья у майя, по-видимому, была переходной от парной к моногамной, причем некоторые данные позволяют предположить наличие большой патриархальной семьи. Ланда, Лисана и Когольюдо утверждают, что майя не имели более одной жены. Санчес де Агиляр говорит о полигамии, но он, по-видимому, имеет в виду наложниц знати (Тоззер, 1941, 100). В «Сообщении из Мотуля» говорится: «Они никогда не имели брачных отношений более чем с одной женщиной, но они оставляли ее по незначительным поводам и женились снова, и были мужчины, которые женились 10 и 12 раз, и женщины могли также свободно покидать своих мужей и брать других, но в первый раз их венчал жрец» (CDU, XI, 80). Тем не менее перемена жен не одобрялась (с. 160), а прелюбодеяние каралось смертью. Женщины не принимали участия в общественной жизни. Им запрещалось наследовать имущество (с. 158), участвовать в религиозных церемониях, посещать храмы (с. 177), есть вместе с мужчинами (с. 152) и даже смотреть на них (с. 177). Монах Лоренсо Бьенвенида писал в письме испанскому принцу Филиппу: «Вашему высочеству надлежит знать, что в этой стране едва ли есть дома, где живет только один домохозяин. Напротив, каждый дом имеет двух, трех, четырех и даже более; и среди них есть один патриарх (paterfamilias), который является главой дома» (CIW, Publ. № 523, СААН, v. VI, № 30, 1940, с. 14).
По словам Ланды (с. 161), жених должен был 5–6 лет отработать в доме тестя. Почти то же говорится в «Распоряжениях» Томаса Лопеса: «Они часто заставляют своих зятьев служить им 2 или 3 года и часто они не позволяют им покидать их дома и жить, как они хотят» (Когольюдо, V, 16). Обычай этот, очевидно, отмирал, так как в другом месте (с. 126) Ланда говорит, что молодые жили в шалаше либо у дома свекра, либо у дома тестя. Ройс на основании материалов переписи на острове Косумеле (1570 г.) показывает, что большинство (правда незначительное) супружеских пар жило в домах свекров, а не тестей.
Ланда и Эррера перечисляют ряд брачных запретов. По их словам, запрещалось жениться на женщинах, носящих то же родовое имя (хотя в «Родословном дереве Шиу» встречаются нарушения этого правила), запрещался левират и сорорат (женитьба на женах братьев и сестрах жены), женитьба на тетках по матери и мачехах. По словам Ланды, разрешалось жениться на других родственницах по матери, хотя бы они были двоюродными сестрами (с. 160). Некоторые исследователи усматривают в этом указание на наличие перекрестно-двоюродного брака. В некоторых случаях материалы переписи на Косумеле позволяют предполагать перекрестно-двоюродный брак, но таких случаев немного.
В терминах родства и свойства у майя (они сохранились в словаре из Мотуля и у Бельтрана) прослеживаются черты классификационной системы родства. Были отдельные названия для дедушки по отцу (сукум), дедушки по матери (мам), бабушки по отцу (мим), бабушки по матери (чич), старшего брата (сукум) и старшей сестры (кик). Младший брат и младшая сестра назывались одинаково (иц’ин). Тетки и дяди назывались составными терминами (дядя по отцу: ц’е-юм – «как бы отец»; тетка по матери: ц’е-наа – «как бы мать»; эти слова означают также «отчим» и «мачеха»), кроме дяди по матери, для которого было отдельное название (акан). Двоюродные братья и сестры также назывались составными терминами: