Сопки Маньчжурии — страница 57 из 59

Михаил усмехнулся и начал читать вслух:

«Высочайший Манифест о восшествии Его Императорского Величества, Государя Императора Михаила Александровича на Прародительский Престол Российской Империи и нераздельных с ней Царства Польского и Великого Княжества Финляндского (1904 г., Декабря 5).

БОЖИЕЙ МИЛОСТЬЮ,

МЫ, МИХАИЛ ВТОРОЙ,

ИМПЕРАТОР И САМОДЕРЖЕЦ ВСЕРОССИЙСКИЙ,

ЦАРЬ ПОЛЬСКИЙ, ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ ФИНЛЯНДСКИЙ,

и прочая, и прочая, и прочая.

Объявляем всем верным НАШИМ подданным.

Богу Всемогущему угодно было в неисповедимых путях Своих сделать так, чтобы наш горячо любимый Брат НАШ ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ утомленный войной, народным недовольством и прочими невзгодами, решил оставить прародительский престол НАМ и, обратившись в частное лицо, удалиться в дальние странствия, посвятив остаток своей жизни семье и детям.

Но да будет святая воля Всевышнего и да укрепит НАС незыблемая вера в премудрость Небесного Промысла и верность всего возлюбленного народа НАШЕГО, и да не забудет он, что сила и крепость святой Руси – в ее единении с НАМИ и в беспредельной НАМ преданности. МЫ же, в этот торжественный час вступления НАШЕГО на Прародительский Престол Российской Империи и нераздельных с нею Царства Польского и Великого Княжества Финляндского, вспоминаем заветы НАШИХ ПРЕДКОВ и, проникшись ими, приемлем священный обет перед Лицом Всевышнего всегда иметь единой целью мирное преуспеяние, могущество и славу дорогой России и устроение счастья всех НАШИХ верноподданных.

Всемогущий Бог, Ему же угодно было призвать НАС к сему великому служению, да поможет НАМ. Вознося горячие молитвы к Престолу Вседержителя о благоденствии Российской державы, повелеваем всем НАШИМ подданным учинить присягу в верности НАМ.

Дана в городе Ляоляне, штабе нашей Маньчжурской армии в день празднования победы во второй битве на реке Шахэ, в присутствии доблестных генералов, офицеров и солдат победоносного русского воинства, лета от Рождества Христова в тысяча девятьсот четвертое, Царствования же НАШЕГО в первое. Декабря 5-го дня.

На подлинном Собственной ЕГО ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА рукою подписано:»

Дочитав, он взял из моих рук Паркер и, замешкавшись лишь на мгновение (очевидно, проникаясь исторической важностью события) подписал в самом низу текста большими буквами: «МИХАИЛ». Снова с чистого неба преизрядно громыхнуло – да так, что в окнах жалобно зазвенели стекла. Не успели затихнуть раскаты, как в бывший кабинет маршала Оямы вошла бойцовая остроухая, держа две плотно увязанные пачки копий манифестов: в одной руке – об отречении императора Николая, в другой – о восшествии на престол императора Михаила. Тут дело было сделано, и требовалось двигаться дальше.

– Вот это необходимо распространить по батальонам, батареям и эскадронам и привести войска к присяге, – сказал я. – А нам с Михаилом Александровичем пора. Его уже заждались в Петербурге. Настоящую власть надо будет брать именно там. Впрочем, прежде чем мы вас покинем, Михаилу Александровичу необходимо назначить командующего Маньчжурским фронтом и поставить перед ним задачу по преследованию противника…

– Чем-чем, Сергей Сергеевич? – переспросил Михаил.

– Фронтом, – пояснил я, – так в двадцатом веке называется объединение двух или более армий, выполняющих общую задачу.

– Ну что же, запомним… – кивнул Михаил. – Командующим Маньчжурским фронтом я назначаю Оскара Казимировича Гриппенберга, на его место командующего второй армией перемещается Георгий Карлович Штакельберг, а на место командующего первым сибирским корпусом назначается генерал Павел Карлович Реннекампф. Задача, господа, у вас для начала такая. Первой армии – очистить от присутствия японцев линию южно-маньчжурской железной дороги и порт Инкоу, восстановив таким образом сухопутную связь Порт-Артура с Россией. Второй и третьей армии – ускоренным маршем двигаться в сторону Дагушаня, чтобы перехватить, навязать сражение и уничтожить четвертую японскую армию генерала Нодзу. Сергей Сергеевич на моем месте так бы и сделал. Не правда ли?

– Правда, – подтвердил я, – и еще ни в коем случае нельзя соглашаться на переговоры при условии хоть какого-нибудь сохранения статус-кво в Корее. Только безоговорочная капитуляция и никак иначе; а пока японцы не созрели для этого решения – давить их изо всех сил.

– Мы учтем ваше предложение, – кивнул Михаил, – а теперь Мы хотим знать, как вы предполагаете доставить нас в Санкт-Петербург. Нам кажется, что по столь официальному поводу было бы крайне неблагоразумно появляться там через портал.

– Никаких порталов, – сказал я, – все будет до предела материалистично, и в то же время достаточно быстро и футуристично. В Санкт-Петербург нас с вами доставит штурмоносец моей супруги, а тяжелый десантный челнок перевезет батальон капитана Коломийцева. Все это будет сопровождаться почетным эскортом из четырех истребителей. Подойдите к окну и убедитесь, что погрузка уже начата. С той стороны на Дворцовой площади уже готовят всю необходимую мизансцену…

Император Михаил подошел к окну и некоторое время смотрел на зависшие в воздухе истребители, на штурмоносец, с явным удовольствием наблюдая, как в недра большого десантного челнока грузятся боевые машины пехоты и амазонская кавалерия. При этом он украдкой улыбался – очевидно, предвкушая тот фурор, который произведут эти дерзкие девки в столице его родины.

