большой элитный табун, который можно будет использовать если не в военных, то в спортивно-эстетических целях.
Бахчисарайский же дворец при этом особого впечатления на моих гостей не произвел. Сарай, он и есть сарай; все самое интересное у него внутри, но нам туда сейчас не надо. Немного больше эмоций вызвал новый Бахчисарайский фонтан с обитающим в нем духом воды, но его мощность гораздо меньше, чем у Даны в мире Славян, и уж тем более по силе он уступает первичному фонтану в мире Содома. Собственно, мы и задержались на этом месте только потому, что именно сюда по моему вызову должен прилететь флаер с «Неумолимого».
– Вот, – сказал я Великому князю Михаилу сразу после прибытия, – это место дает мне возможность прибавлять к моему титулу наименование «Владетель Крымский». Но только я не очень люблю этого делать, ибо если Великое княжество Артанское во всех сущих мирах уникально и второго такого больше нигде нет, то владения в Крыму непременно кому-то принадлежат. И если на мнения различных разновидностей турецких султанов мне наплевать с высокой колокольни, то ссориться с Николаем Павловичем, Александром Николаевичем и вашим братом из-за этого титула мне совершенно не с руки. Я сейчас даже нахожусь в некотором затруднении, что мне делать с этим владением дальше. Ведь здешний Крым не наделяет меня статусом самовластного правителя, как Великая Артания, и не предоставляет каких-либо ключевых преимуществ подобно кипящему магией Тридевятому царству… После его отречения я бы отдал эти земли в кормление семье вашего брата, но боюсь, что по своей неискоренимой привычке он со своей супругой и тут запорет все что можно и что нельзя.
– И зачем вы, Сергей Сергеевич, вообще брали это Крымское владение, раз оно вам такое ненужное? – деланно равнодушным голосом спросил Михаил. – Ведь наверняка татары и турки бились отчаянно и нанесли вам немало потерь.
– Да нет, – сказал я, – потерь у меня как раз-таки почти не было. Перед самым нападением татарское войско по зову султана ушло в грабительский поход на ляхов и угров, а крепость Ор-капу, по-русски Перекоп, с турецким гарнизоном я брал своим любимым методом десанта вовнутрь. С одной стороны, турецким янычарам и татарам было необходимо сражаться с моими могучими и суровыми воительницами, а с другой стороны, им в спину ударили полоняне и полонянки, домашние рабы и даже наложницы, вооружившиеся чем попало. Призыв накрыл их внезапно, во время схватки – и я сразу после сражения принимал этих людей – прямо таких израненных и окровавленных – в свое воинское Единство, без различия нации, пола, возраста и вероисповедания. И то же повторилось в приморских городах, где навстречу моим штурмовым отрядам ударили галерные гребцы. Там я дополнительно усилил этот эффект, прочитав заклинание «Освобожденного железа», освободившее прикованных каторжников от их оков…
– Сергей Сергеевич, вы как будто бравируете своим покровительством всем оскорбленным и униженным… – с усмешкой спросил меня каперанг фон Эссен.
– Не всем, – сказал я, – а лишь тем, кто смог восстать с оружием в руках. И не делайте, Николай Оттович, такое кривое лицо. Классового подхода для меня не существует в принципе, причем во всех его смыслах. Людей я делю на своих и чужих, а своих еще и по состоянию духа: на воинов, защитников Отечества, тружеников, в поте лица добывающих свой хлеб, и иждивенцев. Иждивенцев, если они не инвалиды, не дряхлые старики и не малые дети, я презираю. Труженики, при условии выплаты ими налогов, получают от меня защиту своей жизни, чести и имущества. Что касается воинов, то им мое всемерное покровительство и помощь. Из числа тех, кто принес мне клятву при освобождении Крыма, к моменту Бородинской битвы был составлен костяк моих пехотных частей. Помимо обычных для моего воинства воительниц, в составе первого и второго пехотных легионов числятся где-то двенадцать тысяч мелкопоместных польских панов, бывших германских и итальянских наемников, угодивших в татарский полон московских боевых холопов и дворян, и даже донских и запорожских казаков. Все они героически дрались с наполеоновской армией в тысяча восемьсот двенадцатом году, мужественно стояли против англо-французских интервентов на Сапун-горе во время Крымской войны, и они же учили хорошим манерам ваших местных японских макак, отбивая их атаки на гору Высокая. Единственный недостаток этого воинства – тот, они преданны исключительно мне, и для большинства из них слово Россия – пустой звук…
– И что же, Сергей Сергеевич, получается, что вы затеяли войну с Крымским ханством только ради увеличения своего войска? – с небрежным видом спросил Михаил.
