четвертая армия генерала Нодзу – тем более расколотите и сейчас. При этом, если японский командующий узнает, что здесь, в Мукдене, объявился господин Серегин, который слывет у них ужасным потусторонним демоном, то это отступление начнется немедленно. Теперь обо всем подробнее вам расскажет уже господин Серегин.
В упор глядя на господ генералов, я сказал:
– Войска необходимо поднять в штыковую атаку без артиллерийской подготовки и криков «ура». Ваша скорострельная трехдюймовая артиллерия снабжена только шрапнельными снарядами, почти бесполезными, когда враг глубоко зарылся в землю. В таком случае артиллерийский обстрел может только предупредить японцев о наших намерениях. Обстрелять японские позиции с как можно большим шумом и фейерверком, желательно только на центральном участке фронта, который в атаку не пойдет. В то время как вторая и третья армия, должны молчаливыми штыковыми ударами сбивать фланговое охранение японских войск, превращая дугу в мешок, в центре все должно быть шумно, ярко, но вполне безвредно. Лобовые атаки третьей армии до получения соответствующего приказа прямо воспрещаются. А вот тогда, когда войска второй и третьей армий замкнут окружение южнее станции Яньтай, будет возможно все.
Генерал Гриппенберг вытащил из внутреннего кармана мундира большие луковицеобразные часы и щелкнул крышкой.
– Пять минут девятого, – возгласил он, – даже если мы немедленно отправимся к своим войскам, то до полуночи никак не успеем отдать соответствующих приказов. Увы, но это так. Даже при всей той радости, которую войска испытают, получив соответствующий наступательный приказ, к назначенному вами, Ваше Императорское Высочество, сроку нам никак не успеть.
– Это сюда вы ехали из своих штабов «как обычно», – сказал Великий князь Михаил, – а обратно пойдете, как это принято у Сергея Сергеевича в Тридесятом царстве: одна нога здесь, а другая уже там. Так что времени у вас для подготовки атаки будет предостаточно.
– Тем более что у врага на флангах только слабые заслоны, – добавил я. – Я же, как бог русской оборонительной войны, наложу на русских солдат и офицеров свое благословение – оно удвоит их силы и увеличит стойкость к ранам. А японцы как враги наоборот, получат на свои головы заклинание из арсенала Бича Божьего, которое сделает их невнимательными, сонными и до крайности ленивыми. И к тому же… Агния!
Дверь в приемную открылась – и на пороге появилась амазонка Агния, первая моя Верная из мира Подвалов. В руке у нее было три моих портрета-миниатюры и три портрета Михаила, спешно изготовленные по слепку его ауры после того как он показал возможность осуществлять Призыв и тем самым вошел в клан Патронов.
– Эти портреты – не просто картинки, – сказал я, – а нечто вроде полевого телефона, не нуждающегося в проводах, коммутаторах и прочей лабуде. Проведя по портрету пальцем, вы выйдете на связь с обозначенным лицом, чтобы доложить обстановку или запросить следующую задачу. Соответственно, мы с Михаилом Александровичем тоже сможем выйти с вами на связь, чтобы запросить отчета или изменить направление удара. А теперь за дело, господа; как правильно сказал Оскар Казимирович, времени так мало, что его почти нет. При этом смею заметить, что эффект внезапности стоит очень дорогого.
На этот раз возражений у господ генералов не осталось; даже барон Каульбарс вяло, как загипнотизированный, отправился по предназначенному для него каналу в штаб третьей армии. Покончив с планированием ночного наступления, я открыл канал в Тридесятое царство и переправил туда всю местную штабную публику во главе с самим Куропаткиным. Пусть пока мы воюем, герр Шмидт и Дима-Колдун (который здесь тоже уже не нужен) рассортируют этих людей на агнцев и козлищ и, самое главное, попробуют вычислить кукловода, все это время успешно рулившего русским главнокомандующим. Я уже чувствую, что после разгрома и замирения Японии главным моим занятием станет чистка петербургских авгиевых конюшен. Бросить Михаила один на один с этим застарелым клоповником просто немыслимо. И возможно, что, стабилизируя эту линию и приводя в чувство местный бомонд, придется чистить не только петербургские, но и лондонские, берлинские и прочие клоаки. Но это будет потом, а сначала необходимо разгромить Японию.
17 (4) декабря 1904 год Р.Х., день тринадцатый, раннее утро. 60 км южнее Мукдена, Маньчжурский фронт.
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский.
Несмотря на то, что операция была спланирована буквально на коленке, все у нас получилось почти по высшему разряду. За полчаса до начала операции я по максимуму накачал свою энергооболочку энергией, в результате чего мое сознание всплыло под облака – туда, откуда просматривалось все поле грядущей битвы. И вместе со мной на эту высоту поднялось и сознание Михаила. А как иначе я мог научить его всему тому, что умел сам (конечно, за исключением магических приемов, которые оказались ему недоступны[27])? Как и у князя Александра Ярославича, императора Петра Второго (который Первый) и короля Генриха Четвертого, энергооболочка Великого князя Михаила Александровича обеспечивает только коммуникацию с Верными и непрерывную генерацию потока монаршей Харизмы.
