А не так давно у Шахрох-шаха появился еще один соперник в борьбе за власть — Карим-хан Зенд. И он сильно отличался от многих тех, кто хотел в мутной воде выудить благородную рыбу. Этот курд через войны и союзы, уступки и умерщвления врагов в итоге собрал большую часть персидских земель, поставив Шахрох-шаха в очень неудобное положение правителя лишь Мешхеда и его окрестностей.
Междоусобные войны могли бы и продолжаться, тем более, что явные враги — османы — слишком ослаблены сами, чтобы претендовать на реванши последних войн. Не было общей идеи защиты отечества, не виделись ранее серьезными противниками соседи. Но это было раньше, теперь же каждый здравомыслящий и любящий свою Персию правитель не мог не обратить внимание на то, что на Севере повзрослел зверь, который оказывается еще более опасным, чем иные.
Мохаммад Карим-хан Зенд не стремился одаривать себя множеством титулов, он собирался править не именами, но силой и мудростью. Взяв себе только титулование Вакиль ад-Дауля [уполномоченный государства], он правил от имени Исмаила III, не забыв при этом заточить официального правителя в тюрьму [до конца своего долгого правления Карим-хан так и не захотел принять титул шах, при этом вел себя как правитель, открыл Иран для Англии, позволив торговать].
Оба правителя, и Шахрох-шах, и Карим-хан, понимали, что без объединения всего Ирана или большинства персидских земель у их родины нету будущего. Россия не станет разговаривать со слабой Персией и сделает то, что она уже проделала с кажущейся более сильной Османской империей. И поводов, чтобы ворваться в персидские дела, можно придумать огромное количество. Та же защита христиан кахетинцев и армян — чем не повод для вмешательства? Тем более, что Карим-хану стали известны письма от царя Кахетии Теймураза русской императрице о включении и его царства, и Картли в состав Северной империи. Похожие письма писали не только христианские правители, но и самопровозглашенные ханы, которые утверждают, что чтут заповеди пророка Мухаммеда.
— Я рад приветствовать тебя, правитель! — Карим-хан обозначил не слишком глубокий поклон.
— И я рад слышать тебя, Вакиль ад-Дауля! — ответил Шахрох-шах.
Правитель Мешхеда уже смирился с тем, что он слепой, но из уст так и рвалось «видеть». В этот момент Шахрох-шах, еще молодой парень, ощутил свою беспомощность, и ему захотелось жалости. Встряхнув головой, шах прогнал накатывающуюся слабость и постарался сохранить лицо в важнейших переговорах.
Вместе с тем уже приветствие расставило все по своим местам, Карим-хан назвал Шахроха правителем, а внук Надир-шаха назвал Карима уполномоченным государства. После обоюдного признания оставались лишь формальности, чтобы объявить о единой Персии и о возрождении государства.
Еще до приезда Карим-хана в Мешхед все условия объединения усилий по собиранию отторгнутых персидских земель были оговорены, и приняты принципиальные решения. Фактический правитель Ирана умертвил того, от имени которого он ранее правил. Исмаил III был задушен в своей камере.
По соглашению Карим-хан при официальном правителе Шахрох-шахе так и будет титуловаться Вакиль ад-Дауля, лишь незначительно уменьшатся его возможности для принятия решений. Так вопросы войны и мира решает Шахрох-шах, но только по согласованию со своим, в сущности, главным министром. Реформы так же обсуждаются на Совете двух правителей. Но оперативные решения все остаются в руках Карим-хана, Шахрох ставит только общие задачи.
И одной из первых задач, которая и подвигла двух соперников смирить гордыню и договориться, стало противостояние с Россией и недопущение ее влияния на земли, которые оба правителя считали исконно персидскими.
— Мой господин, — без подобострастия, но с уважением обратился Карим-хан к своему правителю, — Вы останетесь в Мешхеде?
Вопрос был задан таким тоном, что еще малоопытный молодой шах механически ответил «Да». Именно такого ответа и ожидал Карим-хан. Он не сильно-то и желал, чтобы юноша Шахрох стал сильно влиять на политику. А вот то, что внук великого предка может стать неким стягом, под которым соберутся многие удельные князьки, было хорошо для всех.
— Странно получается, — разговаривал сам с собой Карим-хан, когда уже устремился от Мешхеда и афганской границы на Запад. — Оба правителя и Шахрох, и Петр внуки своих великих предков, оба несколько ограничены во власти. Кто тогда мой соперник? Русский канцлер?
Москва.
16 ноября 1751 года.
Проявляя себя как заботливый племянник, желающий тетушке только добра, ну, и как наследник, чтящий сложившиеся традиции, я приехал в Москву.
Тетушка ранее два раза на год ездила в Первопрестольную, порой и чаще, но на день своей коронации была в Москве обязательно. В этом году, по понятным причинам, у нее не получалось лично приехать, и сесть на трон в Кремле в полном уединении, и поразмыслить о себе и о России. Не выйдет этого и далее, так как жить оставалось Елизавете недолго. Недавно новая напасть приключилась с уже обездвиженной императрицей: желчные камни начали движение, и вновь ее спас Кашин.
