Поэтому был обычай в каждом селении иметь большой выбеленный дом, открытый со всех сторон, в котором юноши собирались для своих развлечений (sus passatiempos). Они играли в мяч, в игру с бобами, как в кости, и во многие другие [игры]. Они спали там же вместе почти всегда до женитьбы. Если я слышал, что в других местностях Индий обычен гнусный грех в подобных домах, то в этой земле я не слышал, чтобы они совершали таковой, и полагаю, что они не делают этого, ибо говорят об удрученных этим гибельным несчастьем, что они не являются [такими] любителями женщин, какими были эти. Ибо в эти места они приводили публичных женщин и в них пользовались ими. Несчастные, которые среди этих людей занимаются этим ремеслом, хотя они получали от них вознаграждение (gualardon), но было столько юношей, которые их посещали, что они доводили их до изнеможения и смерти. [Юноши] раскрашивали себя в черный цвет до вступления в брак и не имели обыкновения татуироваться до брака, или же [татуировались] немного. В остальных вещах они следовали всегда своим отцам, привыкали быть столь же хорошими идолопоклонниками, как они, и помогали им много в работах.
Индианки воспитывали своих детей очень сурово, ибо четырех или пяти дней от роду новорожденного клали растянутым в маленькую кровать (un lecho), сделанную из прутьев, и там, [повернув] ртом вверх106, они ему клали голову между двумя дощечками, одна на затылке, другая на лбу, между которыми ее сжимали с силой, и держали его там в мучениях, пока по прошествии нескольких дней голова его не становилась сплющенной и деформированной (llana у enmoldada), как это у них было в обычае. Было столько неудобства и опасности для бедных детей, что некоторые рисковали погибнуть; автор этой [книги] видел, как у одного голова продырявилась сзади ушей, и так должно было происходить со многими.
Они растили их обнаженными (en cueros) и только с 4–5 лет давали им накидку (una mantilla) для сна и несколько поясков (listoncillos), чтобы прикрыть наготу, подобно своим отцам, а девочек они начинали покрывать от пояса (de la cinta) вниз. Они сосали долго, ибо матери никогда не переставали давать им молоко, пока могли, хотя бы они были трех или четырех лет, почему и было среди них столько людей очень крепких (de de buenas fuerças). Они росли два первых года удивительно красивые и упитанные. Затем от непрерывных купаний их матерями и от солнца они становились смуглыми (morenos). Они были все время детства живыми и резвыми, всегда ходили с луком и стрелами, играя друг с другом, и так они росли, пока не начинали следовать образу жизни юношей, держать себя более на их манер и оставлять детские дела.
[XXXI. Женская одежда и косметика]
Индианки Юкатана в общем лучшего сложения (de mejor dispusicion), чем испанки; они крупнее, хорошо сложены и не имеют таких бедер, как негритянки. Кичатся красотами те, кто их имеет, и действительно они не безобразны. Они не белые, но смуглого цвета, больше по причине солнца и беспрерывного купанья, чем по своей природе. Они не подправляют лица, как наш народ, и это считают бесстыдством. У них есть обычай подпиливать себе зубы, оставляя их как зуб пилы, и это они считают изящным; занимаются этим ремеслом старухи, подпиливая их с помощью определенных камней и воды.
Они прокалывали ноздри через хрящ, чтобы вставить в отверстие камень янтарь, и считали это нарядным. Они прокалывали уши, чтобы вставить серьги, подобно своим мужьям. Они татуировали себе тело от пояса вверх, кроме грудей из-за кормления, более изящными и красивыми рисунками, чем мужчины. Они купались очень часто в холодной воде, как мужчины, но они не делали это с достаточной скромностью, ибо им случалось обнажаться догола у колодца, куда они приходили за водой для этого. У них был еще обычай купаться в горячей воде с паром (en agua caliente y fuego)107, но это редко и больше для здоровья, чем для чистоты.
Они имели обычай натираться красной (colorado) мазью, как мужья, а те, кто имел возможность, добавляли пахучую камедь, очень липкую; я считаю, что это жидкий янтарь (liquidambar), который на своем языке они называли иш тахте (iztahte). Этой камедью они смазывали особый брусок (ladrillo), вроде мыла, украшенный изящными узорами; им они смазывали груди, руки и плечи и делались нарядными и надушенными, как им казалось; он сохранялся у них много [дней], не выдыхаясь, соответственно качеству мази.
Они носили очень длинные волосы и делали и делают [сейчас] из них очень изящную прическу, разделив на две части, и заплетали их для другого рода прически. Заботливые матери имеют обыкновение ухаживать за девушками брачного возраста столь усердно, что я видел многих индианок с такими редкими прическами, как у испанских модниц. У девочек, пока они не выросли, они заплетаются в четыре или в два рожка, что они считают красивым.
