– Погаси.
Приближаюсь к окну, которое смотрит на лес, и за ним абсолютная темнота.
– Мы собираемся спать? – интересуется.
– Нет, – разворачиваюсь.
Положив на пояс руки, смотрит на меня с легким удивлением, но не более. Будто любая чушь, которая может прийти мне в голову, его не пугает.
Скрестив внизу руки, стаскиваю с себя толстовку, оставаясь в эластичном спортивном лифчике.
– Выключи, – отбрасываю худи в сторону. – И иди ко мне…
Его глаза опускаются на мою грудь, осматривают живот, ноги, одетые в узкие джинсы. Достаточно откровенно и заинтересованно в происходящем, чтобы придать мне уверенности во всех своих женских началах и придурях.
Облизываю губы, глядя в его глаза.
Через секунду свет гаснет, и мы остаемся в полной темноте.
Я почти не вижу его силуэт. Мне нужно время, чтобы привыкнуть к этому мраку. В примитивном азарте пячусь к стене, когда раздается скрип пола и большая тень начинает приближаться.
Я не вижу его, но чувствую…
Тепло от его тела, дыхание рядом с ухом, когда упирается в стену руками, окружив меня собой.
– Это какая-то разработка семейных психологов? – спрашивает хрипловато.
– Нет, это чтобы лучше тебя чувствовать.
– Мы могли просто завязать тебе глаза…
– Заткнись…
Тихий смешок, после чего он делает то, о чем я попросила.
Пальцы чешутся от желания до него дотронуться, но я считаю до десяти и жду, пока его дыхание станет “сосредоточенным”.
Он дышит размеренно, а темнота завязывается вокруг нас в вакуум, и от этого на моей коже проступают мурашки.
Подняв руки, пробираюсь ладонями под его толстовку и кладу на твердый плоский живот. Он вздрагивает, а Чернышов переминается с ноги на ногу.
Глажу его грудь, пальцем прочерчивая линию между грудных мышц и вызывая на его коже ответные мурашки.
До пульсации между ног жажду потрогать его внизу, но я знаю, как он этого хочет, поэтому не делаю. Стягиваю с него толстовку. Руслан поднимает руки и опять упирается ими в стену.
Прижимаюсь носом к его груди и вдыхаю запах тела, на котором за день его скопилось достаточно. Настоящего. Терпкого. Дразнящего меня до самых внутренностей. Лизнув кожу, пробую ее на вкус. Пальцами оставляю легкие борозды на его спине и внутренне стону от того, как сбивается его дыхание.
Кладу его руку себе на грудь.
Руслан сжимает ее через лифчик в ту же секунду, как касается. Раскрытыми губами прикасается к моей шее, но оставляет между нами расстояние, нужное для этой игры. Потому что понимает, чего я от него хочу.
Трогает.
Губами трогает шею, дергает лифчик вверх и выпускает мою грудь. Взвешивает в ладони, обводя пальцем сосок.
Выдыхаю с тихим стоном.
Чтобы не реагировать так, мне нужен кляп.
Я слишком чувствую. Слишком хорошо. Как его рука ползет по животу вниз. Расстегивает пуговицу на джинсах. Как ловкие пальцы проталкиваются внутрь, пробравшись под белье.
– М-м-м… – успеваю выдохнуть, перед тем, как его губы накрывают мои.
Впиваюсь пальцами в его лопатки, вставая на носочки и жмуря глаза.
Его поцелуй смешан с тихим стоном, когда пальцами окунается между моих складок.
Дрожу, толкаясь бедрами навстречу.
Ловлю его язык своим ртом и кусаю, на что получаю тихое шипение и рывок его головы.
Замираем, тяжело дыша в темноте.
Он бросается вперед, снова вторгаясь в мой рот языком, только на этот раз загоняет в меня палец, давя большим на искрящийся пучок нервных окончаний.
В ответ со вскриком накрываю ладонью его ширинку.
Живот сводит в спазме, и я сжимаю его эрекцию с силой, от которой он сам стонет.
Несмотря на дрожь и нетерпение своего тела, которое я чувствую в каждом пучке его энергии, он будто назло нам обоим продлевает эту прелюдию…
Тягуче сосет кожу на моей шее, гладит языком, вбирает в рот сосок, снова накрывает губы. Я тоже целую. Кусаю колючий подбородок. Бесконечно долго трогаю горячую кожу, дразню зубами и языком, царапаю голую грудь своими сосками, когда прижимаю к себе всем телом…
Мы в испарине оба, и оба на грани, и я не знаю, кто победитель, потому что на кровати Руслан ставит меня на четвереньки и трахает, сняв до колен мои джинсы и чуть приспустив свои.
Глава 59
Наши дни. Руслан
– Вам подлить вина? – официант вместе с бутылкой склоняется к моему уху.
– Да, спасибо, – стучу пальцами по белой скатерти, бросая взгляд на другой конец стола.
Я мог бы ослепнуть, так хороша сидящая в центре именинница. Потягивая вино, я занимаюсь тупо тем, что рассматриваю вырез ее платья, миксуя это занятие с участием в общей беседе.
На Оле нечто обтягивающее и черное. Платье, которое обрисовывает каждый контур ее тела. Все это дополняется ювелирным гарнитуром, который сегодня утром вручил ей Боря вместе с цветами. Я не видел ее реакции. Я и раньше дарил ей украшения, просто они были не такого размаха, и мне почти не приходилось видеть, чтобы она их надевала.
