ного обеда на кожаном диванчике сладко подремывал главнокомандующий русской Маньчжурской армией генерал-адъютант Алексей Николаевич Куропаткин.
Но шкода в полном объеме не удалась. Когда мы в полном составе буквально ворвались в его кабинет (адъютант в «предбаннике» был буквально отброшен с дороги тяжелым взглядом Михаила – вот где истинный телекинез), командующий Маньчжурской армией торопливо застегивал снятый на время дремы мундир.
– Ваше императорское высочество… – только и смог он пролепетать, дрожащими пальцами пытаясь справиться с тугими пуговицами.
– Читайте! – сурово произнес Михаил, сунув под нос тому рескрипт своего брата.
Торопливо пробежав глазами пляшущие перед взором строчки, Куропаткин поднял на Михаила растерянный взгляд и неуверенно проблеял:
– Но я… я не понимаю, чем обязан столь жестоким недоверием Его Императорского Величества?
Бац! Удар с правой у Михаила оказался как следует не поставлен, но получилось все равно от души: роскошный фингал на левом глазу холеной генерал-адъютантской морды, скорее всего, обеспечен.
– Не понимает он… – прошипел разъяренный Великий князь. – Вы, Алексей Николаевич, подозреваетесь в государственной измене и пособничестве врагу.
– Михаил Александрович, – тихо сказал Дима-колдун, – этот человек и вправду не понимает причины вашего гнева, а также того, как следует воевать самым настоящим образом. Я не вижу сейчас в нем ни одной мысли, за исключением непрерывного повторения мантры-заклинания «как бы чего не вышло».
– Подтверждаю, – сказал я, – никаких тактических и уж тем более стратегических талантов этот господин не имеет; его служебный потолок в линейных частях – это командир роты в военное время. В то же время, когда на дворе стоит мир, ему можно доверить командование батальоном, но не более того. Даже имея двойное преимущество над противником в численности, этот человек не представляет себе, как он может нанести врагу поражение и обратить его в бегство. Впрочем, не могу не признать, что с обязанностями военного министра господин Куропаткин справлялся отлично, но это, скорее, тыловая должность, чем строевая. Любой из его подчиненных: Линевич, Гриппенберг или даже Каульбарс – смотрелся бы на посту главнокомандующего гораздо органичнее. И в тоже время я считал бы необходимым создать специально для Алексея Николаевича должность начальника тыла Маньчжурской армии – уж на ней он будет незаменим.
– Ах, даже так, Сергей Сергеевич… – сказал Михаил, потирай правый кулак, туго обтянутый лайковой перчаткой. – В таком случае, Алексей Николаевич, прошу простить меня за несдержанность. Но вы сами должны понимать – ваши действия, а точнее, патологическое бездействие, уже поставили нашу армию на грань поражения в войне против слабейшего противника.
– Но я действительно ничего не понимаю, Ваше императорское Высочество… – растерянно произнес тот, прижимая к подбитому глазу свернутый вчетверо носовой платок.
– Вот именно поэтому, в силу данных мне братом полномочий, главнокомандующим русской армии в Маньчжурии вам более не бывать, – веско произнес Михаил. – Ваша дальнейшая судьба, а также то, кто займет ваше место – вопросы обсуждаемые, а вот это – уже нет. Войну с Японией необходимо закончить как можно скорее, а в свете того кто ее начал и каким образом, это конец должен означать полный разгром японской армии и безоговорочную капитуляцию императора Муцухито. Остальные факторы в расчет не принимаются. Человек в иностранном военном мундире, на которого вы постоянно коситесь, это Наш новый союзник Артанский князь Серегин Сергей Сергеевич, чья армия уже отбросила японцев от стен Порт-Артура и сейчас занимает оборону на Цзиньчжоуском перешейке… И не задавайте дурацких вопросов, кто он, откуда и зачем тут взялся. Все это вы узнаете на совещании с командующими армиями, которое состоится через три часа в этом самом кабинете… А пока ваш штаб, с позволения сказать, находится на осадном положении. Люди господина Серегина имеют распоряжение всех впускать и никого не выпускать.
– Постойте, Михаил Александрович, – сказал я, – Алексей Николаевич с бланшем под глазом, будто какой-нибудь трактирный забулдыга – совсем не то зрелище, которое стоило бы демонстрировать командующим армиями или кому-либо еще. Ему, может быть, с этими господами вместе служить. Так что, если вы позволите, то я попрошу одну известную вам особу исправить последствия вашей горячности…
– Позволяю, Сергей Сергеевич, позволю, – сказал Михаил, усаживаясь на стул и закидывая ногу на ногу, – зря я и в самом деле размахался кулаками, но и вы должны меня понять: кто ж мог предположить что главнокомандующий русской армии окажется настолько круглым нулем…
– Лилия, – сказал я куда-то в пространство, – ты мне нужна!
Уж не знаю, чего или кого ожидал господин Куропаткин, но внезапное появление нашей мелкой божественности прямо посреди кабинета привело его в совершеннейший ступор.
– Я слушаю тебя, папочка, – тем временем сказала та, с любопытством оглядывая кабинет, – кого я тут должна вылечить и от чего: от жизни или от смерти?
– О жизни и смерти речь пока не идет, – сказал я, кивая на Куропаткина, – вылечи вот этого человека от гематомы под глазом. Наш общий друг проявил некоторую несдержанность и перебор с воспитательными воздействиями.
