Я сидел на краю кровати, держа ее на коленях. Руки Софии дрожали, когда она обняла меня за шею и приподнялась достаточно, чтобы впустить меня в свое тело. Я чувствовал, как горячая скользкая кожа наделась на головку моего члена, и тут София остановилась. Я был без презерватива. Я хотел что-то сказать, но она меня перебила:
– Я принимаю противозачаточные. И перед отъездом из Лондона я проверялась, я здорова. С тех пор никого не было.
Мне казалось, с ее стороны позволить поцеловать себя и любоваться ее прекрасным лицом, пока я буду в ней, – величайший подарок, какой София может мне сделать. Но это… это было нечто особенное. Это было доверие.
Я заглянул ей в глаза.
– Я тоже здоров. Я уже несколько лет не был с женщиной без защиты и регулярно проверяюсь.
София кивнула и потянулась меня поцеловать, начиная опускаться на мой член, но я так не хотел. Я отдал бы ей инициативу, позволив скакать на мне медленно или быстро, как ей нравится, но мне нужно было ее видеть. Поэтому я удержал ее в нескольких дюймах от себя, заметив недоумение в ее глазах.
– Я согласен на все, как тебе хочется: быстро, медленно, сверху, снизу – но я хочу тебя видеть.
Она пытливо вглядывалась в мои глаза, потом кивнула, приподнялась и медленно нанизалась снова. Я едва удерживался, чтобы не поддать бедрами и не заполнить ее сразу всю, но София подарила мне сегодня так много, что я решил отдать ей то, за что обычно крепко держался: контроль.
– Красиво, – сказал я, глядя между нами и наблюдая, как мой член исчезает в ее норке. – Красиво, черт побери…
София нежно улыбнулась и закрыла глаза. Одним плавным движением она вобрала меня в себя без остатка, так что ее роскошная задница плотно прижалась к моим бедрам.
– Господи, – пробормотал я.
Глаза Софии, затрепетав, открылись. Я, наверное, выражусь как кисейная барышня, но, клянусь, сцена казалась неземной. Глаза Софии были затуманены от страсти, дивная кожа сияла в луче света, падавшего из холла и освещавшего ее тело, – она походила на ангела, и, хотя была сверху, выражение ее лица свидетельствовало, что она покорена.
– Я… Я… – задыхаясь, заговорила она.
Я улыбнулся.
– Я знаю, детка.
Мы начали двигаться синхронно: София раскачивалась назад и вперед, а я двигался вверх-вниз. Она была удивительно тугой – будто кулачок сжимал член.
– Вестон… – простонала она. – Сильнее…
О да, черт побери!
Я приподнял ее, оставив в ней только головку, и одним быстрым движением насадил до отказа.
София снова застонала.
Я повторил.
Новый стон.
Я снова приподнял ее и на этот раз, рванув ее на себя, я одновременно поддал бедрами.
София застонала громче.
Снова и снова мы терлись и ахали, толкали и тянули, резко входили и медленно выскальзывали, пока начало одного стона не стало сливаться с концом предыдущего, превратившись в дивную песнь.
Глаза Софии закатились, а мышцы вокруг меня напряглись.
– Вес…
– Я здесь, детка. Я здесь.
– Пожалуйста, – простонала она. – Пожалуйста…
– Скажи мне, чего ты хочешь!
– Я хочу, – заикаясь, проговорила она, – чтобы ты… кончил в меня. Сейчас.
Уговаривать меня не понадобилось – последним движением я погрузился в нее до корня. Тело мое затряслось, поглощенное Софией – ее запахом, вкусом, тем, как она повторяла мое имя, кончая у меня на члене, ее ноготками, впившимися мне в спину, ее мягкими грудями, расплющенными о мою твердую грудь, ее ягодицами, накрывшими мои яйца. Я забыл себя, растворившись в этом моменте и в этой женщине.
– Софи… – я уже не мог сдерживаться. – София… Черт!
У меня выкатилось несколько слезинок, когда я разрядился внутри ее. Это был самый фантастический оргазм в моей жизни.
После этого София совсем обессилела. Обмякнув, она прижалась ко мне и зарылась лицом в грудь, пока мы оба старались отдышаться.
Мой член, видимо, возомнил себя вулканом после извержения: он подрагивал, дергался и выбрасывал последние капли горячей лавы.
София посмотрела на меня с блаженной улыбкой.
– Ты это сам делаешь? Заставляешь его так двигаться?
Я засмеялся:
– Нет, он живет своей жизнью.
Она обняла меня за шею, поцеловала в губы и вздохнула:
– Это было недурно.
Я приподнял бровь.
– Недурно?
– Да. Как я еще могу сказать? Недурно и есть недурно.
Я картинно схватился за сердце:
– Это оскорбление!
София хихикнула:
– «Феноменально» сойдет?
– Уже лучше.
– От этого можно было кончить! Так тебя устроит?
– Теплее, теплее, продолжай.
– Эпично! Это было эпично.
– Еще?
– Необыкновенно, потрясающе, колоссально!
Я двинулся и мягко приподнял Софию с себя. Подхватив ее на руки, я встал, заставив ее тихо вскрикнуть от удивления. Но улыбка подсказывала, что ей нравится все, что я делаю.
– А что будет? – засмеялась она.
