Я знаю, Роберт сказал бы, что когда мы поженимся, у нас еще будут дети, и сыновья, и дочери. Но это было слабым утешением.
А тут еще Уолтер объявил, что устал от поездок и отныне намерен постоянно жить дома.
— Мне все это надоело, — сказал он. — Ирландия — это совершенно безнадежная затея. Отныне я буду жить дома. Я заслужил спокойную жизнь. Мы едем в Чартли.
Для себя я тут же решила, что никуда не поеду. Опять похоронить себя вдали от удовольствий большого города, интриг двора и от моего обожаемого Роберта? Разлука с ним только распалила мою страсть, и я знала, что, стоит мне с ним встретиться, я забуду об осторожности. Я забуду о муках совести и буду наслаждаться в его объятиях, предоставив будущему самому позаботиться о себе.
Я стала сильнее и была уверена в том, что смогу вынудить Уолтера делать то, что я захочу.
— Чартли — это прекрасно, дорогой, — солгала я. — Но ты случайно не заметил, что наши дочери подросли?
— Конечно, заметил. Сколько уже Пенелопе?
— Мог бы и помнить возраст своей дочери. Ведь она наш первенец. Ей уже четырнадцать.
— Это слишком рано для брака.
— Но не рано подобрать ей подходящую пару. Я хотела бы заранее позаботиться о супруге для нее.
Уолтер подумал и согласился.
— Я имею в виду конкретно Филиппа Сидни, — продолжала я. — Он был в Чартли во время визита королевы, и, похоже, они с Пенелопой понравились друг другу. Всегда лучше, когда девушка заранее знает своего будущего мужа, а не бросается в омут.
Уолтер снова согласился и сказал, что, по его мнению, Филипп Сидни — это прекрасный выбор.
— Как племянник Лестера, он в милости у королевы, — добавил он. — Я слышал, Елизавета по-прежнему обожает Роберта.
— Он все еще на вершине.
— Это хорошо, но если королева выйдет замуж за какого-нибудь иностранного принца или короля, то Лестер утратит свое положение при дворе.
— Думаешь, она когда-нибудь выйдет замуж?
— Министры очень настаивают, указывая на то, что если она умрет, не оставив наследника, в стране начнется гражданская война между претендентами. Она должна дать Англии наследника.
— Она уже несколько старовата для деторождения, хотя никому не позволено вслух говорить об этом.
— Ну и что? Все возможно. Пусть постарается.
Я вдруг рассмеялась при мысли, что на восемь лет моложе королевы.
— Что смешного?
— Ты смешной. За такие речи тебя могли бы бросить в Тауэр.
Господи, какой же он скучный и как я устала от него!
С Робертом мне теперь лишь изредка удавалось перекинуться парой фраз.
— Это невыносимо, — жаловался он.
— Но я не могу по ночам уходить от Уолтера, и ты не можешь теперь приходить в Дарем-хаус.
— Я что-нибудь придумаю.
— Дорогой, ты же понимаешь, что не сможешь разделить с нами брачное ложе. Тогда даже Уолтер заметит, что происходит нечто странное.
Как ни тошно мне было, все же зрелище Роберта, мечущегося в поисках выхода, доставило мне удовольствие.
— Ладно, мой волшебник. Буду ждать чудес.
Но неизбежное случилось. Кто-то — уж не знаю кто, — нашептал Уолтеру, что Роберт Дадли проявляет повышенный интерес к его жене.
Уолтер не поверил. Не поверил, что я могу его обмануть. Боже, каким же он был наивным! Я бы обвела его вокруг пальца, но у Роберта было много врагов, желающих не столько неприятностей для Эссексов, сколько имевших целью устранить Лестера как фаворита королевы.
Однажды вечером Уолтер зашел в спальню. Вид у него был мрачный.
— До меня дошли мерзкие слухи.
Сердце у меня заколотилось, я знала, что виновата перед ним. Однако умудрилась спокойно спросить:
— Вот как? И что за слухи?
— О тебе и Лестере.
Я широко открыла глаза.
— Что ты имеешь в виду?
— Я слышал, что ты — его любовница.
— Да кто тебе сказал такую чушь?
— Мне рассказали об этом с условием, что я сохраню в тайне источник.
— И ты веришь этому источнику?
— Я не верю слухам о тебе, но репутация Дадли на этот счет хорошо известна.
— Ты сам себе противоречишь. Как ты можешь одновременно верить мне и подозревать Лестера?
Вот дурачок! Я решила, что лучшая защита — нападение.
— А мне, Уолтер, очень не нравится, что ты сплетничаешь по закоулкам о своей жене с посторонними людьми.
— Я не верю, что это была ты, Леттис. Его, наверное, видели с другой.
— Но ты, конечно, сразу заподозрил меня — в моем голосе уже звучало благородное негодование.
Это очень подействовало на него, и бедняга уже почти умолял о прощении.
— Я не поверил. Но мне хотелось бы, Леттис, чтобы ты сама сказала мне, что это клевета. И я вызову на дуэль мерзавца, который сказал мне об этом.
— Уолтер, — ответила я, — ты же и так знаешь, что это клевета. И я знаю, что это клевета. Если ты поднимешь шум, это дойдет до королевы, и ты же останешься виноват. Ты ведь знаешь, как болезненно воспринимает Елизавета интриги против Лестера.
Уолтер молчал. Похоже, мои слова заставили его призадуматься.
— Мне жаль ту женщину, которая связалась с Робертом, кто бы она ни была, — вздохнул он.
— Мне тоже, — многозначительно согласилась я.
И тем не менее я была обеспокоена. Нужно было срочно увидеться с Робертом и рассказать ему, но это было непросто. Он постоянно находился рядом с королевой, я — с Уолтером. Но Роберт тоже искал встречи со мной, поэтому нам все-таки удалось коротко переговорить.
— Это сводит меня с ума, — пожаловался он, имея в виду нашу разлуку.
— То, что я тебе сейчас расскажу, сведет тебя с ума окончательно.
И я рассказала ему.
— Кто-то распускает слухи, — сказал он, выслушав меня. — Теперь они припомнят твою болезнь и будут говорить, что ты избавилась от моего ребенка.
— Но кто это делает?
— Моя дорогая, за нами шпионят и предают как раз те, кому мы больше всего доверяем.
— Если это дойдет до Уолтера… — начала было я, но Роберт перебил:
— Если это дойдет до королевы, у нас будет куда больше поводов для беспокойства.
— И что мы можем сделать?
— Положись на меня. Мы обязательно поженимся. Надо только сначала кое-что сделать.
Я поняла, что он имел в виду, когда через несколько дней Уолтера срочно вызвали к королеве.
— Что случилось? — я еле дождалась его возвращения.
— Какое-то безумие, — устало ответил он. — Королева не понимает… Господи, она опять посылает меня в Ирландию.
Я с трудом удержалась от облегченного вздоха. Несомненно, это была работа Роберта.
— Она предлагает мне пост граф-маршала Ирландии.
— Это большая честь, Уолтер.
— Королева полагает, что и я должен держаться такого мнения об этом назначении. Я пытался объяснить ей положение дел.
— И что она сказала?
— Она отмахнулась от меня, — он взглянул на меня. — С ней был Лестер. Он много говорил о важности Ирландии и о том, что именно меня следует назначить граф-маршалом. Думаю, это он постарался убедить королеву.
Я молча смотрела на него, изображая легкое недоумение.
— Лестер сказал, что это прекрасный шанс для меня реабилитироваться после неудач. Я пытался объяснить им, что они не понимают ирландцев.
— И… каков итог?
— Королева решила, что я еду в Ирландию. Боюсь, тебе там не очень понравится, Леттис.
Мне нужно было быть осторожной, и я только покорно вздохнула:
— Будем надеяться на лучшее, Уолтер.
Это вроде успокоило его. Его все еще мучали сомнения, однако понятия о чести у него были таковы, что не позволяли усомниться в моих словах. Но я видела, что подозрения все же остались.
Я делала вид, что готовлюсь к отъезду, но, разумеется, никуда ехать не собиралась.
— Уолтер, — сказала я на следующий день, — меня очень беспокоит Пенелопа.
— А что такое? — удивился он.
— Ей только четырнадцать, но она уже не по годам взрослая. Мне кажется, она не очень разборчива в дружбе с представителями противоположного пола. Дороти тоже дает поводы для беспокойства. А Уолтера я застала в слезах, в то время как Роберт утешал его. Он сказал, что поговорит с королевой, и она запретит мне ехать в Ирландию. Я очень боюсь оставлять детей в такое время, Уолтер.
— У них есть и няньки, и гувернантки.
— Им нужно куда больше, чем это. Особенно Пенелопе. Она в таком возрасте… А мальчики вообще слишком маленькие. Я говорила с Уильямом Сесилом. Он заберет Роберта к себе до его отъезда в Кембридж, но пока ему еще слишком рано покидать дом. Мы не можем оба уехать и оставить детей одних.
Дети спасли положение. Уолтер очень расстроился, но он любил свою семью и не хотел, чтобы кому-то было плохо. Я проводила с ним все время, он рассказывал мне об Ирландии, и мы строили планы на будущее, когда он вернется домой. Будучи граф-маршалом, он займет прочное положение при дворе. «Это будет скоро, — говорила я, — а уж потом, если тебе придется опять уехать, то мы уедем все вместе».
И наконец Уолтер уехал. Он нежно обнял меня на прощание и извинился за дурацкие подозрения. Когда он вернется, все будет хорошо. Мы выдадим девочек замуж, а мальчиков отправим учиться в Кембридж.
Я искренне обняла его. Он выглядел таким грустным. В связи с его отъездом я испытывала облегчение, но мне было жаль Уолтера, и я чувствовала угрызения совести за то, что делаю.
Я говорила ему, что мы идем на эту разлуку ради детей. Пусть меня назовут величайшей лицемеркой всех времен, но у меня на глазах стояли слезы. Я была рада тому, что, увидев столь искреннее проявление чувств, Уолтер несколько утешился.
Он отплыл в Ирландию в июле, а я снова начала встречаться с Робертом Дадли. Он сказал, что действительно посоветовал королеве отправить Уолтера обратно в Ирландию.
— Вижу, ты всегда добиваешься чего хочешь.
— Я получаю только то, чего заслуживаю.
— Тогда я просто боюсь вас, милорд Лестер, — шутливо встревожилась я.
— Не бойтесь, будущая леди Лестер. Чтобы добиться успеха, необходимо уметь дерзко брать желаемое. Иначе не бывает.