тьей очереди, и до задействования в боях пройдет немало времени, а вот вам здесь они нужны позарез. Но вот в чем дело. У меня здесь почти одни артурцы из тех, что попали в наш госпиталь или были благословлены мною в той ночной атаке: в основном пехота, артиллеристы и моряки, а вот кавалерии почти нет. Идея конно-гренадерской бригады накрывается медным тазом, тем более что с конным составом у вас тоже не очень… Сдается мне, что ваша бригада должна быть просто гренадерской, и кавалеристами в ней могут быть только разведка и посыльные. Но вы не переживайте: на затяжном марше за счет длины ног и выносливости остроухие на своих двоих обгонят любую кавалерию, а потом еще разорвут ее на части. Но чтобы ваши унтера и офицеры не отставали от своих подчиненных, придется мне с вами поделиться направляющей и укрепляющей сывороткой из одного интересного мира…
Услышав эти слова, Михаил промолчал, и я счел это проявлением согласия.
И вот командный центр моего внутреннего Я заполнен народом. В первых рядах – господа генералы и старшие офицеры: Кондратенко, Белый, Ирман, Тахателов, Бойсман, фон Эссен и другие, за ними господа капитаны, штабс-капитаны, лейтенанты, мичманы, поручики и прапорщики, позади них – унтера и рядовой состав, а еще дальше, обозначенные только точками сияющих во тьме глаз – кандидаты в Единство, не решающиеся по тем или иным причинам принять клятву Верности. Между прочим, где-то там затерялся инженер-механик Лосев – слишком щепетильный для того чтобы служить сразу двум господам. Не имеющие права голоса, эти люди все же были допущены на наше собрание, потому что могли принять клятву Взаимной Верности в любой удобный для себя момент. И тут я подумал, что именно этот резерв будет сегодня востребован в первую очередь…
Пора начинать. Полуобняв за плечи Михаила, я вывел его, немного упирающегося, на самую середину помещения, под всеобщее обозрение и яркий свет прожекторов и громко сказал:
– Друзья мои и товарищи, позвольте представить вам моего нового Верного – Великого князя Михаила Александровича Романова. Да вы и сами его прекрасно знаете, ибо кто в России не знает младшего сына императора Александра Третьего – юношу честного, доброго и справедливого… Но это еще далеко не все; сей молодой человек сам оказался наделенным талантом производить Призыв. А посему мы тут посоветовались… – я потыкал указательным пальцем в небо, – и решили, что после того как Япония будет окончательно разгромлена, то ныне правящий император Николай Второй отречется от престола, а его место займет император Михаил Второй. Да будет так, потому что так будет лучше для России, а еще потому, что этого хочет сам Бог. Закончив здесь все свои дела, я и моя команда двинемся дальше вверх по мирам, и те из вас, кто не возжелает следовать за нами, а захотят остаться в родном мире и строить в нем царствие небесное, под руководством императора Михаила Великого могут прямо сейчас перейти под его руку. Я не буду возражать, ибо он мой Верный – а значит, он – это я, а я – это он, и на всем, что он будет делать в России, также лежит благословение Творца.
И тут из-за моей спины вышла Елизавета Дмитриевна при всем своем штурм-капитанском параде (у нее имеется свободный доступ на любое такое собрание). Жена она мне или не жена.
– Я, Елизавета Дмитриевна Серегина, – сказала она собравшимся Верным, – законная супруга этого очаровательного нахала, именующего себя Артанским князем, и мать его наследника, в девичестве княжна Волконская, подтверждаю, что в младшем сыне царя Александра Миротворца находится дух великого императора. Только он и никто другой способен переустроить изрядно обветшавший государственный механизм и превратить Российскую Империю в могущественнейшую и богатейшую державу этого мира. Так было в прошлом моего родного мира, и так будет и у вас.
– Я это… – от волнения закашлявшись, сказал Михаил, выходя на середину, – приму любого из вас, кто захочет стать моим Верным и вместе со мной честно и грозно сражаться во славу России. Среди моих верных не будет ни эллина, ни иудея, ни простолюдина, ни дворянина. Как говаривал мой прадед император Николай Павлович: у меня будут только верноподданные и скверноподданные. При этом я постараюсь быть умнее прежних императоров и буду слушать не сладкоголосых льстецов, а тех, кто подобно мне жизнь свою готов положить за Отечество. А еще я обещаю, что при мне русская армия будет устроена по тем же образцам, что и артанское войско – как в отношении между различными чинами, так и в плане качества вооружения. Последнее, разумеется, по возможности, поскольку в этом направлении нам еще многое предстоит сделать…
Последняя фраза была явно уже лишней, потому что я чувствовал, как перестраиваются связи среди Верных; большое количество присутствующих я начал ощущать как бы опосредованно, через восприятие Михаила. И даже, более того, большое количество кандидатов, ранее не решавшихся вступить в Единство, теперь приносили взаимные Клятвы непосредственно Михаилу, и среди них был памятный мне инженер-механик Михаил Лосев. Не иноземному же государю он теперь присягал, а облеченному высочайшим доверием младшему брату нынешнего царя.
16 (3) декабря 1904 год Р.Х., день двенадцатый, около полудня. Мукден, штаб Маньчжурской армии.
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский.
