Моя потребность в ней больше, чем я мог себе представить. Больше, чем позволял себе представить за три прошедших года. Больше, чем я и так знал. Я ступил на эту тропу и не смогу свернуть, пока не пройду по ней до конца. Каким он будет, я не знаю, но это нихрена не меняет, я все равно не смогу свернуть и не буду пытаться. Только не в этот раз.
– Я уезжаю, – говорю Сане, не дожидаясь его ответа.
– Спасибо, что предупредил, – слышу его ворчание.
Серый дневной свет – отличное оформление моего супердерьмового утра.
Я не привык, чтобы люди от меня шарахались, но именно это происходит, когда обгоняю пару подростков на выходе из парка.
Дойдя до машины, выезжаю с парковки, не прогреваясь и не пристегиваясь. Под термобельем я разогрет достаточно, чтобы на холод можно было забить. Больше всего на свете я не хочу опоздать, иначе мне придется провести эти выходные с колом в заднице. Я знаю, что у нее не так много вариантов с кем провести выходные за городом, и я не уверен в том, что не натворю какой-нибудь херни.
Двор Олиной многоэтажки забит машинами абсолютно всегда, поэтому даже не пытаюсь искать себе место. Паркуюсь на задней стоянке и трусцой направляюсь к подъезду, успевая схватить дверную ручку за секунду до того, как она закроется за каким-то мужиком.
Я никогда не был внутри. Квартира досталась моей бывшей жене от родителей, большую часть нашей совместной жизни там жила ее бабушка.
Мой попутчик в лифте смотрит достаточно внимательно, чтобы я мог понять – меня узнали.
Выйдя на шестом, не с первого раза нахожу квартиру, которая мне нужна, потому что сворачиваю не в ту сторону, но когда нахожу, вижу, что дверь приоткрыта, что не совсем, твою мать, нормально, учитывая то, что все люди совсем не братья.
На входе коридор со шкафом и круглым зеркалом, которое заполняется моим отражением. Здесь не тесно, но просторной эту жилплощадь тоже не назовешь.
Осматриваюсь, прикрывая за собой дверь. На тумбочке лежит женская шуба какого-то ядовито-фиолетового цвета. Пахнет духами. Я совершенно незваный гость, но голос сына где-то в квартире быстро избавляет от угрызений совести. Изучаю детали вокруг себя, включая узоры на обоях и потолочную подсветку. Я знаю, что в коридоре совсем недавно был ремонт, и все здесь новое.
– Камень… ножницы… бумага…
Тихий женский смех сопровождает слова Мишани.
Шипы кроссовок клацают по полу, напоминая о том, что нужно разуться. Сбросив кроссовки, иду на звуки приглушенных голосов, которые приводят на кухню.
В компании форматной блондинки, которую я уже видел раньше, Миша сидит за столом, очевидно, находясь в процессе обеда. В его левой руке ложка, в правой кусок хлеба, на столе перед ним тарелка супа. На щуплых плечах майка без рукавов, на ногах пижамные штаны.
– Пап! – слетает со стула, когда видит меня в дверном проеме.
Блондинка, кажется, Маша, выгибает брови в ироничном удивлении. Осматривает беговые лосины под спортивными шортами, в которые я одет.
– В здоровом теле здоровый дух? – замечает с усмешкой.
– Где Оля? – спрашиваю, не расположенный к дружеским беседам.
– Собирает вещи, – отвечает она.
– Я собрал лего! – Мишаня дергает меня за куртку, почти выпрыгивая из пижамы. – Пошли, покажу!
Треплю его волосы, опустив глаза.
– Мне нужно поговорить с мамой.
– Мам! – орет сын, вылетая из кухни.
Его пятки топочут по полу, и я трогаюсь следом.
Толкнув дверь комнаты дальше по коридору, врывается в нее ураганом. Это детская, и когда я захожу следом, вижу Олю перед открытым шкафом с одеждой сына в руках.
– Папа пришел, – объявляет он, с разбега запрыгивая на свою кровать.
Я смотрю на его мать, остановившись в дверях. В ее глаза, которые выглядят удивленными всего секунду. Осматривают меня с головы до ног. Врезаются в мои. Ее глаза серые, но я никогда не считал их обычными. Я никогда не считал обычной ее саму. И если я не ревновал, то только потому, что знал – она принадлежит мне.
На ней узкие джинсы и футболка. Волосы собраны в хвост на макушке.
Если я не смогу дотронуться до нее снова, буду охуенно несчастен.
– Надо поговорить… – не отрываю глаз от ее лица.
Облизнув губы, она смотрит на Мишу. Смотрит на меня. Я вижу напряжение в ее теле. Мы оба знаем, как его снять. Это всегда получалось у нас на пятерку, но никогда в жизни она так не сопротивлялась этому, как теперь.
– Мишань, – ее голос немного хриплый. – Ты поел?
– Не хочу…
– Иди доешь, – велю сыну. – Потом покажешь мне лего.
– Ладно.
Скатившись с кровати, он испаряется из комнаты, и я прикрываю за ним дверь.
Я потный, и дико хочу в душ. Если мой врач узнает о сегодняшнем забеге, не погладит по головке. Скорее всего, он бы захотел дать мне по башке кирпичом, но это лучше, чем таскать в теле напряжение, от которого оно, твою мать, вибрирует.
Оля сверлит меня глазами, не издавая ни звука и не двигаясь с места. Я вижу следы усталости на ее лице. Легкие тени под глазами и бледность на щеках. Чем больше я смотрю, тем сильнее мне хочется до нее дотронуться. Теперь я знаю наверняка, что она тоже этого хочет.