– Да нет, – ответил я, – увеличение войска на самом деле оказалось приятной неожиданностью. Основной причиной было выполнение поставленной передо мной задачи по спасению от Смуты местного российского государства. Крымские татары на том празднике жизни были лишними, и прежде чем двинуться дальше вверх по мирам, я обязан был устранить их разбойничье псевдогосударство, ибо так хотел Бог. При ином варианте развития событий дорога в следующие миры просто не открывалась, и ничего иного поделать с этим было нельзя…
– Ну, если так хотел Бог, тогда понятно, – кивнул Великий князь Михаил, еще раз оглядываясь по сторонам. – А вы, Николай Оттович, не смейтесь. Избавив русских хлебопашцев от эдакой напасти, Сергей Сергеевич, даже без учета исполнения непреклонной Божьей воли, совершил деяние, достойное князя Потемкина Таврического.
– А я и не смеюсь, – сказал каперанг фон Эссен, – просто мне еще не доводилось по приказу начальства брать на себя ответственность за какое-либо владение, а потом думать о том, кому бы его сплавить…
И тут мне в голову пришла идея.
– Михаил, – сказал я, – вы свою маман знаете гораздо лучше меня. Скажите, она согласится променять свое положение вдовствующей императрицы (пятого колеса в российской политической телеге) на титул самовластной Владетельницы Крымской, к которому будут прилагаться вторая молодость и ослепительная красота? Конечно, тут можно было бы поселить вашего брата с семьей, но боюсь, что они с Аликс завалят маленькое Крымское владение – точно таким же образом, как они уже привели в малодееспособное состояние огромную Российскую империю. Я же все-таки отвечаю за местных крымских людей, и не могу передать их в руки к кому попало. Тут и пахать следует как на воле, и воевать (пусть даже из собственного кабинета), и дипломатией заниматься так, чтобы мне с войском три раза в год не приходилось бы являться к Крымскому владетелю на помощь и силой меча улаживать местные склоки.
Слово было сказано, вино было налито, и теперь его надо было пить или не пить… Михаил задумался, а потом сказал:
– Знаете, Сергей Сергеевич, я думаю, что об этом следовало бы поговорить с самой маман. Я вместо нее не могу сказать ни за, ни против. Но думаю, что это был бы весьма многообещающий вариант – как для нее, так и для меня самого. Только вот что: титул Крымской владетельницы звучит не очень… – Он сделал паузу и добавил тихо и как-то нараспев, точно собирался поведать начало интригующей сказки: – как мне кажется, маман больше подойдет звание Бахчисарайской царицы… – И Михаил мечтательно прищурился.
И как раз в этот момент, тихо свистя импеллерами, над лужайкой перед Бахчисарайским дворцом невесомой стрекозой завис четырехместный флаер. «Волчица» на месте пилота улыбнулась (немного жутковатое зрелище) и двумя пальцами отдала мне честь. Дверь в пассажирское отделение открылась, и я показал своим гостям, куда там надо лезть и как привязываться… Полет на флаере – это не то что на вертолете: ни тебе шума, ни тряски, только свист ветра и лавирование вдоль долины древней реки, которая протекала в этих краях, быть может, еще во времена динозавров. Теперь рельеф изменился и от былого великолепия остались только следы, одним из которых является знаменитая Ахтиарская бухта, но тем не менее видно, как когда-то, когда Крым являлся частью древнего континента, огромная река несла свои воды среди гор к древнему океану Тетис. Помимо красот природы, у нас под крылом была все та же цветущая степь; по мере приближения к морю все чаще попадались полевые лагеря артиллерии, пехоты и кавалерии, тут же тренировались мои не задействованные пока в сражении на Квантуне части, сформированные из новобранцев.
И кроме всего прочего, военные лагеря в окрестностях Ахтиарской бухты необходимы для обороны моего владения. На том берегу Черного моря неспокойно. Правящему в Стамбуле султану Ахмеду Первому не терпится вернуть Крым в состав своих владений – и это несмотря на то, что Османская империя одновременно ведет затяжные войны с австрийским императором, польским королем и персидским шахом, а также подавляет несколько народных восстаний. А быть может, дело в том, что в связи с изгнанием татар султанское правительство совершенно не осведомлено об обстановке в Крыму и думает, что его возможно вернуть одним только флотом, ну и всяким сбродом, набранным по окраинам турецких владений, ведь ни лишних сипахов (дворянская конница на турецкий манер), ни янычар у султана нет и не предвидится. Зато у него есть регулярный флот, эскадры тунисских, алжирских и египетских морских разбойников, а также отряды головорезов, которые из-за низкой дисциплины и ужасающей свирепости почти бесполезны в регулярной войне.
Сейчас вся эта «мощь» копится на Босфоре, ожидая подхода последних отставших кораблей и приказа своего повелителя. Султан Ахмед думает, что сумеет устрашить меня безудержной резней, а я прикидываю, как при морском побоище сохранить жизни галерным гребцам. Остальные не волнуют меня ни в коей мере. Я не буду устраивать ступенчатых казней для потерявших человеческий облик двуногих отморозков, но и беспокоиться за их жизни тоже не стану. Утонули и утонули – и хрен с ними; курсантки с «Неумолимого» на своих истребителях и штурмовых атмосферных флаерах с удовольствием постреляют по плавающим мишеням из плазменных, лазерных и электромагнитных пушек. При этом его смертоубойному монструозному величеству даже не потребуется покидать своей любимой ванной в Ахтиарской бухте.