Я отнес ее в спальню и положил на кровать, после чего раздвинул ей ноги коленом.
– Сейчас я отымею тебя так, что ты и думать забудешь про свое «недурно».
Она ответила со смехом.
– На это понадобится время, я ведь хорошая девочка.
– Ничего, я делаю, за что берусь. Некоторые рождаются великими, другие достигают величия, а третьим величие приходится вгонять.
– У Шекспира сказано, что третьим величие даруется! – засмеялась София.
Я подмигнул.
– Ну, позже и так попробуем.
Глава 17
Утро началось так же, как закончился вечер, – Вестон снова оказался во мне, хотя что-то между нами изменилось. Вместо бешеной гонки к финишной черте мы не спеша изучали тела друг друга. Появилась близость, которой не было раньше.
Положив голову на грудь Вестону, я провела пальцем по бледному шраму на его животе:
– Ты сказал, это от операции на почках?
Вестон погладил меня по волосам.
– Ага. Анализы для операции я сдавал на следующий день после выпускного.
– Да ладно? По-моему, ты тогда ничего не говорил о скорой операции.
– А мы вообще мало говорили в ту ночь, если я не путаю.
Я улыбнулась, тоже кое-что вспомнив.
– Ну, тут ты прав. А почему тебе понадобилась операция?
Вестон помолчал несколько секунд.
– Не мне. Я отдал почку Кэролайн.
Я живо повернула к нему голову.
– Ого! Я и понятия не имела. Вот это поступок!
Вестон дернул плечом.
– Да ничего хорошего… Спустя три года после пересадки у нее началось отторжение. Сперва думали – грипп. Ей давали иммунодепрессанты и окончательно угробили ее иммунную систему, она и так много лет боролась с болезнью. В конце концов Кэролайн скончалась от инфекции, потому что препараты против отторжения моей паршивой почки сделали ее беззащитной перед любой заразой.
У меня заныло в груди.
– Мне очень жаль.
– Не стоит, это не твоя вина.
Виноватых тут вообще не было, но интуиция подсказывала, что кого-то он все же винит.
– Ты же понимаешь, что и не твоя тоже?
– Конечно, – ответил Вестон, глядя в сторону.
– Подожди, – я взяла его за подбородок и повернула к себе. – Ты понимаешь, что ты в этом не виноват?
– Передо мной стояла одна задача – сделать сестру здоровой, а я даже этого не смог.
Я вглядывалась в его лицо: Вестон говорил совершенно серьезно. Покачав головой, я сказала:
– Сделать Кэролайн здоровой было не в твоих силах. Я считаю, это просто героизм, что ты отдал почку, но ты сделал это из любви к сестре, а не по обязанности.
Вестон фыркнул:
– Да нет, София, меня для этого рожали. Я брат-спаситель.
Я недоуменно нахмурилась.
– Как это?
– Кэролайн поставили диагноз уже в год, поэтому меня зачинали в пробирке. Маме подсадили только зиготы, генетически совместимые с моей сестрой и не имевшие дефектных генов. В результате на свет появился ходячий склад запчастей.
У меня невольно приоткрылся рот.
– Ты не шутишь?!
– Три пересадки костного мозга – и почка.
Я не нашла слов.
– Да это… это…
Вестон печально улыбнулся.
– Ненормально, знаю, но так обстоят дела. Пока я рос, я об этом не думал. Когда сестра болела, я тоже сидел дома. Мне казалось, это чтобы я не принес Кэролайн лишнюю заразу. – Он покачал головой. – А матери просто было нужно, чтобы я был в форме, если сестре вдруг срочно понадобится новая пересадка костного мозга.
– Вы с Кэролайн очень любили друг друга. Я видела, как вы вместе шли домой или занимались в библиотеке, и люто вам завидовала. У меня-то всего и было, что засранец сводный братец.
– Да, я любил Кэролайн больше, чем себя. Если бы я мог заболеть вместо нее, я бы не колеблясь поменялся с ней местами. Она была классная.
Я почувствовала в горле вкус слез.
– Но это лишний раз доказывает, что ты помогал сестре из любви, а не из чувства долга.
Вестон нашел взглядом мои глаза и лишь потом заговорил:
– Когда я родился, дед положил на мой счет пять миллионов. Я думал, у него все внуки так обласканы, но в ночь, когда умерла Кэролайн, я узнал, что трастовый фонд есть только у меня. Дед учредил в качестве компенсации за то, что я стал донором для Кэролайн.
Я прерывисто выдохнула.
– Это хрен знает что.
– Мать звонит мне дважды в год – в день рождения Кэролайн и в годовщину ее смерти. С моим днем рождения она не поздравляла меня уже лет десять.
– Господи, Вестон…
Он улыбнулся и провел рукой по моим волосам.
– А ты думала, у тебя семейка ушатанная? Да твои нервно курят в коридоре!
А я все гадала, отчего он вошел в штопор после смерти сестры. Новые открытия проливали свет на ситуацию.
Я нежно поцеловала его в грудь там, где сердце.
– Мне очень жаль, – сказала я. – Я не про твою потерю – хотя, конечно, это трагедия. Я прошу прощения, что осуждала тебя столько лет, ничего толком не зная. Под маской засранца, которой ты так щеголяешь, скрыт по-настоящему прекрасный человек.