Когда я сказал об этом самому Михаилу, он ответил, что только рад этому обстоятельству. Магические способности – это большой соблазн скатиться к колдовству, особенно в здешнем – верхнем, почти безмагическом – мире, где обычный, без сверхспособностей маг чувствует себя как выброшенная на сушу рыба. Тут таких мелких колдунов, медленно тянущих из населения жизненную энергию, на каждом углу как собак нерезанных. И ведь эту плесень нам также предстоит зачищать. Не может быть сильной и великой страна, которую подобно кровососущим паразитам со всех сторон облепили самоназначенные «пророки», экстрасенсы, гадалки и прочие шарлатаны, эксплуатирующие веру людей в чудо. Чудеса бывают, с этим я не спорю, но они никогда не совершаются по требованию разными проходимцами. Почти всегда их творят обычные люди, которые потом сами не верят делу рук своих.
Так же получилось и сейчас под Мукденом. Когда «к мундиру последнего солдата уже пришита последняя пуговица», но этот момент все длится и длится, а внятных решений нет, то в войсках начинает нарастать тяжелое напряжение, грозящее в итоге закончиться нервным срывом. По счастью, тут до крайней точки напряжения дело еще не дошло, да и новости из Порт-Артура были не удручающими, а, напротив, ободряющими. И когда в полках, батальонах и ротах объявили, что время настало и через два часа, ровно в полночь, начнется наступление, эмоциональный всплеск был настолько силен, что без особых проблем засекался не только мной, но и молодой и еще неопытной энергооболочкой Михаила.
С другой стороны, это же его современники, люди одного с ним поколения, его будущие Верные – их он воспринимает всеми фибрами своей души, а вот я – достаточно отстраненно. Чего-то мне в них для полной идентификации не хватает. Возможно, не избытого нами до сих пор кода Великой Победы, ведь здешние русские от Крымской Войны и до самого нашего пришествия росли и воспитывались, будучи глубоко уверенными в своей вторичности и ущербности по отношению к коллективному Западу. А вот потомки победителей, намотавших на кулак кишки фашистского зверя, ощущают себя совсем не так. Солдаты и офицеры танкового полка после устранения последствий депрессивного кодирования воспринимаются мной так же, как и мои современники, а местные русские – нет.
Впрочем, они для меня достаточно свои, чтобы, защищая их будущее, я не принимал в расчет ни японских, ни британских, ни чьих-либо еще интересов. А уж интересы и хотелки буржуазной и аристократической псевдоэлиты для меня и вовсе не предмет для беспокойства. Именно поэтому сейчас герр Шмидт допрашивает потенциального «кукловода» – генерала Сахарова-младшего, а соседнюю с ним камеру-келью занимает Великий князь Борис Владимирович – второй после своего брата Кирюхи «внештатный» претендент на царский престол. Но сейчас это неважно, поскольку за полчаса до начала операции я произнес формулу улучшенного Заклинания Поддержки, включающее в себя и Истинный Взгляд, и Огненное Лезвие, и еще много чего еще, что не применялось даже в деле под Порт-Артуром. Там я благословлял достаточно компактную группу бойцов, и при этом они видели меня, а я видел их; однако тут, под Мукденом, мне приходилось работать, как говорится, с закрытых позиций, да еще транслируя сигнал через личность Михаила. Это нужно для того, чтобы благословленные изначально услышали именно его Призыв, а не мой. Для тех, кто наблюдал процесс, находясь в русских окопах, все это выглядело как пляшущие в небе сполохи северного сияния, – отблестев, они плавно опускались на землю, собираясь серебристыми сгустками вокруг русских солдат и их командиров.
Без четверти двенадцать русские солдаты второй и первой армий вылезли из окопов и без криков «ура!» и прочей фанаберии молча зашагали к японским позициям. Ровно в полночь загрохотала артиллерия в полосе третьей армии. Там рвались в воздухе шрапнели, вспухали подсвеченные изнутри облака белого порохового дыма – но все это была злостная демонстрация. Основной удар японцам нанесла вторая армия генерала Гриппенберга, действующая на правом, равнинном фланге русских войск. Решительным натиском продвигающиеся в юго-восточном направлении первый сибирский корпус, восьмой и десятый армейские корпуса смяли вытянутую в нитку оборону восьмой японской дивизии, учинив во вражеских окопах страшную рукопашную бойню. Тем более что спохватились господа японцы только тогда, когда зазвенела разрываемая на морозе проволока (мои проделки) а потом в их траншеи стали спрыгивать огромные разъяренные демоны-гайдзины в мохнатых папахах. Сводно-стрелковый корпус и шестнадцатый армейский корпус в походных колоннах продвигались на юг за спинами сражающихся частей, находясь в постоянной готовности вступить в бой для развития успеха.
Еще южнее, уже в оперативной пустоте, за флангом японского построения, действовал кавалерийский отряд генерала Мищенко (семь тысяч сабель и двадцать два конных орудия). В это сводное соединение собрали кавалерийские части почти со всей Маньчжурской армии. На селение Сандепу (крайнюю западную точку японской обороны) базировалась японская кавалерийская бригада генерала Акиямы, имеющая гораздо меньшую численность, чем заходящий в японский тыл русский отряд. И эта бригада, то ли убегая от штыков русских пехотинцев, то ли пытаясь перехватить рвущуюся в глубокий тыл вражескую конницу, сошлась с русскими казаками и драгунами в жестокой сабельной рубке, в результате чего была уничтожена едва ли не до последнего человека. Отмахнувшись от назойливых японцев, кавалеристы Мищенко, более не встречая сопротивления противника, продолжили продвижение в общем направлении на Ляолян. А там – штаб маршала Ояма и прочие жирные вкусности, которые обычно бывают в ближних вражеских тылах.