Ужас сковывает тело. Передо мной больше не избалованный придурок, а жестокий мудак, способный на всё. Как я сразу этого не поняла? За сытые спокойные годы потеряла сноровку. Я смотрю по сторонам — мы на пустыре. От дома его отца в ста пятидесяти метрах, но больше тут нет ничего. Поле. И темнота.
Костя кладет руку на мою ногу, улыбается. В этот момент в стекло кто-то стучит. Мы оба вздрагиваем.
— Вот черт! Чего нужно этому гаду? — рычит Костя.
Поспешно выходит из машины, я следом. Ни на секунду здесь больше не останусь!
Костя начинает лебезить. Это так противно, что меня саму, королеву лести, подташнивает.
— Владимир, что-то случилось? Ты вроде бы сказал, что я тебе сегодня уже не нужен.
— Кое-что случилось. Это срочно, — чеканит слова Вова. Бросает на меня злой взгляд, и моя душа петь начинает! Ревнует! Мне удалось его вывести на эмоции!
— Из-за Орлова? Идем. Конечно, — кивает Костя. — Только девушку… Яния, ты доберешься сама?
— Возьму такси, — радостно подхватываю. Спасена!
Я киваю мужчинам и спешу к фонарям, открываю в телефоне приложение такси.
Владимир с Костей садятся в машину. Боже, какой ужас! Мне срочно нужно выпить. Этот парень — настоящий псих!
Лишь дома я окончательно осознаю, что Владимир снова спас меня. По старой памяти? А может… я не зря приехала и он приревновал? Я быстро бегу в душ, привожу себя в порядок, а потом смотрю на входную дверь. Мне кажется, он приедет. Сейчас.
И уж я точно не упущу свой самый последний шанс.
Я замираю. Это что, шаги на лестничной площадке?
Глава 52
Владимир
Лифт не реагирует, потому что во всем районе свет вырубили. Вовремя. Я бегом поднимаюсь по лестнице, подсвечивая фонариком на телефоне. В полной тишине шаги кажутся грохотом. Нетерпение сводит с ума. А ведь когда-то мне казалось, что его у меня в достатке.
Я думал, что могу ждать сколько угодно. Что я могу в принципе всё что угодно.
Моя жизнь мне вроде бы нравилась. Теперь оглядываюсь и сам себе поражаюсь.
Мне надо ее увидеть прямо сейчас. Не зря же я летел через полстраны.
Я думал, меня вполне устроит одиночество и фиктивный брак. Всего один разговор — и мир вновь перевернулся. Пока летел домой, картинки перед глазами мелькали. Умею ли я скучать? Оказывается, умею. Мне не нравится от кого-то зависеть, но правда состоит в том, что отношения подразумевают привыкание к человеку. А частое общение — отличная почва для того, чтобы взрастить нечто большее. Сильное. Абсурдное. Если зерна бросить, конечно. А у нас их было в избытке, несмотря на дурацкие обстоятельства знакомства.
Седьмой этаж. Терпение закончилось еще на пятом.
Я себя не оправдываю и не идеализирую. Я такой, какой есть. Меняюсь, конечно. По возможности. Со скрипом, со вспышками раздражения и даже агрессии. Не легко и не быстро.
Когда тебе двадцать с небольшим лет, ты здоровый, образованный, предприимчивый, вдобавок живешь за тысячи километров от родных и друзей, — сначала строишь свою жизнь по привычке. Как научили родители. Но потом с людьми разными знакомишься, общаешься. Они влияют. Сам начинаешь размышлять о том, об этом. Молодость прощает далеко не всё и не всем, но меня удача любила долгое время.
Тогда, давным-давно, Яния мне понравилась. Голову снесло напрочь. Она тогда спала с моим приятелем, он нас и познакомил.
Не только с ним, конечно. Я был у нее девятым по счету. Танцевала в элитном клубе и для некоторых посетителей делала исключение. Зарабатывала в пять раз больше меня и казалась будто взрослее и интереснее. Я ей не платил ни разу. Через три дня после нашего знакомства, три дня почти непрерывного секса и болтовни обо всем подряд — жизни, политике, детстве, мечтах и планах, она расплакалась и попросила помочь ей. Призналась, что дважды пыталась бежать из Омска, но ее ловили и возвращали. Видеть слезы этой хрупкой девчонки почему-то было неприятно, а дальше закрутилось. Ее проблемы я решил.
О том, что сделал, не жалею.
Условием было, что карьеру она свою в стриптизе, разумеется, бросает раз и навсегда. И мы начали пытаться что-то строить. Она раскрылась! У Янии оказались золотые руки — девушка потрясающе готовила, пекла разные сладости, закончила курсы и стала шить. Сначала одежду, затем шторы на заказ. Но это потом, а поначалу…
Моих денег едва хватало. Оклад особенно в первые годы был смешным. У отца просить деньги на любовницу… ну как-то так. Тем более, он отговаривал меня от прокуратуры. Свободным юристом можно заработать намного больше.
Мне казалось, что, если я не смогу покупать Янии то, что ей нравится, она вернется к прошлому, и оно ее размажет окончательно.
Мне казалось, что, если она вернется к прошлому, — я этого не переживу. Влюбился так, что сам себя не узнавал.
