Постичь причину явления значит узнать хотя бы теоретически, как изменять или контролировать некоторые проявления сущностей, не затрагивая все остальное.
Наиболее полезными причинами для нашего разума являются предсказуемые отношения между действиями, которые мы можем предпринять, и изменениями, которые мы наблюдаем. Вот почему эволюция наделяет животных датчиками, выявляющими стимулы, которые испытывают влияние действий этих животных.
12.12. Значение и определение
Значение (сущ).
1. То, что существует в разуме, доступно взгляду или осмыслению как устоявшаяся цель или назначение; то, что подразумевается или предполагается сделать; намерение; цель; объект.
2. То, что подразумевается или фактически передается, обозначается или понимается посредством языка; смысл, сигнификат.
Что такое значение? Иногда слышишь толкование слова и вдруг постигаешь способ употребления этого слова в речи. Но часто определения не помогают. Предположим, нужно объяснить, что означает слово «игра». Можно начать так:
Игра:Деятельность, в которой две команды соперничают за мяч и делают что-то, что фиксируется победным счетом.
Это определение соответствует конкретной категории игр, но как быть с играми, где только перебирают слова, или где нет счета, или где отсутствует элемент соперничества? Возможно описать больше разновидностей игр, используя другие определения, но кажется, что нет определения, способного охарактеризовать все игры на свете. Не существует достаточного количества признаков, общих для всех явлений, которые мы называем игрой. Тем не менее мы ощущаем, что имеется некое единство, лежащее в основе понятия игры. Например, мы уверены, что сможем опознавать новые разновидности игр и что «игра» представляет собой нечто большее, чем произвольную аккумуляцию.
Давайте отвлечемся от физических аспектов игры и сосредоточимся на психологических целях, которым могут служить игры. Тогда становится гораздо легче выявить некоторые свойства, общие для большинства игр для взрослых.
Игра:Деятельность, которая увлекает и отвлекает, сознательно отделяемая от реальной жизни.
Это второе определение трактует игру не как некий объект, а как процесс в уме. На первый взгляд это может показаться несколько странным, но на самом деле тут нет ничего нового – даже наше первое определение уже содержало психологические элементы (в словах «соперничают» и «победный»). При таком подходе разнообразные игры оказываются намного более схожими. Все дело в том, что они служат общей цели, несмотря на гигантское разнообразие своих физических проявлений. В конце концов, практически не существует ограничений на количество физических объектов или структур, которые могут быть использованы для достижения одной и той же психологической цели – в данном случае, для активности отвлечения (что бы это ни значило). Естественно, в таком случае непросто определить диапазон всех возможных физических форм игры.
Конечно, нет ничего удивительного в том, что «игра» – явление более психологическое, если угодно, чем «кирпич», который мы можем определить в сугубо физическом плане выражения, без привлечения целей. Но большинство понятий лежат в промежутке между этими планами. Мы уже видели это на примере «стула», который невозможно описать, не обращаясь одновременно к физической структуре и к психологической функции.
12.13. «Связующие» определения
Наконец мы приблизились к постижению значения объектов наподобие стула или игры. Мы обнаружили, что структурные описания полезны, но всегда оказываются слишком подробными. У большинства стульев имеются ножки, в большинстве игр подсчитывают очки, но непременно случаются исключения. Мы также сочли полезными «целеполагающие» описания, однако им недостает конкретики. Фраза «Предмет, на котором можно сидеть» слишком общая для обозначения стула, поскольку сидеть можно почти на чем угодно. «Отвлекающая активность» – слишком общее описание игры, так как имеется много других способов отвлечь наш разум от серьезных занятий. Словом, единое определение пригождается редко.
Целеполагающие определения обычно слишком общие.
Они содержат многое из того, что нам не нужно.
Структурные определения обычно слишком строгие.
Они исключают многое из того, что нам хотелось бы включить.
Часто мы способны ухватить суть чего-либо, сдавив, так сказать, понятие сразу с нескольких сторон, чтобы получить именно то, что нам нужно посредством использования двух или более различных описаний одновременно.
Наши лучшие идеи – нередко те, которые связывают между собой два разных мира.
Я вовсе не настаиваю на том, что всякое определение должно сочетать в себе данные элементы структуры и целеполагания. Но это сочетание обладает особым полезным качеством: оно помогает нам связывать «цели», к которым мы стремимся, со «средствами», которыми мы располагаем. То есть оно помогает связывать предметы, которые мы способы опознавать (или делать, находить, выдумывать), и задачи, которые мы намерены решать. Мало толку знать, что X «существует», не ведая способа его отыскать и использовать на практике.
