Создание остановилось напротив Виктории. Его огромный спиралевидный, дивной красоты рог напоминал грозное оружие. И все же Виктория не чувствовала страха. Ей казалось, что она встретилась со старым другом. Девочке так хотелось погладить его по шелковистой и блестящей шерстке, провести пальцами по серебристой гриве… но ей не оставалось ничего, кроме как выдержать взгляд темных глаз, в которых отражалась она сама.
И тогда Виктория узнала ее.
– Луннарис, – прошептала девочка.
Животное наклонило голову и опустило веки в знак согласия. Сглотнув, Виктория приблизилась к прекрасному созданию и провела руками по длинной и стройной шее единорога. Животное даже не пошевелилось.
– Мне понадобилось столько времени, чтобы найти тебя… Почему? – спросила ее Виктория. – Луннарис, я искала тебя на пяти континентах, звала тебя в своих сновидениях, кричала твое имя звездам. Но ты не откликалась.
Единорог ничего не ответил, лишь опустил голову и потерся о девочку головой, стараясь ее утешить.
– Знаешь, Шейл ведь любил тебя, – сказала Виктория с полными слез глазами. – Он спас тебе жизнь, а свою полностью посвятил поиску тебя, чтобы спасти тебя еще раз. Почему ты покинула его? Почему дала ему умереть?
Луннарис медленно отодвинулась от девочки и снова посмотрела ей в глаза. Виктория увидела в них – в двух глубоких океанах, полных бесконечной красоты и древней мудрости – свое отражение. Но девочка не поняла, что ей пытался сказать единорог.
Вдали раздался шум, похожий на звук только что открывшейся двери. Луннарис повернула голову с такой легкостью, что ей позавидовал бы даже самый грациозный олененок, и, насторожившись, подняла уши.
– Нет, – просила ее Виктория, – не уходи. Пожалуйста, останься.
Но вскоре лес озарил свет, и Луннарис снова повернулась к Виктории, чтобы в последний раз посмотреть ей в глаза. Ее образ вдруг начал размываться и исчезать в утреннем свете.
– Луннарис! – позвала ее Виктория.
– Лунн… – бормотала она, поворачиваясь спиной к окну и укутываясь с головой в одеяло.
– Вставай, соня, – прозвучал голос ее бабушки. – Ты знаешь, который час? Уже за полдень.
Виктория открыла глаза и заморгала под дневным светом.
– Полдень? – в растерянности повторила она. – Почему… Почему не прозвонил будильник?
– Потому что сегодня суббота, и ты его не завела. Или ты хотела куда-то сегодня пойти? Потому что, если это так, то тебе придется поменять планы.
– Почему? – спросила Виктория, пытаясь привести мысли в порядок.
Ее бабушка стояла рядом с окном и с задумчивым выражением лица смотрела через стекло.
– Потому что на улице льет как из ведра, детка. Смотри, какая сегодня плохая погода.
Виктория повернула голову. И правда: в небе висели тяжелые серые облака, и сильный дождь огромными частыми каплями стучал по крыше особняка.
– Мне все равно, – сказала девочка. – Я не собиралась никуда идти.
Бабушка обернулась и широко улыбнулась Виктории. Но вскоре улыбка словно застыла на ее лице, и она замерла, пристально и серьезно глядя на девочку. Виктории показалось, что бабушка побледнела.
– Бабушка? – неуверенно спросила она. – Что с тобой?
Аллегра вернулась на землю.
– Ничего, детка, – улыбнулась женщина, но Виктории показалось, что улыбалась она неискренне. – Просто мне показалось, что сегодня ты… какая-то не такая, как обычно.
– Не такая, как обычно? Что ты имеешь в виду?
– Не обращай внимания, детка, глупости это все, – закончила она, закрыв тему. – Даю тебе еще пару минут. Но только не засыпай снова, хорошо? Уже очень поздно.
– Не переживай, бабушка, я недолго, – ответила Виктория, все еще взволнованная.
Бабушка вышла из комнаты и закрыла за собой дверь. Виктория отвернулась и сделала глубокий вдох, пытаясь привести в порядок воспоминания. Ее правая рука лежала на подушке. И тут девочка увидела, что на безымянном пальце у нее сверкал, тревожный и загадочный, Шискатчегг, или Глаз Змеи.
– Значит, мне это все не приснилось, – прошептала она, вспоминая свою встречу с Кирташем, их беседу, и все то, что произошло потом…
Тогда Виктория вспомнила о Луннарис. Она пришла к девочке во сне. Виктория догадалась, что это и был второй подарок, о котором ей говорил Кристиан. Шек проник ей в сознание, чтобы помочь ей вспомнить свою встречу с Луннарис, и у него с легкостью это получилось. Виктория спрашивала себя, а действительно ли она увидела единорога при таких обстоятельствах, произошла ли их встреча на самом деле, и если да, то почему же она ее забыла? В любом случае, сейчас она понимала, почему Кристиан даже не пытался использовать ее как подсказку на пути к Луннарис. Если у Виктории не было других воспоминаний о ней, то от этих толку было немного.
Но сновидение завораживало. Луннарис – невероятной красоты создание, излучающее магию, и Виктория наконец поняла, почему Шейл был так помешан на ней. И тогда у Виктории возник новый вопрос: почему же она до этой ночи не могла вспомнить единорога?