На то, чтобы поручик Мишкин окончательно превратился в генерал-лейтенанта Михаила Романова и закончил свои личные дела, ушло целых четыре дня. Первым делом он отобрал из числа перешедших к нему Верных командный состав для своей будущей бригады шестибатальонного состава, при этом командиром был назначен бывший командир почти уничтоженного пятого восточно-сибирского стрелкового полка полковник Третьяков. Офицеры-Верные из числа порт-артурцев уже видали моих бойцовых остроухих в деле, и им не надо было рассказывать о том, как хороши в настоящем бою эти мускулистые, саженного роста, длиннорукие и длинноногие, чуть раскосые остроухие девицы. Видали эти офицеры и русских солдат-новобранцев, дома мясо едавших только по праздникам – тех, перед тем как учить воинским наукам, требовалось подкормить и подлечить. Так что без малейшего стона они приняли контингент, пересчитали и переписали, разбили на батальоны и роты, назначили командиров и унтеров, после чего приступили к курсу молодого бойца.
Учитывая, что физические кондиции у этих новобранцев были выше всяких похвал, трехлинейная винтовка Мосина смотрелась в их руках детской игрушкой, а понятие дисциплины и порядка было прописано прямо в генах. Особенно тяжело было приучить остроухих носить мундиры, правильно мотать портянки и надевать сапоги, – но и тут врожденная сообразительность универсальных солдаток брала верх над природной дикостью. А без обмундирования было нельзя. Михаил – это еще совсем молодой и неопытный Патрон, и чтобы его Единство не начало рассыпаться розно, новоявленным Верным следовало находиться в одном с ним мире. По крайней мере, так должно быть в течение полутора или двух месяцев. К своим Верным Патрон должен возвращаться после деловых поездок, и поблизости от них проводить все свое свободное время. Чем теснее между ними контакты, тем плотнее Единство спаивается горизонтальными связями, ведь первоначально каждый его член ориентирован исключительно на Патрона. Когда я вспоминаю, как проходил эту стадию своего развития, то даже самому не верится, каким я в том момент был неопытным и наивным. И только появление в Единстве солдат и офицеров танкового полка придало ему законченный вид и устойчивую форму.
А так как интересы дела требуют от Михаила присутствия в его родном мире, то и его Верных необходимо разместить не в Тридесятом царстве, а где-нибудь поблизости. В итоге временной базой для бригады был выбран Дальний, за время японской оккупации превратившийся в город-призрак. В качестве казармы Михаил решил использовать главное административное здание Дальнего, помпезно именовавшееся: «Управление постройки города и порта» – прекрасно оборудованное и совершенно не пострадавшее, ибо из-за панического отступления русских частей полгода назад город достался японцам в совершенно неповрежденном виде. Но даже наличие оборудованной казармы не означает, что остроухие смогут разгуливать в декабрьские холода в одних передничках, так что первоначальное обучение ношению обмундирования являлось обязательным. При этом Великий князь Михаил уже смирился, что его личная бригада не сможет принять участие в войне против японцев, ибо с этим делом требуется покончить раньше, чем его личные бойцовые остроухие будут готовы принять участие в настоящем бою.
И вот, наконец, закончив все организационные мероприятия, будущий император, которого немного отпустил «инстинкт наседки», созрел для дальнейших «движений» на политическом поприще. Так уж получилось, что вместо спешной переброски 3-й армии на север к Мукдену, японскому командованию пришлось срочно озаботиться передислокацией 4-й армии на юг, чтобы нерушимой стеной встать перед Цзиньчжоуским перешейком – именно с этого рубежа маршал Ояма мог ожидать самодеблокирующего удара объединенной группировки остатков Артурского гарнизона и моей армии. При этом у Куропаткина создалось двойное (260 тысяч против 130) преимущество над основной группировкой японской армии в Маньчжурии, но этот муфлон только вяло почесывался в интимном месте, явно не собираясь предпринимать активных действий. У меня даже возникло опасение, что если мы с Михаилом еще немного промедлим со своим вмешательством, то этот апологет заманивания врага вглубь русской территории встрепенется и прикажет своей армии отступать до самой Читы. И это не напрасные опасения. Ведь и в нашем прошлом задача победы Японской империи в этой войне не решалась иначе, кроме как игрой в поддавки.
Для набега (иначе это мероприятие не назовешь) на штаб Маньчжурской армии в качестве силового обеспечения я взял разведбатальон капитана Коломийцева. В личной свите у меня состояли Кобра, Дима-колдун, Матильда и Профессор, а Великий князь Михаил Александрович с рескриптом своего брата о назначении себя верховным представителем по всем военным делам против японцев был вещью в себе, ибо против брата царя с такой бумагой в руках «не пляшет» даже всемогущий до недавнего времени министр Витте. Операция была спланирована по всем правилам военной науки, когда в тихий послеобеденный час раскрылись порталы и здание штаба оказалось окружено приземистыми рычащими аппаратами и гикающими и улюлюкающими дикими всадницами в мохнатых папахах. Мы с Михаилом, как и прочая наша свита, выдвинулись к штабу Маньчжурской армии верхами, сидя в седлах великолепных дестрие. Под Димой-колдуном, кстати, был все тот же вороной жеребец, с которым тот подружился еще в самом начале наших приключений. Некогда рыхлый и немного неуклюжий мальчик теперь сидел в седле ловко, как заправский наездник, а жеребец, привыкший к невероятной тяжести одоспешенного рыцаря, даже не чувствовал его вес на своей спине. У самого крыльца мы спешились, небрежным жестом бросив поводья остававшимся в седлах амазонкам, и вошли внутрь штаба. Наши шаги гулко отдавались на местных паркетах, а чутье Бога Войны вело меня туда, где после сыт