Хлоп! – и рядом с нами объявилась Лилия в своем простеньком белом платьице.
– Как специалистка по болевым шокам и клиническим смертям, могу сказать, что все это верно, – заявила мелкая божественность, сделав книксен. – Но я бы не рекомендовала применять такой варварский метод к нашему больному, поскольку это чаще ведет к летальному исходу, а не к выздоровлению. А он – такой красивый и добрый мальчик, который, если ему позволят, будет править решительно и справедливо.
Серегин, с таким видом, будто его озарило свыше, вдруг сказал:
– А еще император Михаил в том мире чувствовал поддержку сомкнувшихся вокруг него боевых товарищей. И чем дольше он правил, тем сильнее была поддержка широких народных масс. И когда он умер своей смертью, через много-много лет после своего воцарения, то за его гробом, скорбя в едином порыве, шла вся страна.
– О гробе нам думать рановато, – решительно сказала я, – и от применения варварских инструментов мы тоже воздержимся. Уважаемый Михаил Александрович (ничего, что я так официально?), вы позволите нам вступить в самую сокровенную часть вашего сознания, чтобы помочь вам навести в ней порядок?
– Вступайте, – со вздохом сказало Эго Михаила, – я всегда рад, когда ко мне в гости приходят друзья. Но только сразу хочу сказать, что у меня там немного не прибрано…
– Нет уж, – решительно произнесла Елизавета Дмитриевна, – я лучше подожду вас здесь. Должна сказать, что я крайне польщена знакомством с самим Михаилом Великим, но кто я такая, чтобы лезть к нему в душу?
– Тогда мы с Сергеем Сергеевичем идем, – произнесла я, вставая, – не бойтесь, Миша, помощь близка. Раз, два, три!
Едва я произнесла эти слова, как мы все втроем оказались в какой-то длинной галерее. Было холодно и сыро, пахло мышами и плесенью, а на стеклах окон лежал такой толстый слой пыли, что они казались покрытыми изморосью. Из-за этого совершенно не было видно, что находится по ту сторону этих стекол. Только неверный серый свет – и больше ничего. А еще здесь меня преследовало ощущение пустоты, гулкого эха шагов и какой-то нарочитой запущенности, словно здесь властвовал неизвестный нам злой колдун.
– Ну и местечко! – сказал Серегин и замысловато выругался.
Без него я бы тут уже отчаянно трусила, но в присутствии нашего главного специалиста по применению грубого насилия я чувствовала себя так же, как и дома, когда смотрела по телевизору фильм ужасов. Каким бы жутким ни было происходящее на экране, оно никак не могло повредить моему настоящему существованию, потому что стоит появиться чему-либо устрашающему, как мой защитник Серегин покажет ему, где раки зимуют. А если этой помощи окажется недостаточно, тут быстро окажется вся наша команда, и в первую очередь оторва Кобра, направо и налево пускающая в ход энергию Хаоса.
Галерея заканчивалась большой двухстворчатой дверью. Я надавила на ручку, Серегин навалился плечом – и дверь со скрипом открылась. Посреди большой комнаты с плотно занавешенными окнами стояла оттоманка, и в ней полусидел-полувозлежал большой широкоплечий человек с закрытыми глазами. За время тяжелой болезни он, казалось, превратился в тень самого себя, и только лысина и окладистая борода остались прежними.
– Пожалуйста, потише… – сказало Эго Михаила. – Папа спит.
Возлежащего великана можно было счесть мертвым, да только, присмотревшись, я заметила чуть вздымающуюся грудь. Искорка жизни, если и теплилась в этом человеке, то была совсем слабой, такой, что достаточно дыхнуть – и она угаснет навсегда.
– Он и не жив, и не мертв… – полушепотом сказала неожиданно появившаяся подле меня Лилия. – Зацепившись за сознание младшего сына, который никак не хочет признавать неизбежного, он застрял между небом и землей. Но на самом деле это морок, фата-моргана: даже здесь сон его будет вечным, он никогда не откроет глаза и слабым голосом не позовет жену, чтобы та принесла ему попить. И в то же время этот призрак камнем висит на ногах нашего героя. Пока его отец кажется живым здесь, в средоточии его сознания, Михаил не сможет занять его трон.
Подойдя поближе к ложу умирающего, Лилия презрительно сморщила нос и добавила:
– Фи, какая мерзость! Никакая это не болезнь, папочка, а самое что ни на есть отравление медленным ядом. Ненавижу отравителей!!! Найди, пожалуйста, всех причастных и предай их лютой смерти, а для уже умерших попроси дядюшку пересмотреть дела в сторону ужесточения приговоров. Всеведущий-то он у нас всеведущий, да только, на мой взгляд, порой излишне добрый. Но тебя он непременно послушает…
– Небесный Отче! – взмолился Серегин. – Я понимаю, что эту душу незаурядного человека, сделавшего хорошего гораздо больше, чем плохого, необходимо отпустить отсюда, чтобы она смогла предстать перед твоим Престолом, но как я могу это сделать?
Хлоп! – и рядом с Лилией появился Дима-Колдун, сжимая в левой руке свой камень-подвеску и настороженно оглядываясь по сторонам.
– Сергей Сергеевич, Александр Александрович не сам по себе тут застрял… – сказал наш главный маг-исследователь. – Тут повсюду такие серые липкие нити, и отец Михаила Александровича опутан ими как муха паутиной. Паук тоже поблизости – сидит в засаде и ждет того героя, который придет освобождать его добычу…
– Дождется он на свою голову! – сказала внезапно объявившаяся Кобра, – одному колдуну голову отрубила, и другому тоже не поздоровится. А ты, Сергей Сергеевич, обнажай меч и делай свое дело. Если что, мы тут с тобой устроим этому гаду филиал ада в компактной упаковке.
За тем, что происходило дальше, мне оставалось только смотреть. Серегин вытащил из ножен меч – и комнату вмиг залил неземной истинный свет, высветив те самые серые нити. Одновременно обычные пыль и паутина тоже начали пованивать и потрескивать. Запашок пошел такой, будто на полную катушку включили духовку газовой плиты, плотно заселенную тараканами. Тем временем Серегин острием меча принялся поддевать нити, приклеивающие императора к его ложу – и те стали лопаться, так же, как пластиковые шпагаты лопаются от прикосновения лезвия из раскаленной стали. Чем меньше оставалось сковывающих нитей, тем большую призрачность и ангелоподобие приобретала фигура спящего. Вот острие перерезало последнюю, отчаянно вибрирующую нить – и призрак императора всплыл над своим смертным ложем вертикально, не открывая глаз. И тут же в дальнем углу за ширмами раздался такой шум, будто из норы выбиралась крыса размером с человека.
Колдун, появившийся на Божий Свет из-за ширмы, имел вид эдакого сгорбленного старичка ниже среднего роста, имевшего весьма жалкий вид. Его бесцветный сюртук был вытерт и засален, сквозь реденькие встрепанные пучки волос желтел бугристый череп, на впалых щеках топорщились седые бакенбарды, маленькие глазки растерянно щурились на пылающий светом первого дня творения меч Бога Войны.
– Константин Петрович? – растерянно ахнуло Эго Михаила, скорее всего имея в виду злого гения своей семьи и всей России Константина Петровича Победоносцева.
– Не сметь! – заорал колдун при виде воспаряющего императора. – Я приковал душу императора к сознанию мальчишки для того, чтобы эпоха Александра Миротворца длилась как можно дольше! Великой стране требуется великий император…
Договорить он не успел. Кобра обнажила «Дочь Хаоса», сделала шах вперед и, не вдаваясь в дискуссии, как и обещала, смахнула колдуну голову с плеч. При этом раздался треск, словно раздавили крупного жука; свечение меча Бога Войны усилилось до ослепительного, а тело колдуна рассыпалось серой пылью. Когда я проморгалась, то увидела, что место смерти императора теперь напоминает скорее не заброшенный заколдованный замок, а скорее музей. Все чистенько, аккуратненько, повсюду ни пылинки, ни соринки, а оттоманка, на которой скончался император Александр Третий, обнесена красным канатом на бронзовых столбиках… От Победоносцева и вовсе не осталось следов, ибо он отсутствует и среди живых, и среди мертвых.
И тут призрак императора, все еще висящий на прежнем месте, открывает глаза и обводит сложившуюся мизансцену непонимающим взглядом.
– Папа! – с надрывом произносит Эго Михаила, – Ты жив?!
– Нет, Мишкин, – отвечает призрак, – я умер, и это несомненно. Но где это я? ведь это не ад, не рай и не чистилище, и кто этот наполовину смертный мужчина с пылающим мечом твоего небесного покровителя архангела Михаила?
– Ты внутри моего Я, – сказало Эго Михаила. – Злой колдун после твоей смерти приковал здесь твой дух, чтобы эпоха Александра Миротворца длилась как можно дольше. С тех пор прошло уже десять лет, и все это время для меня ты, Папа, находился в состоянии между жизнью и смертью. Ужасное, надо сказать, чувство: когда все время переживаешь трагедию, но не можешь ничего изменить. В государстве Российском дела тоже не задались. Ники оказался плохим продолжателем твоих дел. Дошло до того, что вызов нашей Империи бросили дикие японцы, за спиной которых стояло большинство стран Европы и даже САСШ. Должен сказать, что назначенные Ники генералы и адмиралы почти проиграли эту войну…
– Какая мерзость! – в нетерпении воскликнул дух Александра Третьего. – И кто же тот негодяй, который так жестоко поступил со своим императором?
– Увы, Папа… ты сам приблизил к трону этого человека, – ответило Эго Михаила. – Злым колдуном оказался ни кто иной, как Константин Петрович (Победоносцев), который буквально помешался на своем подмораживании России. А это был уже путь в пропасть…
Призрак императора Александра (при жизни разделявшего идеи Победоносцева) хотел уже что-то возмущенно сказать, как Эго Михаила торопливо произнесло:
– А теперь, Папа, позволь представить тебе Посланца Господа Нашего, Защитника Земли Русской, бога Священной Оборонительной Войны, младшего архангела, в миру самовластного Великого Артанского князя Серегина Сергея Сергеевича. Это он со своим войском людно и оружно явился на выручку нашим изнемогающим войскам и нанес японским макакам удар такой сокрушительной силы, что одну свою армию, самую крупную из всех, они до сих пор не могут сыскать, потому что больше нет ее нигде. Отодвинув угрозу немедленного поражения, он со своими людьми начал разгадывать наши семейные шарады, ибо не устоит перед врагом то государство, владыка которого сам не знает, чего он хочет в данный момент. Твое заключение в моем уме было последней загадкой, которую нам удалось решить, – и думаю, что отныне все у нас будет хорошо.