Обсуждая аккумуляцию, мы видели, что к понятиям «мебель» и «деньги» применимы достаточно компактные функциональные определения, но они накапливают множество структурных описаний. Наоборот, понятия «квадрат» или «круг» могут похвастаться компактными структурными описаниями, но накапливают бесконечное число возможных применений.
Чтобы научиться употреблять новое или незнакомое слово, мы начинаем с того, что признаем его знаком существования, в уме какого-то другого человека, структуры, которую мы могли бы использовать. Сколь бы тщательным ни было объяснение, нам все равно требуется самостоятельно осознать это слово, на основе материала, уже имеющегося в нашем сознании. Толковое определение, конечно, помогает, но все-таки приходится адаптировать каждую новую идею к нашим собственным существующим навыкам – в надежде, что для нас она будет настолько же полезной, насколько была, по всей видимости, для тех, от кого мы ее переняли.
То, что люди называют «значением», обычно не соответствует конкретным, четко оформленным мысленным структурам, а относится к отношениям внутри крупных взаимосвязанных сетей наших агентов. Поскольку эти сети постоянно расширяются и изменяются, значения редко бывают строгими, и не следует ожидать, что всегда будет удаваться «выразить» их в компактных последовательностях слов. Объяснения словами служат лишь этакими намеками; также необходимо наблюдать, работать, играть – и думать.
Глава 13Видеть и верить
Сезанн сказал: «Хотя мир
Кажется сложным, он состоит из кубиков и шаров
Заодно с цилиндрами и конусами;
Это четыре опоры, которые, подобно костям в теле,
Поддерживают все то,
Что прячется за разнообразием форм».
Фрейд сказал: «Эти формы очень важны.
Они не просто геометрические фигуры:
Ваши простые твердые тела символизируют органы,
Которые привлекают наши взгляды;
Единственная тема искусства —
Мужские и женские скрытые органы».
Тело способно выражать
Нашу грусть и наше счастье,
И даже в бездумном буйстве секса
Отражается духовная картина
Метаний туда и сюда
Между космическими «Да» и «Нет».
Ван Гог сказал: «Мир – это лицо,
В котором я вижу гримасы моей души».
Но стала ли реальность
Лишь инструментом эмоций?
O Вселенная форм, я спрашиваю тебя —
Ты зеркало или маска?
13.1. Переформулировка
Представим все арки, которые можно построить из кубиков.
Рис. 53
Как мы можем выразить в единственным унифрейме то общее, что имеется у такого множества предметов? Это невозможно, если мы продолжим осмыслять эти арки как кубики, расположенные соответствующим образом. Ни одно из словосочетаний, к которым мы прибегали ранее, не охватывает все фигуры: ни «три кубика», ни «два вертикальных кубика», ни «опоры не соприкасаются». Как же нам заставить наш разум воспринять все эти арки как нечто единое? Один из способов – начертить воображаемую линию:
Рис. 54
Внезапно оказывается, что у всех арок обнаруживается нечто общее – у всех имеется основная часть и две опоры. Здесь мы сталкиваемся сразу с двумя идеями. Во-первых, это идея разделения описания объекта на «существенную» часть (основную) и на вспомогательные части (опоры). Позже мы увидим, что это весьма полезный и удобный инструмент. Вторая идея еще полезнее и радикальнее: не сумев подобрать унифицированное описание для всех арок, мы отказываемся от прежней методики и вместо того переходим к совершенно иному стилю описания. Если коротко, мы переформулировали проблему в новых терминах. Начали мы с использования языка, основанного на точном описании форм отдельных кубиков. А затем перешли на другой язык, на котором возможно говорить о формах и очертаниях вообще, не только применительно к конкретным кубикам.
Переформулировка – явно очень удобный инструмент, но как им пользоваться? Как люди подбирают новые стили описания, которые облегчают решение задач? Упирается ли все в некое загадочное озарение, в некий волшебный творческий дар – или мы приходим к новой стилистике случайно? Как я уже говорил при обсуждении творчества, мне представляется, что тут все дело в степени, поскольку люди постоянно выполняют переформулировки самого разного свойства. Даже когда мы осмысляем те редчайшие, самые революционные новые идеи, которые приходят как откровения, проливая свет на пространство мысли – будь то теория эволюции, теория гравитации или теория относительности, – обычно, задним числом, мы сознаем, что наши мысли являлись вариациями уже известных знаний. Посему мы должны спросить себя, почему эти переформулировки так долго оставались неосуществленными.