Все! Я уже его отлучаю от Елизаветы, чтобы меньше спасал, а то я был близок к тому, чтобы что-нибудь подмешать в питье или еду для скорейшей… Но тогда этот гений медицины первым мог бы заподозрить неладное, а он мне нужен, такими людьми не разбрасываются.
Кашин будет заниматься прививками. Полтора месяца назад были проведены опыты по взятию язвенных оспин с тела молодого бычка. Сразу двадцать осужденных каторжников были заражены болезнью, которая протекала с лишь чуть повышенной температурой и поносом. Впрочем, последнее могло быть следствием переедания, так как подопытных кормили всем по их желанию большими порциями. Ни одного случая осложнения не выявлено, что вселяло надежду на то, что побороть, пожалуй, самую страшную болезнь XVIII века нам удастся.
Следующим этапом в эксперементах с прививанием стало то, что каторжан заставили контактировать с людьми, зараженными оспой, да с теми, у кого болезнь была на стадии самой опасной при заражении. Таких смертников нашли и привезли в Петербург под охраной. Из двадцати подопытных четверо заболели, но пережили болезнь. Да и назвать это, чаще недомогание, черной оспой язык не поворачивался, только что жар продержался два дня. Однако последнее не понравилось Кашину, и он затребовал новых испытуемых уже в количестве ста человек. Результаты обещал предоставить через два месяца.
Я убедительно попросил Антона Ивановича так, чтобы и мысли не было отказываться, чтобы он уже сейчас, самолично, занимался подготовкой помещений, персонала, инструмента и всего необходимого для массовой вариоляции. В этом мире такое название вряд ли приживется, так как Россия должна быть первой, и английские слова необязательно приживутся. Но у себя в мыслях я именно так и называл то, что мы запланировали.
Кашин через месяц покинет должность главного медикуса императрицы, на это место будет назначен Павел Захарович Кондоиди. Хороший, и даже талантливый, по нынешним временам, доктор, но он не был знаком с «тайными знаниями Ломоносова». А то, что мне все больше надоедает быть «Высочеством», а уже нужно стать «Величеством», побуждает производить подобные рокировки. Да и Кандоиди может и не понять, что к Елизавете применили какое-либо средство для ускорения встречи с Архангелом Гавриилом. Это Кашин знал о состоянии Елизаветы больше, чем она могла бы сама о себе знать, будь даже императрица в здравом рассудке.
Просто приехать в древнюю столицу и только «работать лицом» было бы неправильно. Нужно решать и ряд задач. Одна из них — новые торцевые дороги. В Москве уже начали мостить дороги брусками из сосны. Короткие пеньки втрамбовали в землю, а в промежутки между ними заливали смолу и глину. При тряске в карете, такой тип дорог был более выгоден. Пусть дерево и менее долговечно, чем булыжник, но его на Руси все еще много, заменить не составит труда. Тем более, что большинство дорог были и так мощены досками, а тут более совершенный вариант. Такие дороги в Российской империи были, я это знал, но несколько позже, чем то время, жить в котором мне довелось. Насколько позже? Вот тут затруднялся ответить, но явно перед автомобильной эрой [торцевые дороги получили распространение в первой четверти XIX в., даже французы после перенимали русский опыт].
Еще одним мероприятием, которое начало воплощаться в жизнь в Москве, когда я менее полугода был ее градоначальником, была булыжная мостовая на Красной площади. Из послезнания я был уверен, что главная некогда площадь страны до середины восемнадцатого века уже была мощеной, но нет, повсеместно лежали доски. Настолько это было непривычным и бросалось мне в глаза, что я распорядился в кротчайшие сроки замостить площадь и сделать это показательно. Премия ускорила процессы. И уже сейчас я мог пройтись по весьма похожей на ту Красную площадь, что ранее была в будущем.
И последнее прогрессорство, которое будет открыто в Первопрестольной, правда, чуть позже, так как только идут работы, — это железная дорога по центральным улицам, где планируется пустить конку.
Опыт возведения железнодорожного полотна на Урале показал себя с наилучшей стороны. Сообщения между заводскими цехами и сооружениями, складами, жилыми кварталами стало в разы лучше и быстрее. От варианта с деревянными рельсами, лишь обшитыми железом, отказались, сразу стали укладывать цельнометаллические. Это оказывалось дороже, но железо было, а перспектива более быстрой доставки грузов прибавляла энтузиазма выгодополучателем, прежде всего Никите Демидову и компании.
Еще одним важнейшим направлением в строительстве железных дорог, которое, по моему мнению, нужно еще быстрее решать, чем с дорогой Москва-Петербург, было соединение металлопроизводственных предприятий с залежами угля.
Еще в прошлой жизни я был уверен, что на качественный рывок Англии в деле промышленной революции, повлияли три фактора, если убрать за скобки менталитет и производственную культуру.