– Мы не закончили разговор, – говорю ей. – Мы можем либо продолжить, либо нет, но уверен, ты понимаешь, что лучше нам продолжить. Ты знаешь, где меня найти. Я весь в твоем распоряжении. Сегодня и вообще.
Опустив подбородок, она молчит, но этого молчания мне достаточно, чтобы быть уверенным – мои слова уже в ее голове.
Развернувшись, выхожу из комнаты. Полчаса спустя я покидаю ее квартиру с полным ощущением того, что это будет самый долгий день в моей жизни.
Я опять собираюсь подвинуть ее “планы”. Позволить мне или нет – решать ей.
Глава 29
Наши дни
Оля
Звуки, запахи, даже свет, кажутся мне шершавыми. Скребущими по нервам.
Тру пальцами висок, чтобы избавиться от пульсации под кожей. Эта боль всегда там, где Чернышов, каждый раз, когда он приходит в мою голову. Мне хочется стукнуться затылком о подголовник сиденья и выгнать из мыслей свои сомнения.
Я не могу сосредоточиться. Ни на сыне, который сыпет вопросами с заднего сиденья, ни на Маше, которая ведет машину, ни на сообщении, которое получила от Камиля.
Он ждет нас за городом в компании своих друзей, чтобы вместе провести выходные. Отличные выходные на свежем воздухе в компании прекрасных людей. В качестве попытки сближения, которая нам просто необходима. В качестве попытки разбавить осадок от нашего неудачного секса чем-то приятным и попробовать еще раз. Это понимаю я, и это понимает Камиль. Он спрашивает, где мы находимся, но я не могу ответить, потому что не знаю. Пейзажи за окном для меня все одинаковые. Я не различаю даже названий на указателях, для этого мне нужно унять эту проклятую боль в виске.
В моей голове опять третий лишний. Я не знаю, когда это произошло. Когда он снова угнездился там, бросив в качестве якоря булыжник? Два дня назад? Неделю? Месяц?
Мише достаточно провести полчаса в компании своего отца, чтобы захлебываться впечатлениями неделю. Им хорошо вместе. Потому что он тоже хотел этого ребенка. Потому что я никогда не хотела своему сыну другого отца. Несмотря ни на что, это мог быть только он.
Я ненавижу его…
Ненавижу!
– Я забыла… – прочищаю горло, в котором саднит. – Забыла кое-что… – говорю, не глядя на Машу.
– М-м-м? – она убавляет громкость на магнитоле.
– Я кое-что забыла… – повторяю сипло.
– Где?
– В городе…
Посмотрев на нее, вижу удивленно выгнутые брови, которые через секунду возвращаются на место. Вглядевшись в мое лицо, она пару раз моргает, после чего откашливается:
– Эм… хочешь вернуться в город?
– Да…
Я предложила ей поехать с нами. Вытащила ее из дома, пообещав отличный уик-энд. Я дерьмовая подруга. Очень дерьмовая. Я пытаюсь извиниться за это глазами, и ими же умоляю ее ни о чем меня не спрашивать. Ей и не нужно. Она и так все понимает.
– Кхм… – следит за дорогой. – Ладно…
– Ты можешь присмотреть за Мишей? – прошу ее со стыдом. – Это ненадолго…
– За мной? – подает он голос.
– Это ненадолго… – пытаюсь сгладить свое ужасное поведение.
– Оля, – цокает Машка. – Прекрати, – говорит обвинительно. – Конечно, присмотрю. Пошли в кино, на мультики, а, Мишань? – смотрит на него через зеркало.
– В кино? – встрепенувшись, он вытягивает шею в своем комбинезоне. – С тобой?
– Да, – хитро улыбается она.
– Мам, мы с Машей пойдем в кино, – извещает сын.
– Хорошо… – растроганно смотрю на свои колени.
Пока Маша разворачивает машину, пытаюсь взять себя в руки. Пытаюсь вколотить в свою голову, что все беды последних недель моей жизни случались оттого, что я перестала думать перед тем, как что-то сделать. Но если я не сделаю этого сейчас, не сделаю никогда.
Я его ненавижу. И я хочу, чтобы он об этом знал.
Это желание становится упрямее с каждым километром, который приближает нас к городу. В виске больше не стучит, эту назойливую боль сменяет настойчивый стук моего сердца, будто это и было лекарством, которое я искала последние четыре года – сказать о том, что я все знаю и увидеть в его глазах то, что так боялась увидеть тогда.
Вину? Раскаяние? Боль?
Если бы я знала ответ заранее, мне не было бы так страшно тогда, четыре года назад!
– Куда тебя отвезти?
Очевидно, вокруг меня сгусток колючего воздуха, поэтому Машкин вопрос звучит особенно беспечно, когда она пытается разрядить эту колющую обстановку.
– Высади меня на проспекте, – достаю из кармана куртки перчатки и надеваю их еще до того, как мы въезжаем в город.
Будто мне не терпится выбраться из салона, и это действительно так.
Когда задний бампер синего “бмв” вливается в поток машин, оставив меня на тротуаре, перевожу глаза на элитную высотку, верхние этажи которой возвышаются над историческими зданиями центра.
Он ушел из моего дома почти четыре часа назад, провозившись с Мишей и его лего какое-то время. Простые вещи, которые когда-то казались новогодними подарками, теперь он раздает без усилий и проблем. Будто в его жизни нет ничего более важного, чем наш сын и его лего. Вот что он демонстрирует мне на протяжении последних недель.