руппы журналистов в подвал отеля, Финну и его команде удалось незаметно проскользнуть из номера в номер. От удачного завершения авантюры у него в жилах бурлила кровь.
Пришла его очередь заступить на вахту, пока оба напарника завалились на кровати и пытались урвать хоть немного сна.
Удовлетворившись текстом, который он решил пока что закончить, Финн выключил компьютер. Он встал, потянулся, разминая спину и шею, и тоскливо размечтался о завтраке: блины с черносмородиновым джемом и галлон горячего кофе. Потом распутал тянувшиеся за Кертом провода и поднял камеру.
Стоя у окна, он снимал последние кадры первого дня войны, молниеносные вспышки летевших ракет и бомб, следы трассирующих снарядов. Он мысленно представлял, сколько они увидят руин, когда рассветет. И сколько они смогут заснять.
– Приятель, я буду жаловаться на тебя в профсоюз.
Финн опустил камеру и повернулся к Керту. Оператор стоял возле кровати и протирал усталые глаза.
– Психуешь, потому что я умею обращаться с этой малышкой так же хорошо, как и ты?
– Дерьмо собачье! – Возмущенный Керт подошел к нему и забрал камеру. – Ни черта ты не умеешь делать, кроме как красиво выглядеть на пленке!
– Тогда будь готов это доказать. Мне надо прочитать текст.
– Ты здесь начальник. – Он молча перематывал кассету, прислушиваясь к взрывам бомб. – Мы собираемся отсюда выбираться?
– У меня в Багдаде есть друзья. – Финн смотрел на огни, вспыхивавшие на горизонте. – Может быть.
Было шесть часов утра, когда Дина наконец-то открыла дверь своей квартиры и, шатаясь, вошла. Она провела на ногах ровно двадцать четыре часа и умирала от усталости.
Но зато, напомнила себе Дина, выполнила свои профессиональные обязанности и увидела свою новорожденную крестную дочку.
Обри Дина Майерс, думала она и сонно улыбалась, направляясь прямо в спальню. Восьмифунтовое чудо с рыжими волосами.
После того, как прямо на ее глазах в мире появилась эта новая, невероятно красивая жизнь, было трудно поверить, что на другом конце света сейчас бушевала война.
Но, стянув с себя одежду и чувствуя бесконечную благодарность за то, что ее утреннее шоу отменили, Дина включила телевизор, и эта война ворвалась в ее дом.
Который час сейчас в Багдаде? – задалась она вопросом, но ее ум был уже не в состоянии справиться с математическими вычислениями. Оставшись в нижнем белье, Дина медленно опустилась на край кровати и попыталась сосредоточиться на кадрах и сообщениях.
«Будь поосторожней, черт тебя побери!»
С этой мыслью она скользнула под покрывало и провалилась в глубокий сон.
Поздно вечером первого дня войны в Персидском заливе Финн обосновался на саудовской базе. Он устал, проголодался и страстно мечтал о ванне. Он слышал гул реактивных самолетов, подымавшихся с летного поля и направлявшихся в сторону Ирака. Другие репортеры, думал Финн, сейчас передают свои сообщения.
У него было ужасное настроение. В результате ограничений, наложенных Пентагоном на прессу, ему приходилось ждать своей очереди для того, чтобы попасть на фронт, и даже тогда он смог бы поехать только туда, куда разрешат военные власти. Впервые со времен Второй мировой войны все сообщения должны были подвергаться цензуре.
Для Финна слово «цензура» звучало хуже любого ругательства.
– Не хочешь побрить свою хорошенькую мордашку?
– Заткнись, Керт. Мы идем в десять. – Он прислушался к обратному отсчету в своем наушнике. – В эти предрассветные часы второго дня «Бури в пустыне»…
Сидя на своей кушетке в Чикаго, Дина наклонилась вперед и внимательно изучала изображение Финна на экране. «Устал», – подумала она. Он выглядел ужасно уставшим. Но жестким и настороженным. И живым.
Она отсалютовала ему стаканом с диетической содовой, одновременно откусывая от бутерброда с арахисовым маслом – это был ее ужин.
«Интересно, – спрашивала себя Дина, – что он думает, что чувствует, когда говорит о вылетах, о статистике или отвечает на вопросы ведущего новостей?» У него за спиной простиралось арабское небо; ему то и дело приходилось повышать голос, чтобы перекрыть гул реактивных двигателей.
– Мы рады, что ты благополучно выбрался из Багдада, Финн. И ждем дальнейших сообщений.
– Спасибо, Мартин. Для Си-би-си Финн Райли из Саудовской Аравии.
– Как хорошо увидеть тебя, Финн! – прошептала Дина, потом вздохнула и понесла свои тарелки на кухню. Проходя мимо автоответчика, она заметила, что на нем мелькает индикатор сообщений.
– Ох, черт, как же я могла забыть!
Отставив тарелки в сторону, Дина нажала на «перемотку». Она блаженно проспала шесть часов, потом опять сразу же умчалась из дома. Заехала в больницу, несколько часов провела в офисе, где царил полнейший хаос. Из-за этой неразберихи и разговоров о войне она сбежала оттуда, нагруженная толстой папкой газетных вырезок и полной сумкой писем. Весь остаток дня проработала, забыв о телефоне.
Появление ребенка и начало войны – это, несомненно, очень отвлекает, подумала Дина и нажала на «ход».
– Канзас? – Дина выронила карандаш, когда в комнате раздался голос Финна. – Черт побери, где ты ходишь? У вас сейчас должно быть пять часов утра. Мне дали эту линию только на одну минуту. Мы выбрались из Багдада. Боже, что там творится! Не знаю, когда опять смогу позвонить, так что смотри меня в новостях. Я буду думать о тебе, Дина. Господи, трудно думать о чем-нибудь другом! Купи себе пару фланелевых рубашек, ладно? И что-нибудь вроде высоких сапог. В хижине может быть холодно. Пиши, ладно? Пришли мне пленку, сигнальный экземпляр. И объясни: какого черта ты не берешь трубку? Пока.
И он исчез.
Дина опустила руку, чтобы перемотать пленку обратно и послушать его еще раз, но в этот момент зазвучал голос Лорена Бача.
– Боже мой, как тебя трудно застать! Я звонил к тебе в офис, но секретарь сказала, что ты в больнице. Испугался до смерти, пока она не объяснила, что у Фрэн родился ребенок. Уже знаю, что девочка. Не знаю, какого черта тебя до сих пор нет дома, но вот в чем дело: «Делакорт» хотел бы продлить ваш контракт еще на два года. Мы свяжемся с твоим агентом, но прежде всего я хотел сообщить это тебе. Поздравляю, Дина.
Дина не смогла бы объяснить почему, но она опустилась на пол, закрыла лицо руками и заплакала.
В следующие пять недель все происходило очень быстро – и дома, и за границей. Когда новый контракт с «Делакорт» был подписан и скреплен печатями, Дина обнаружила, что ее бюджет вырос, а надежды расцвели. Теперь она могла увеличить свой штат, обставить мебелью отдельный офис для Фрэн, пока та была в отпуске по уходу за ребенком.
Но самое главное – в течение первых недель нового года ее шоу медленно, но верно поползло вверх в таблице рейтингов.
Она сфотографировалась на обложку апрельского номера «Вуменз дей», про нее напечатали статью в «Пипл», и еще, в память о былых временах, она согласилась выступить в «Вумен ток». «Чикаго трибюн» посвятил ей разворот в воскресном номере, назвав «восходящей звездой».
Испытывая смешанные чувства удивления и ужаса, она отказалась от предложения позировать для «Плейбоя».
Когда красный огонек загорелся, Дина сидела в своем кресле. Она улыбнулась, легко и по-дружески входя в тысячи домов.
– Вы помните свою первую любовь? Первый поцелуй, от которого ваше сердце забилось быстрее? Долгие разговоры, взгляды исподтишка? – Она вздохнула, и аудитория вздохнула вместе с ней. – Сегодня вместе с нами в этой студии встретятся три пары, которые очень хорошо все помнят. Дженет Хорнсби было всего шестнадцать лет, когда она впервые влюбилась. Это случилось пятьдесят лет тому назад, но она не забыла юношу, укравшего той весной ее сердце.
– Боже, какое шоу! – Фрэн с Обри, удобно устроенной в рюкзачке для детей у нее на груди, вошла в студию.
– Что ты здесь делаешь?
– Мне хотелось, чтобы Обри посмотрела, где работает ее мама. – Прижимая к себе ребенка, Фрэн с тоской оглядела студию. – Я так скучала по этому месту.
– Фрэн, ты же только что родила!
– Ага, я об этом слышала. Знаешь, Ди, тебе стоит подумать о шоу-продолжении. Люди любят такие сентиментальные штучки. Если кто-нибудь из этих трех пар опять сойдется, можно будет сделать нечто вроде праздника-поздравления.
– Я уже думала об этом. – Дина отступила назад, держа руки на бедрах. – Ну, – через минуту сказала она, – ты хорошо выглядишь. В самом деле.
– Я и чувствую себя хорошо. В самом деле. Но хотя мне очень нравится быть мамой, я ненавижу роль домохозяйки. Мне надо работать, иначе я наверняка сделаю что-нибудь странное. Например, займусь вышиванием.
– Нет, этого мы не допустим. Пошли наверх, поговорим.
– Я хочу вначале поздороваться с ребятами.
– Я буду наверху, в офисе. Приходи, когда закончишь. – Хитро улыбаясь, Дина направилась к лифту. Она выиграла у Ричарда спор на пятьдесят долларов. Он считал, что Фрэн продержится полных два месяца.
– Кесси, – начала она, заходя в приемную, – попробуй перенести мою встречу на час тридцать.
– Нет проблем. Кстати, замечательное шоу. Говорят, все телефоны как взбесились.
– Наша задача – делать людям приятное. – Думая о своем расписании, она плюхнулась за стол, чтобы просмотреть приготовленную Кесси почту. – Там внизу Фрэн. Она поднимется через несколько минут – вместе с малышкой.
– Она принесла малышку? Ой, как я хочу ее увидеть! – Кесси остановилась, испуганная выражением Дининого лица. – Что-то случилось?
– Случилось? – Сбитая с толку, Дина отрицательно качнула головой. – Не знаю. Кесси, ты не в курсе, откуда здесь вот это? – Она подняла вверх обыкновенный белый конверт, на котором было написано только ее имя.
– Он уже лежал у тебя на столе, когда я принесла остальную почту. А что такое?
– Просто это странно. Я получаю такие письма еще с прошлой весны. – Она повернула листок к Кесси, чтобы та могла его прочитать.