– Доброе утро, – здоровается Филимонов. – Ну что ж, проснулась наша красавица, – сообщает он.
Сжимаю пальцы в кулак, поднося его к губам и чувствуя, как внутри лопается пузырь напряжения, от которого четыре дня мне в глотку не лезло ни хера, кроме кофе.
– Еду… – сбрасываю вызов и встаю со стула, оттолкнув его от себя.
Он сам встречает меня в отделении.
Протягивает халат, со словами:
– Пять минут, не больше.
Киваю.
Надеваю бахилы и позволяю медсестре реанимации обработать свои руки антисептиком.
Автопилот, на котором я функционировал все это время, отключается только тогда, когда вхожу в палату и вижу повернутое ко мне пепельно-бледное лицо.
Вокруг кровати куча аппаратуры. У Оли в вене иголка.
Она просыпалась пару раз до этого, но я тупо не успел эти пробуждения застать.
Я даже не понимаю, в курсе ли она, где находится.
Ее глаза медленно моргают, глядя на меня. Веки тяжелые, будто с минуты на минуту она снова отключится.
Придвинув к кровати стул, хриплю:
– Привет…
Она дергает рукой, собираясь ее поднять, но на эту простую манипуляцию у нее не хватает сил.
Ловлю ее ладонь и целую в центр, прикрыв на мгновение глаза.
Оля перебирает пальцами, накрывая ими мою щеку.
Накрываю ее ладонь своей, наслаждаясь этой лаской, от которой из горла вырывается тихий хрип.
– Чернышов… ты на кого похож? – спрашивает Оля.
В ответ я издаю невнятный смешок.
Ее голос дико хриплый, брови хмурятся. Глаза плавают по моему лицу. Пальцы гладят мой заросший четырехдневной щетиной подбородок.
Бледность ее лица меня пугает, но она пройдет.
– Я в норме… – глотаю слюну, чувствуя, как горло на секунду свело спазмом.
Она мне не верит.
Гладит пальцем мою губу.
Я прикусываю фалангу.
– Где Миша?
– Со мной, – округляю я.
Я снова целую ее ладонь, наблюдая за тем, как в ее расширенных зрачках отражается солнечный свет, который льется из окна.
Не знаю, смогу ли когда-нибудь рассказать, как сильно я обосрался.
Как у нее падало давление, и снижался сердечный ритм. Как пялился в пустое окно той подсобки, встречая рассвет вместе с падением ее показателей. Как боялся того, что это не прекратится. Каждую гребаную минуту. Как сидел тут, рядом с ней, в ожидании, что она откроет глаза, и уходил, так и не дождавшись. Как готовил для нее транспортировку в столичную клинику на случай, если придется. На всякий случай…
– Передай ему привет… – просит она.
– Передам…
Тихий стук в дверь воспринимаю, как требование покинуть помещение.
Не торопясь отпускать ее руку, говорю:
– Заеду вечером.
– Не надо… – говорит еле слышно. – Лучше поспи… ладно?
Втянув в себя воздух, киваю.
Когда дохожу до двери, ее собственные глаза уже закрыты, а за дверью в меня резко начинает возвращаться жизнь.
Я понимаю, что голодный. Мне нужно в душ. Нужно поспать.
Простые вещи, которые без нее мне нихрена не давались.
Глава 68
Наши дни. Руслан
– Пап, а сколько тебе лет?
– Тридцать два, – открываю дверь барбершопа и пропускаю Мишаню вперед.
В его руке маленький рожок мороженого, которое он аккуратно слизывает, следуя за мной по пятам.
Мой возраст переваривает молча, что-то соображая в своей голове.
– Доедай, – велю ему, снимая пальто и вешая его на вешалку.
– Я больше не хочу, – протягивает мне рожок.
Его руки липкие.
– Блин… – бросаю мороженое в мусорное ведро. – Погоди…
Он растопыривает пальцы, помогая мне обтереть их влажной салфеткой, которую достаю из коробки на столике при входе.
– Мама будет ругаться… – кивает на маленькое пятно у себя на куртке.
– Прорвемся… – бормочу.
Затираю куртку, решая, что это не критично.
Последнюю неделю границы критичного и некритичного размазались и сместились. Сделали меня невосприимчивым к одним вещам и очень восприимчивым к другим.
– Что хотите? – спрашивает у сына стилист, когда тот забирается на кресло перед зеркалом.
Сажусь на соседнее, потирая руками лицо.
У сына лохматая шевелюра, сам я выгляжу чуть менее бардачно, но сегодня нам нужно привести себя в порядок.
– Хочу как у папы, – объявляет Миша.
Парень, который с ним работает, копирует мою стрижку, и от этого нахожу дофига забавного в самых простых вещах.
Двадцать четыре на семь делить свою жизнь с сыном – переворот всего моего распорядка, но я уже давно на него забил. У меня есть первое китайское предупреждение от начальника, второе наверняка будет фатальным, но я делаю свой выбор, игнорируя последствия.
Через сорок минут покидаем салон с одинаковыми стрижками.
Весна пришла резко, и мы не успели забрать из Олиной квартиры легкую одежду сына. На свой страх и риск разрешаю ему не застегивать куртку, когда выходим на улицу.
Мишаня нетерпеливо смотрит в окно, болтая ногами в автомобильном детском кресле, пока Боря везет нас по городу.