Первые два года отношений пролетели как миг. Потом мы начали ссориться. Когда меня перевели из Омска в Республику, я даже размышлял, брать ли ее с собой. Но оставить там было нельзя, опасно. Тогда я начал готовить нас к разрыву. Потихоньку. Медленно. Девушке сделали новые документы, причем так аккуратно, что найти ее сейчас практически невозможно. Придумали новую историю, якобы погибших в ДТП родителей. Яния обстригла волосы чуть ниже подбородка, перекрасилась в черный. Она рыдала над своей светлой косой до задницы, но зато на новых фотографиях в паспорте ее не узнать.
Наверное, мы оба чувствовали, что наш корабль тонет. Но не понимали, как его спасать. Я приезжал всё реже.
Мы стали так часто ругаться, что с трудом можно было нагрести год из следующих трех без скандалов. Несколько раз расходились, но она всегда была где-то рядом. Манила. Срывался.
В конечном счете она ни в чем не была виновата. Мои собственные ошибки, мой ежедневный выбор. Я ценил Янию, тогда еще Свету, за то, что она помогала мне одерживать победы в играх с совестью. Восхищалась. Когда я впервые взял деньги у бизнесмена — напился в хлам, она была рядом и смеялась над моими метаниями. Я же был уверен, что всё, хана. Но за мной никто не пришел. И во второй раз не пришел. И в третий.
В Республике так вообще грести можно было лопатой, там никто ни за кем не следил. Ощущение полной безнаказанности и абсолютной власти вскружило голову. Все вокруг зарабатывали деньги — кто во что горазд. Занимались, так сказать, бизнесом.
Наша команда много хорошего делала для столицы и всей Республики, мы задницы рвали, но и о себе не забывали тоже. Чтобы не охереть окончательно, держался только за принципы. Я их нарушал в исключительных случаях. Так мне тогда казалось. Мир перестал быть черно-белым, он наполнился оттенками. Яния всегда шутила, что испортила хорошего мальчика. Еще немного, и я приличное жилье себе куплю, как нормальный уважающий себя прокурор.
Проблема в том, что хорошим я никогда не был. Всю жизнь боролся со своей темной стороной, меня влекло к запретному. Острому. Опасному. И тут я дал себе зеленый свет! Сам охренел от происходящего.
Мы тратили деньги на всякое фуфло. А, ну купили ей квартирку. Себе я ничего не покупал, чтобы не навлечь подозрения и не спалиться перед родителями. Но деньги не особо спасали любовь. Мы перестали говорить о чем-то еще, кроме бабла. Успех начал измеряться его количеством. Цинизм зашкаливал. Последний год я постоянно пребывал в плохом настроении и не отдавал себе в этом отчета.
Убеждал себя, что ничего ужасного не делаю. Так, по мелочи беру, подумаешь. Не у всех и далеко не всегда. В действительности меня тошнило от самого себя день за днем. Это я понял одним зимним вечерком.
Когда внезапно оказался у Гловача в кабинете в наручниках. Шарахнуло так, что осознал всё. В секунду переосмыслил. Яния ждала у себя с шампанским и особенным ужином, я должен был принести много денег. Я понял тогда, что никогда к ней не вернусь.
Гловач смотрел на меня с сочувствием, впрочем, в иные секунды не мог скрыть улыбку.
— Что делать будем, Владимир? — вздохнул мой будущий тесть. — Для твоего бати это будет удар. Не знаю даже, переживет ли Сергей Владимирович.
Не переживет. Это я знал точно. Понял в тот момент, когда меня скрутили. Понял так четко и ясно, словно кипятком ошпарили. Значение всех предупреждений отца дошло как-то внезапно, что не той дорогой иду, не с той женщиной и не туда.
Гловач продолжал:
— Я постараюсь тебе помочь, но сам понимаешь, сделать тут мало что можно. Думаю, лет двенадцать строгача тебе дадут. Но ты и сам уже знаешь, сколько бы запросил у суда за такую сумму? Ну ничего, в сорок два выйдешь, начнешь всё сначала.
Старший сын прокурора южного края был пойман на взятке в особо крупном. А ведь я ее даже брать не хотел, чуйка вопила, что не надо. Но позволил себя уговорить.
Если бы ужас и раскаяние умели убивать, я был бы уже трупом. Страшила не тюрьма, не потеря девушки или сытой жизни. Пугал позор, который я навлек на себя и свою семью. Меня лихорадило, волосы на голове шевелились. Картинка перед глазами вдруг прояснилась, и я посмотрел на свою жизнь свежим взглядом. Вспомнил себя двадцатилетнего с дипломом в зубах и целью сделать этот мир лучше. В какое же убожество я превратился за каких-то восемь лет.
— Вы мне дадите пистолет? — спросил я.
Есть вещи поважнее бабы, поважнее самой жизни. Я смотрел в одну точку и понимал, что выход у меня только один. Кровь — на ней так много завязано. Она символизирует саму жизнь, родство, способность сопротивляться. Моя семья такого позора не заслужила. И смыть его можно только одним способом.
— Подумай хорошо, ты молодой, не глупый. Еще всё успеешь, — Гловач поднялся с кресла, дошел до сейфа. Открыл его, достал пистолет Макарова и положил передо мной на стол.
— Он заряжен?
— Да.
Опасаясь, что Гловач передумает, я быстро схватил пистолет, поднес к виску и нажал на курок. Холод металла ужалил кожу. Хлопок оглушил одно ухо. Гловач заржал. Меня швырнуло в пот.
Я отбросил от себя оружие на стол, сердце барабанило о ребра, пот струился по вискам.