Сегодняшний день – исключение из этого правила. На ней полный комплект. Серьги, кулон, кольцо и браслет. Камни искрятся, как фонари. Красиво. Идеально. То, что нужно.
Ловлю ее взгляд на своем лице и подношу к губам бокал.
Последний час больше всего на свете я хочу до нее дотронуться. Провести ладонью по гладкой ткани этого платья и почувствовать каждый изгиб. С тупым упоением я варюсь в мысли, что моя женщина потрясающая. Внутри этой мысли гарцует другая. О том, что когда-то я перестал давать ей это понять. Это непростительно. Но она простила. Потому что слишком меня любит. Я люблю ее. Так сильно, что впервые за хренову кучу лет чувствую себя полноценным.
Мы приехали отдельно. Будто кому-то из присутствующих может быть непонятно, какого хрена я делаю за этим столом. Назвать меня случайным гостем при любом раскладе можно с большой натяжкой.
Ее двоюродная племянница Ангелина того же мнения. От ее любопытных взглядов на моей роже уже не осталось живого места. Как и от взглядов моего шурина. Романов вместе с женой сидит напротив. Люба в основном молчит, но она умеет разговаривать, насколько я знаю. Очевидно, ее очень смущает внимание моей тещи. Та глаз с нее не сводит, ну а Саня сегодня подрабатывает клоуном. Травит байки о своих студентах, обходя вниманием то, что его жена до недавнего времени тоже была его студенткой.
Помимо них, меня и Оли, за столом присутствует ее подруга Маша, отец, новоиспеченный муж Ангелины и мой сын. На Мишане черный костюм с бабочкой, в руках мой телефон с запущенной на нем игрушкой. Болтая ногами, он зависает в ней на соседнем от меня стуле.
Подарочные цветы разместили на подоконнике. Среди них есть розы, я не сомневаюсь – выбор родителей. Вообще-то, розы Оля не любит. У ее бабушки был розарий, и внучку она впрягала в процесс ухода за ними на добровольно-принудительной основе. Примерно с апреля по ноябрь Оля ходила с расцарапанными руками. Я бы сказал, что розы она ненавидит, и, скорее всего, этот букет здесь забудет, потому что дотрагиваться до них она тоже ненавидит.
Допускаю, что ее родители могли забыть об этом нюансе, но с большой вероятностью предполагаю, что на эту “придурь” им просто класть.
Ее глаза перемещаются с Миши на меня.
Я кожей чувствую ее мысли.
Я и сам хочу того же – поцеловать ее впервые за три дня. Я был на мастер-классе в соседнем королевстве. Однодневная поездка растянулась на два дня, потому что Боря пробил колесо, и заменить его в чужом городе в пик ротации сезонной резины оказалось настоящим геморроем.
– Так вот, заведующий кафедрой до сих пор спрашивает, как у нее дела… – Ангелина машет бокалом в сторону именинницы. – Ну и еще пара преподавателей тоже. В общем, Олю Любимову у нас помнят! За мою любимую тетушку… – предлагает тост.
Насколько я понял, Ангелина недавно окончила тот же факультет, что и Оля, только осталась в аспирантуре. То, чего моя жена в свое время позволить себе не смогла, потому что выбрала материнство и меня.
– Спасибо… – улыбается знаменитая Любимова.
После развода она вернула свою фамилию. Увесистый тумак в мою сторону, который я когда-то оценил.
– Вас там тоже помнят, – смущается ее племянница, переводя разговор на меня. – Вы там, кхм… на доске почета, как университетское достояние…
– Можно на “ты”, – улыбаюсь кривовато.
– Не зазвездись, – фыркает Саня.
– Постараюсь.
Я не хочу стягивать на себя внимание, но это все равно случается. Неизбежно, как всегда. Обычно всем интересно послушать мое мнение по-любому, даже самому тупому вопросу, будто я оракул или кандидат в выдающиеся мыслители. Разговор вертится вокруг вышедшего на этой неделе телевизионного ролика моего общения с жалобщиками. На эту тему откликается даже Мишаня. Сын суперрадостно развешивает уши, выныривая из телефона, но моя теща решает разбавить неформальную приятную обстановку ложкой фирменного дегтя.
– Разве у нас к людям кто-то прислушивается? – вклинивается в разговор. – Вот, например, тот случай с общежитием. Люди бастовали против сноса, и что? Кому до них дело?
Судя по всему, вопрос адресован мне, хотя смотрит она в сторону.
– Станет гораздо хуже, – объясняю. – Когда этих людей спасатели будут доставать из-под завалов, потому что аварийное здание рухнуло.
– Сорок лет простояло и еще простоит, – парирует она.
Все это я уже слышал.
От разных людей и в разной форме. Выслушивать это сейчас —абсолютная херня, но выбора у меня, судя по всему, нет.
– Брать на себя такие риски я не хочу, – отвечаю.
Оля поджимает губы, глядя в свой бокал, остальные тактично молчат. Моя теща не считает тему закрытой, поэтому продолжает:
– А людям куда идти? Там ведь “незащищенные слои общества”, будем так это называть. Куда их, на улицу?
– С людьми работает соцкомитет. Им предложены программы по расселению.
– Слышали мы про эти программы…
– Проследить за каждым я не могу. Для этого есть компетентные люди. Каждый делает свою работу.