Девочка приподнялась. Ее кровать стояла у стены прямо под окном, и Виктория, все еще сидя на одеяле и облокотившись на подоконник, любовалась дождем, падавшим на сад. В сером свете дня смотровая площадка выглядела грустно и одиноко, и Виктория вспомнила о Кристиане. Она скучала по нему.
Воспоминания о юноше почему-то заставили ее вспомнить и о Джеке, который остался в Лимбаде, восстанавливаясь после ранения. Прошлой ночью она не навестила его, хотя мальчик, без сомнений, с нетерпением ждал ее визита. Виктория улыбнулась и заметила, как при одной лишь мысли о нем ее сердце наполнилось приятным теплом. В первый раз она не почувствовала себя неловко, возможно, благодаря сказанным ей Кристианом словам: «Чувства свободны, они не подчиняются ни правилам, ни законам». Виктория хорошо их помнила. Она начинала понимать, что влюблена одновременно в двоих, и глубоко вздохнула. Хорошо, она могла смириться с этим и спокойно жить дальше.
Проблема заключалась в другом. Дело в том, что эти двое страстно желают убить друг друга. Виктория знала, что не могла предотвратить их столкновение, и, каким бы ни был результат, она в любом случае будет страдать.
Стараясь отогнать от себя эти мысли, она посмотрела на часы: уже десять минут первого. Виктория решила спуститься вниз позавтракать, а затем отправиться в Лимбад навестить Джека.
Перед тем как встать с кровати, она с задумчивым видом посмотрела на маленький кристалл Шискатчегга. Сейчас он светился темно-зеленым цветом и загадочно сверкал. Он все еще вызывал в ней странное смущение, но Виктория уже начинала привыкать к нему. Кончиком пальца она нежно провела по камню, и тот сменил цвет на темно-бордовый. Виктория улыбнулась и с бесконечной нежностью поцеловала кольцо.
– Для тебя, Кристиан, – прошептала она. – Я люблю тебя.
«Но, – про себя подумала она, – если ты причинишь Джеку вред, я убью тебя».
Все еще улыбаясь, она встала, накинула халат и спустилась на завтрак.
В другой части света Кристиан неожиданно вздрогнул и тут же улыбнулся.
Он выглядывал с террасы своего дома – пентхауса, откуда открывался вид на Нью-Йорк. Квартира была небольшой; мебели, за исключением самых необходимых предметов, в ней почти не было, но Кристиану хватало. Он не проводил там много времени, да и, по правде говоря, не очень-то был рад гостям.
Потому, когда он вдруг почувствовал за своей спиной дурманящий аромат лилий, то даже не посчитал нужным оборачиваться.
Герда тут же поняла, что она – не слишком желанная гостья в этом доме.
– Кирташ, – не придавая этому никакого значения, бархатным голоском произнесла она.
– Что тебе нужно? – спросил он, не поднимая голоса, но таким леденящим тоном, что фея вздрогнула.
– Меня отправил наш господин, Ашран. Он желает видеть тебя.
По ее интонации Кристиан сразу догадался, что дела у него шли из рук вон плохо.
– Передай ему, что я незамедлительно предстану перед ним, – тем не менее проговорил он.
Юноша заметил, что соблазнительная аура Герды еще приблизилась к нему, потому нисколько не удивился, когда она нежно пропела ему почти на самое ухо:
– У тебя большие неприятности.
Кристиан молниеносно развернулся, схватил ее за кисти рук и прижал к стене.
– Ты не знаешь, с кем разговариваешь, – прошипел он, глядя ей в глаза.
Съежившись, Герда отвела взгляд в сторону: ее пугала сила шека. Тем не менее на лице девушки появилась привлекательная улыбка.
– Мы все еще можем это исправить, Кирташ, – тихо сказала она, нежно прижавшись к юноше. Кристиан почувствовал сбивающее с толку тепло ее тела, просачивающееся даже сквозь ее одежду, сшитую из легких, воздушных тканей. – Ашран знает о том, что ты сделал, но еще не слишком поздно. Убей ее и останься со мной. Ты знаешь, что между тобой и Империей Идуна стоит только она одна. Иди же и убей девчонку. И принеси Ашрану ее голову. Тогда он простит тебя.
Кристиан прищурился. Черные глаза Герды были полны обещаний. Но шек холодно ей ответил:
– Не провоцируй меня, Герда. Чувствую, что с каждой проведенной тобой на Земле секундой ты становишься слабее. Ты мечтаешь вернуться как можно скорее в твой лес. Дым, сталь и цемент большого города плохо сказываются на твоей феерической ауре. Я бы мог оставить тебя прямо здесь, в этом самом месте – парализованной, – и, сидеть, спокойно наблюдая, как ты постепенно утрачиваешь свои жизненные силы. Без угрызений совести. Я бы даже, скорее всего, от всей души насладился зрелищем.
В глазах Герды сверкнула ярость. Она резко отстранилась от Кристиана. Он же, в свою очередь, не мог не заметить, что ее взгляд неосознанно устремился в сторону Центрального парка – зеленого легкого города, начинавшегося всего в нескольких улицах от дома. Он был для Герды единственным оазисом на много километров вокруг, где она могла укрыться. Голос фейри, тем не менее, не выдал бурлившей внутри нее злости, и она сказала: