— Что?! В каком плане не знаете? — я порываюсь встать, но перед глазами в момент темнеет, я проваливаюсь в ночь, чувствуя, как душу разрывает на части. Недоглядел.
Пахнет больницей. Я открываю глаза и смотрю по сторонам. Никого нет, я один в палате. Следом на меня обрушивается реальность. Та, в которой в меня стреляли дважды. И в которой я потерял ее.
Анжелика.
Пульс частит. Я пытаюсь встать, но не получается. Пытаюсь сжать кулаки — не выходит. Мне нужно найти Анжелику.
Я смотрю на сотовый, который лежит на тумбочке у кровати. Дотянуться бы до него. Начнем с этого. Голова работает медленно, словно в тумане. Тело слушается нехотя.
Отец приезжает вечером. Врач приводит его в мою палату. Я смотрю на него по возможности внимательно. Мне намного лучше, чем было вчера. Я отоспался за эти двое суток так, что на десять лет хватит.
— Игорь Михайлович приходил? — спрашивает отец.
Это следователь.
— Сам знаешь, что приходил. И не только он. Папа, что с Анжеликой? В смысле она пропала? Это как вообще понимать?
Он протягивает мне записку. Пальцы пока слушаются плохо, грудь и шея перебинтованы. Капельницы опять же мешают. Я беру бумагу и читаю:
«Владимир!
Я надеюсь, что ты скоро пойдешь на поправку.
Меня не ищи. Я так и не смогла полюбить тебя и простить за всё, что ты сделал.
Много раз я мысленно желала тебе смерти, но сейчас действительно хочу, чтобы ты остался жив и нашел свое счастье.
Ты всегда знал, что я люблю другого. Тебя это не смущало. Когда ты попал в больницу, я поняла, что это мой шанс на побег. Возможно, единственный. Надеюсь, человека, который в тебя стрелял, найдут и накажут. А я, когда ты поправишься, уже буду далеко.
Прощай.
Анжелика».
— Это херня, — отшвыриваю бумагу.
— Почерк ее?
— Это ничего не значит. Сколько прошло дней?
— Два.
— Два дня прошло, а вы ее так и не нашли?! — рявкаю я.
— Тарас Орлов был в городе десять дней. Вероятно, они виделись в это время. Планировали.
— Чушь.
— Ищем доказательства. Возможно, найдем. Как ты считаешь, он мог приезжать к ней раньше? Они могли встречаться за твоей спиной? Теоретически.
— Я за ней никогда не следил.
Повисает короткая пауза.
— Это еще не всё, — говорит отец.
— Слушаю.
— Есть подозреваемый. Нашли в долгострое на десятом этаже следы пороха, ты знаешь об этом. Сегодня получили записи с видеорегистраторов. Всё указывает на то, что стрелял Тарас Орлов.
Я закрываю глаза.
— Владимир, возможно, Анжелика действительно воспользовалась покушением и сбежала, как указано в записке. Но исключать не будем, что она соучастница.
— Или ее похитили. Как вы ее упустили? — спрашиваю по возможности спокойно.
— Я лично поручил Ермакову доставить ее домой, она его перехитрила.
— Как двадцатилетняя девчонка могла перехитрить майора полиции? Че ты мне за херню несешь тут, отец?! — взрываюсь я. — Бредятина! Чем ты в этот момент занимался?
— Всё случилось быстро. Они попали в ДТП, она выскочила из машины и пересела в такси. Ему надо было ее силком вытаскивать?
— Да. Надо было. Пусть придет ко мне. Завтра с утра. Я сам его допрошу. На мою жизнь было совершено покушение, а мою жену повез домой таксист?! — пульс шпарит, раны тут же начинают болеть. Адски. Я игнорирую, но голова кружится. — Я ушам своим, блть, не верю!
Отец поджимает губы. Ему некомфортно.
— Так вышло. Мы должны были позаботиться о маме, Лере, Дарине… Владимир успокойся. Угомонись, говорю! Я же сказал, что ищем! Но, если она участвовала в твоем покушении, лучше бы ее не нашли.
— Она не участвовала.
— В понедельник утром она выпросила у отца миллион, тот кинул ей на карту.
— Это ничего не значит.
— Я понимаю, что для тебя это слишком личное. Посмотри видео на телефоне, как будешь готов.
И я смотрю. Весь остаток дня и всю ночь то в сон проваливаюсь, то снова смотрю. Одно видео снято камерой банкомата — Анжелика явно нервничает и спешит, снимает деньги. Красивая, взволнованная.
Следующие видео с камер у дома, где мы арендуем квартиру. А также с камер, что установлены в подъезде. Анжелика за руку с Орловым идет сначала в здание. Потом выходит с сумкой.
Оказывается, забрала лекарства, шмотки, наличку и драгоценности.
Поздоровалась с риелтором Алексеем, он как раз квартиру в нашем доме показывал клиентам. Улыбнулась ему.
Бред какой-то.
Обычно я рассуждаю здраво, розовые очки не ношу. Но в данном случае любые факты разбиваются вдребезги о чувства. Я вспоминаю, как она переживала после нашего первого секса, что я усомнюсь в ее невинности.
Спектакль? Не верю.
Она всегда была со мной открытой, чувственной и настоящей. Мелькала мысль, что Анжелика даже слишком активна в постели для вчерашней девственницы, но она ведь с огнем внутри. Горячая девочка, которая много лет себя сдерживала, а потом раз — и раскрылась. Я поощрять старался любую ее инициативу. В один из первых дней после переезда на съемную квартиру так отласкал ее ртом между ножек, что наш оральный секс вышел на новый уровень. Мы частенько начинали день с минета. С другой девушкой я бы напрягся: что-то от меня нужно. Но у моей Анж всё это выходило естественно, не пошло. Как надо. Сплошное взаимное удовольствие.
Или нет? Ну не могу же я быть настолько оленем!
Время идет, ползет, летит — по-разному. Орлов объявлен в розыск, его семью допрашивают раз за разом — но без толку. Я хожу по палате и чувствую себя готовым к более активным действиям.
По всему краю полицейские проверяют машины. Ищут. Ничего. Так долго — и ничего.
Через два дня я, наконец, сваливаю из больницы. Пишу бумагу, что если помру, то сам виноват. Мне надо ее найти. Бездействие буквально убивает.
Ермакову я чуть морду не набил, тот каялся, чуть не плача. Извинялся, что упустил. Отвлекся. Не подумал. Кусок дерьма. Ошибка, ценою, возможно, в жизнь моей девочки. Его разжаловали и уволили.
Гловач все эти дни бухает в хлам, я ему звонил и в два часа ночи, и в восемь утра — он пьяный настолько, что едва языком ворочает. Сука, папаша, толку ноль.
Время тянется. Я спать не могу, есть не могу. Думать о чем-то другом не получается. Внутри будто вакуум образовался и пустота. Я в гребаном водовороте, но не могу расслабиться и ждать столкновения со дном. Это другая ситуация. Здесь если дна коснусь, то всплывать уже не захочется.
Анжелика, моя хорошая девочка. Я квартиру всю перерыл, хотя после обыска это бессмысленно было. Искал малейший знак, хоть что-нибудь.
Снова дело поднял Веры Гловач. Наизусть выучил, что они с ней сделали. Фотографии смотрю и пересматриваю. Тошно. Лихорадит меня. Я поверить не могу, что это на самом деле происходит. Внутри пылает, крутит.
Чтобы не двинуться рассудком, пытаюсь убедить себя, что она и правда сбежала с любимым человеком. Может, искусно притворялась. Почему нет? Нужно прорабатывать все версии.
Не забываем, в какой семье Анжелика выросла. Притворяться умеет. Актриса. Может, ублажала меня специально, чтобы расслабился. Секса и правда было так много, что в счастье свое не верилось. Самого разного.
Могла ли наша близость, наши разговоры, взгляды, планы на будущее, шутки… — могло ли всё это быть ложью?
Блть. Ну не ложь это была! Не ложь!
Анжелика мне понравилась с первого взгляда. Не влюбился, конечно, это потом уже случилось. В какой момент — не понял, как-то раз — и всё. А сначала просто понравилась. Или можно еще сказать — зацепила. Когда стояла в гостиной Гловача в своем платье девственницы и смотрела с ненавистью. Внутри что-то уже тогда екнуло, отозвалось.
А дальше ревность. Сильная, покоя не дающая. Ревность к Орлову и к тому, что любит его. За что? За какие заслуги? В голове не укладывалось. Так хотелось, чтобы в нашу брачную ночь она моей стала, чтобы хорошо ей было и забыла своего бывшего.
Надавил так, что чуть не сломал тогда.
Вроде же простила?
Давным-давно доказано, что ревность — это не выдумка, не признак неуверенности в себе или чего-то подобного. Вовсе не социальный конструкт, присущий человеку, живущему в нашем времени. Ревность вполне себе существует в природе среди, например, животных.
Я в этом ни хера не смыслю, но читал, что есть исследования, когда людям к голове датчики цепляли. И просили представить, как их партнер с другим сексом занимается. И что вы думаете? Там в голове пздц происходил в этот момент. От одной только мысли.
Размахиваюсь и бью гада по морде! Плечо тут же простреливает болью, аж в пот кидает. Но зато на долю секунды чувствую удовлетворение. За спиной слышу, как хлопает дверь автомобиля.
Через секунду Серёга подбегает, хватает меня за руки и оттаскивает. Я пытаюсь вырваться.
— Угомонись! Блть, Вов, успокойся! — орет он.
— Пусти! — ярость ослепляет. Я даю ей выход, потому что так долго в себе держу, коплю, взращиваю.
— Да убрал он уже это фото! — рявкает Сергей. — Убрал! Подчистили всё! Что тебе еще надо от него?
Я всё же вырываюсь и пинаю ублюдка в живот. Тот скрючивается, потом поднимает руку, сдаваясь. Его жена выскакивает на улицу и кидается поднимать.
— Я всё удалил! Простите, простите, пожалуйста! — стонет он.
— Если это фото еще где-то всплывет, я тебя живьем зарою, ты понял? Меня чуть не убили на глазах моей жены. Ты башкой своей тупой понимаешь, каково ей было? Девчонка мне жизнь спасала, раны зажимая. И спасла. Видишь? Живой, здоровый, по земле хожу. Ей благодаря. А ты, тварь, в это время фотографии делал? Ракурсы выбирал? — Я плюю на него, меня колотит. — У своей бабы спроси, каково ей сейчас. А у тебя два ушиба всего. Через неделю как новенький будешь. — Я вижу, что его жена плачет, обращаюсь к ней: — Твой муж не блогер, а дерьма кусок. На твоем месте я бы задумался.
— Отвел душу? — спрашивает Сергей, когда мы садимся в машину. — Полегчало? — он злится. — Поэтому из больницы сбежал, чтобы человека побить?