Индианки побережья и провинции Бак’халаль и Кампече более приличны в своей одежде, ибо кроме покрывала (la cobertura), которое они носят от середины [туловища] вниз, они прикрывают груди, связывая их двойной накидкой (una manta), пропущенной под мышками. Все остальные не носят более одной одежды наподобие мешка, длинного и широкого, открытого с обеих сторон; он доходил у них до бедер, где был в обтяжку. У них не было иной одежды, кроме накидки (la manta), с которой они всегда спят; они имели обыкновение, когда шли в дорогу, носить [ее] сложенной вдвое или скатанной и так ходили.
[XXXII. Нравы и занятия женщин]
Они считали себя добрыми и имели основание, ибо перед тем, как они узнали наш народ, по словам стариков, которые теперь, на них жалуются, они были удивительно [целомудренны], чему я приведу два примера.
Капитан Алонсо Лопес де Авила, зять аделантадо Монтехо, захватил во время войны в Бак’халале одну молодую индианку, очень красивую и изящную женщину. Она обещала своему мужу, опасаясь, что его убьют на войне, не знать другого [мужчины], если его не будет. Поэтому она предпочла скорее лишиться жизни, чем быть опозоренной другим мужчиной; за это ее затравили собаками.
Мне самому жаловалась одна индианка, еще не крещеная, на одного крещеного индейца, который был влюблен в нее, ибо она была прекрасна; однажды, дождавшись отсутствия eè мужа, он ночью появился у нее в доме. После того как он объявил со многими любезностями о своем желании и не достиг ничего, он пробовал дать подарки, которые для нее принес, и так как не имел успеха, пытался изнасиловать ее. Но хотя он был великан и трудился над этим всю ночь, он не добился от нее ничего, кроме гнева столь большого, что она пришла ко мне жаловаться на низость индейца, и было это так, как я сказал.
Они имели обычай поворачиваться спиной к мужчинам, когда их встречали в каком-либо месте, и уступать дорогу, чтобы дать им пройти; то же самое, когда они давали им пить, пока они не оканчивали пить. Они обучают тому, что знают, своих дочерей и воспитывают их хорошо по своему способу, ибо бранят (riñen) их, наставляют и заставляют работать, а если они виноваты, наказывают, щипая их за уши и за руки. Если они видят их поднимающими глаза, они их сильно бранят и смазывают им глаза перцем, что очень больно; если они не скромны, они их бьют и натирают перцем другое место в наказание и стыд. Они говорят как большой упрек и тяжелое порицание непослушным девушкам, что они напоминают женщин, воспитанных без матери.
Они очень ревнивы, некоторые настолько, что налагали руки на тех, кто вызвал ревность, и столь гневны и раздражительны, хотя [вообще] достаточно кротки, что некоторые имели обыкновение драть за волосы мужей, делая это, впрочем, с ними изредка.
Они большие труженицы и прилежные [хозяйки], потому что на них лежало большинство самых важных работ по обеспечению пищей их домов, воспитанию детей и платежу их налогов (tributos); при всем этом они, если нужно, носят иной раз на спине большие тяжести, обрабатывают и засевают свои поля. Они удивительно бережливы, работают ночью в часы, которые у них остались от домашних дел, и ходят на рынки покупать и продавать свои вещицы.
Они разводят птиц для продажи и для еды, кастильских и местных. Они разводят птиц [также] для забавы и ради перьев, чтобы делать свои нарядные одежды. Разводят других домашних животных, из которых козлят кормят грудью, благодаря чему их выращивают настолько ручными, что они не убегают в лес, хотя их водят по лесам и выращивают и них.
Они имеют обычай помогать друг другу ткать и прясть и расплачиваются этими работами, как их мужья работами в поле. Во время этих работ они всегда шутят, рассказывают новости и иногда немного сплетничают. Они считают очень неприличным смотреть на мужчин и смеяться с ними; одно это настолько нарушало приличия, что и без других вольностей их считали порочными. Они танцевали отдельно свои танцы (vailes), а некоторые с мужчинами, в особенности один, который они называли наваль (naual), не очень скромный. Они очень плодовиты, рано рожают и хорошие кормилицы по двум причинам: во‑первых, питье, которое они пьют теплым по утрам, дает много молока, [а во‑вторых], постоянное размалывание кукурузы и отсутствие стягивающей груди [одежды] делает их груди очень большими, почему в них и появляется много молока.
Они также опьянялись на пирах, но одни, ибо они едят отдельно, и не напивались так, как мужчины. Они хотят иметь много сыновей (hijos), те, у которых их не хватает; они просили их у своих идолов с дарами и молитвами; теперь они просят их у Бога.
Они благоразумны и разговорчивы с теми, кто их понимает, и удивительно щедры. Они плохо сохраняют тайну и не столь чисты сами и в своих делах, хотя купаются, как горностаи.
Они были очень набожны и религиозны и также очень почитали своих идолов, возжигая им свои курения и принося им в дар одежду из хлопка, кушанья и напитки; их обязанностью было приготовлять жертвенные кушанья и напитки, которые индейцы приносили в жертву на праздниках, но при всем этом они не имели обычая проливать свою кровь [в жертву] демонам и никогда не делали этого. Им также не позволяли приходить в храмы при жертвоприношениях, кроме определенного праздника, когда допускали некоторых старух для справления его. Во время родов они обращались