– Общему другу я бы посоветовала пить пустырник от нервов, – отпарировала Лилия, – а вы, господин хороший, вот, садитесь на стул и постарайтесь не шевелиться. А то размахивают тут некоторые кулаками, а нам потом лечи.
Михаил в ответ на эту тираду разразился чистым, ничем не замутненным смехом, а Куропаткин, совершенно обалдевший от того факта, что прямо из его кабинета совершенно ниоткуда появилась прелестная темноволосая девочка в белом платье, позволил усадить себя на стул, а потом стоически терпел Лилины прикосновения.
– Ну вот и все! – сказала та минут через пять, когда экзекуция была закончена, – дело сделано. Давно не имела дела со столь терпеливым пациентом. Будет что-нибудь еще – обращайтесь, но постарайтесь больше не злить этих двоих. От царского брата вы августейшей ручкой в глаз уже получили, а мой папочка только кажется наполненным ледяным спокойствием, на самом деле в его тихом омуте водятся самые отборные черти. А сейчас пока-пока, я побежала.
Хлоп! – и нет больше никакой Лилии; только запах мирры и ладана, облачком повисший в воздухе, да раскрытый от удивления рот господина Куропаткина.
– Закройте рот, Алексей Николаевич, – сказал Михаил, – и привыкайте к чудесам: то ли еще будет…
16 (3) декабря 1904 год Р.Х., день двенадцатый, вечер. Мукден, штаб Маньчжурской армии.
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский.
На то, чтобы собрать всех командующих армиями, потребовалось не три, а целых четыре с половиной часа. Все это время Михаил с отсутствующим видом, скрипя сапогами, ходил по кабинету туда-сюда (видимо, мысленно переговариваясь со своими Верными), Куропаткин тихо сидел в углу на стульчике, напряженным взглядом следя за своим мучителем, а моя полностью развернутая энергооболочка сканировала окрестности на предмет выяснения оперативной обстановки.
К пересекающим континент фронтам длиной в сотни и тысячи километров, тут еще не привыкли. Позиции русской армии протянулись на шестьдесят километров с востока на запад, и самыми сильными при этом являлись фланговые группировки, подчиняющиеся генералам Гриппенбергу и Линевичу. Непосредственно прикрывающая Мукден центральная группировка генерала Каульбарса была раза в два слабее фланговых соединений. За исключением мелких недочетов, вся эта тактическая схема выглядела выстроенной по всем правилам и даже с любовью, но при этом она была бесполезна без командующего, способного решительно и со знанием дела привести ее в действие.
При этом потенциальные «водители» имелись поблизости в достаточном количестве: протяни руку и бери. Все эти генералы из «старичков» поручиками и штабс-капитанами участвовали еще в русско-турецкой войне за освобождение Болгарии. На ум мне приходят фамилии: Линевич, Гриппенберг, Штакльберг, Церпицкий… Да, с разгромом японской армии при нынешнем соотношении сил и диспозиции справился бы, наверное, даже толковый комдив старой закалки, вроде генерала Гернгросса. И тут же возникает законный вопрос: как получилось, что тот человек, зыркающий сейчас на меня из угла обиженным взглядом и совершенно негодный к работе командующим, вдруг оказался на этом ответственном месте? Ах, он сам так захотел, да еще и с сохранением за собой поста военного министра? Прежний пост сохранить не удалось – на такой авангардизм Николай не пошел, сменив Куропаткина на военном министерстве его прежним замом генералом Сахаровым. Но вот ведь как получилось – как раз младший брат нынешнего военного министра служит сейчас в Маньчжурской армии начальником штаба…
И тут у меня в голове сработали сигналы тревоги: «Пам… Пам… Пам…» Я, конечно, не сверхподозрительный герр Шмидт, но и мне кажется, что от этой комбинации начинает попахивать серой. Фишки на русской стороне перед этой войной были расставлены таким образом, что почти на всех ключевых должностях оказались пустоголовые паркетные карьеристы. Стессель – в Порт-Артуре, Куропаткин – в Маньчжурии, адмирал Рожественский – на второй Тихоокеанской эскадре; а вот те командующие, которые в эту схему не укладывались, либо быстренько погибали, либо с позором снимались с должности и отсылались подальше от фронта. Тут надо будет проверить, не причастен ли ко всем этим пертурбациям местный аналог нашего «Рыжего Толика» (Чубайса) – то есть господин Витте, и не стоит ли за этим господином фигура повесомее… вроде того рогатого старичка, с которым мы чуть было не пересеклись в мире Славян при создании Великой Артании. Нечистый, конечно, старается скромно потеряться, когда чует поблизости готовый к бою меч Бога Войны, но в Мироздании есть такие места, где пересекаются даже параллельные прямые.
А вот на японской стороне все выглядит по-другому. Сейчас там всего две армии, но японский маршал Ояма, а также генералы Оку и Куроки выглядят людьми, находящимися на своем месте. Основная японская группировка не вытянута в нитку напротив русских позиций, а находится в центре – как раз там, в районе станции Яньтай, где фронт пересекают ниточки железный и шоссейных дорог. И сделано это не для того, чтобы дружным натиском навалиться на центр русского построения, а затем, чтобы в критический момент отступить, соблюдая как можно больший порядок, ведя только арьергардные бои. Очевидно, адмирал Того поделился информацией с маршалом Ояма, и тот понял, что игра пошла по другим правилам, и едва я сменю Куропаткина на более дееспособную фигуру или возглавлю удар сам, как японскую армию в Маньчжурии настигнет полный и окончательный разгром.