– Ну что же… – сказал он, удовлетворенно вздохнув, – все правильно, а теперь давайте поскорее отправимся в дорогу. Страсть как не терпится взять кое-кого за волосатые причиндалы, намотать на кулак и поспрашивать с пристрастием.

19 (6) декабря 1904 год Р.Х., день пятнадцатый, утро. Желтое море. Западно-Корейский залив, 20 миль южнее островов Эллиота, эскадренный броненосец «Ретвизан».

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский.

Первый раз в жизни я иду в бой не по тайной горной тропе войны на невидимом фронте, а на боевом корабле, да еще броненосце начала двадцатого века. Тринадцать тысяч тонн броневой стали уверенно режут морскую воду – серую вдали и зеленоватую прямо под бортом. Свежий северный ветер гонит короткие злые волны – они бьют нас в левую скулу, но «Ретвизан» от этих шлепков даже не вздрагивает. Русская эскадра идет на решающее сражение этой войны, своего рода анти-Цусиму. Еще вчера с телеграфа Дальнего по сохранившемуся с прежних времен кабелю на японскую базу на островах Элиота была отбита короткая телеграмма: «Иду на вы. Артанский князь Серегин». Прежде чем заниматься политикой в Санкт-Петербурге и начинать переговоры о мире с японским императором, мне необходимо закончить дела здесь и опустить ниже плинтуса японский флот и лично адмирала Того – так же, как прежде была опущена их госпожа Армия.

Я же пошел на этот бой лично для подстраховки, во избежание возможных негативных нюансов. Подстраховка номер два – это Кобра, вот она стоит рядом со мной, уверенно расставив ноги в высоких шнурованных ботинках. Местные морские офицеры, особенно молодые, как правило, отличаются неумеренной склонностью к противоположному полу, но от Кобры молодых донжуанов отбрасывает не хуже, чем защитным полем. Не ней словно написано «Не тронь меня!» – вот местные повесы и обходят ее за пять метров. Вопреки общепринятому в нашем времени мнению, старших офицеров в русском императорском флоте – раз-два и обчелся. На «Ретвизане» к этой славной когорте принадлежит только командир, капитан первого ранга Эдуард Николаевич Щенснович; даже обязанности старшего офицера (заместителя того, кто «первый после Бога») исполняет лейтенант Иван Иванович Скороходов, прежде занимавший ту же должность на миноносце «Бесстрашный».

Эти молодые мальчики, большинство из которых не достигли и тридцатилетнего возраста, за последующие десять лет резко подрастут в чине и составят костяк героев Первой Мировой войны и жертв февральской и октябрьской революций. Это их будут тыкать штыками и топить с колосниками на нее анархиствующие братишки, а также по классовым показаниям расстреливать в подвалах «чрезвычаек» кровавые соратники Иудушки Мировой Революции, то есть Льва Троцкого. Помнится, когда мы чистили подсознание экс-императора Николая, злой дух в образе Троцкого бросил мне упрек, что мы воюем против народа. Отец Лжи, как всегда, неправ, потому что, несмотря на все свои сословные предрассудки, эти мальчики, без страха и упрека выходящие на бой против многократно сильнейшего врага, тоже неотъемлемая часть этого самого народа. Предрассудки-то мы из них выбьем, а вот безудержная удаль и патриотизм в них останутся. И вообще, мне крайне понравился тот образчик монархического социализма, который в мире моей супруги построил двойник нашего Михаила. Взяв все лучшее у старой Российской империи, сталинского СССР и Российской Федерации, он превратил Россию в такую страну, где приятно жить и за которую не стыдно умирать.

Вот чуть поодаль от нас, пригнувшись к изготовленному в мастерских «Неумолимого» бинокулярному прибору наведения, стоит старший артиллерийский офицер «Ретвизана» – лейтенант Михаил Алеамбров. Быть может, это будет главный бой в его жизни, который затмит и сражение в Желтом море, и участие в полугодовой обороне осажденного Порт-Артура. А там, вдали, под низким серым небом, видны дымы вражеской эскадры, принявшей вызов и вышедшей нам навстречу. Не считая всякой мелочи – семь вымпелов, три эскадренных броненосца и четыре броненосных крейсера. Худо-бедно, но по ходу войны главный ударный кулак адмирала Того уменьшился ровно наполовину. Из шести броненосцев два подорвались на русских минах у Порт-Артура еще летом, и еще один, «Микасу», прикончили мои орлы-артиллеристы, влепив навесом триалинитовый фугас в тонкую крышу носовой башни. Внутренний разрыв при картузной системе заряжания – штука смертельная и местной медициной не лечится.

В атакующей русской эскадре всего пять кораблей: четыре броненосца – «Ретвизан», «Полтава», «Победа» и «Пересвет», а также броненосный крейсер «Баян». Это детище слегка ушибленного по голове французского судостроения взяли на дело только потому, что мастерским «Неумолимого» удалось восстановить пять генераторов защитного поля вместо четырех. Теперь его роль – отвлечение на себя быстроходного крыла японской эскадры. Японские асамоиды будут забрасывать несчастный «Баян» своими шимозными снарядами, даже не осознавая, что под зонтиком защитного поля тот для них неуязвим.