У цветочного магазина прошу Мишу остаться в машине. Надя заказала букет еще вчера. Глядя на него, нахожу его красивым и достаточно тяжелыми, чтобы сыну было проблематично тащить его самому, когда оказываемся в длинном больничном коридоре.
Он не издает ни звука, но я вижу, как его колбасит от желания придать себе ускорение.
– Не шуми, – предупреждаю, подводя его к палате. – У мамы голова болит.
Кивает, глядя на все вокруг круглыми глазами.
Передаю сыну букет и открываю дверь, в которую он проходит все с такими же круглыми глазами и практически на цыпочках.
Олю перевели из реанимации в обычную палату вчера, но для масштабного приема посетителей она не в ресурсе, поэтому я попросил ее семью пока не приезжать. И для меня становится открытием то, что на стуле у кровати сидит старый знакомый.
Хирург-травматолог Тхапсаев.
Они ведут размеренную тихую беседу, насколько я понимаю, и эта идиллия вызывает во мне резкий приступ тупой ревности.
Вены омывает тестостероном, и я вдруг понимаю, что достаточно дремуч, ибо не хочу видеть этого мужика рядом с ней больше никогда. Я не хочу видеть его, зная, что он, вполне возможно, касался ее как мужик. Ласкал и, возможно, ей с ним было хорошо.
Я никогда не смогу спросить ее об этом. Я не должен об этом спрашивать.
Это отголосок нашей жизни. Результат наших решений и поступков, который не исправить и с которым придется примириться. И мне, и ей.
Но это не меняет того, что я ревную. И никакая логика не сможет заткнуть мой внутренний фонтан. Каким бы цивилизованным я ни был, это не поддается контролю.
Мужик не станет интересоваться здоровьем женщины просто так. Он здесь, потому что моя женщина оставила неизгладимый след в его памяти, а не потому, что они остались друзьями.
Она это умеет.
– Мам…
Оля приподнимается на кровати, глядя на нас с Мишаней.
Топот его ног заполняет возникшую в комнате тишину.
Тхапсаев быстро встает и отходит в сторону, кладя руки в карманы белого халата.
Это отлично. Жать ему руку я бы не стал, отлично, что он это понимает.
– Добрый день, – опускаю на стол пакет с продуктами.
– Добрый, – посетитель почесывает затылок с легкой вежливой улыбкой на губах.
Хочу, чтобы он отсюда убрался. И желательно с концами.
Бросаю взгляд на постель, где Оля улыбается, ероша свежеподстриженную челку нашего сына. Прижимает к себе букет, который Мишаня водрузил на кровать рядом с ней, и смотрит на меня, чуть прикусив губу.
– Кхм… что ж, не буду мешать, – объявляет ее друг. – Если могу чем-нибудь помочь, обращайся.
Кривовато улыбаюсь, глядя на пакет перед собой.
– Спасибо, – шелестит Оля.
– Выздоравливай, – кивает он и направляется к двери.
Сажусь на стул, заняв его место, и упираю локти в колени.
Мишаня излагает тонкости нашего быта, а я общаюсь с его матерью без слов.
Пока она изучает меня, молча изучаю ее в ответ.
Глаза у нее кажутся огромными, движения замедленные. На ней пижама, которую привез сюда несколько дней назад. Синяя футболка и клетчатые штаны. Волосы собраны в косу.
– Хочешь, я тебе почищу апельсин? – лепечет Миша.
– Хочу…
– Сейчас… – срывается с места, направляясь к пакету.
Шуршит им за моей спиной, копошась и продолжая вещать.
– Как у вас дела? – тихо спрашивает Оля.
Посмотрев на свои туфли, секунду думаю о том, как ответить на этот вопрос.
Мою жизнь будто перепрошили. В ней осталось только два центральных элемента, и оба они находятся в этой комнате.
– Без тебя как-то херово, – констатирую ей.
Обведя языком сухие губы, она бормочет:
– А по-моему, парикмахер у вас классный…
Глава 69
Оля. Наши дни
Я прошу брата завезти меня домой.
Из-за слабости двигаюсь медленно. Пока он закупает в мини-маркете продукты по моему списку, я укладываю в большой чемодан кое-какие свои вещи и вещи Миши, толком не понимая, что нам нужно.
Четырнадцать дней. Столько меня не было. Всего две недели, но мир вокруг в прямом смысле стал другим, потому что наступила весна.
– Там кирпичи? – присвистывает Саша, укладывая чемодан в багажник своей машины.
Я забираюсь в салон, чувствуя, как на коже проступает пот.
Мы крутимся по городу уже больше часа, и на меня накатывает усталость. Это раздражающие, дерьмовые последствия моей пневмонии, с которыми просто не могу бороться. Я беспомощная. Слабая, как котенок.
Я попросила брата никому не говорить о том, что меня выписали. Своего врача я тоже об этом попросила.
Это сюрприз. По крайней мере, на сюрприз у меня сил хватает.
Саша ни о чем меня не спрашивает. Не спрашивает, почему везет меня в квартиру Руслана и что это означает. Я интересуюсь его семьей. Он сообщает, что скоро станет отцом.
– Это просто супер… – улыбаюсь, глядя в окно машины. – Поздравляю.
– Спаси