дая в небольшие сточные канавы. София, устав наблюдать за искусственными реками, вернулась к столу. Несколько щелчков по приборной панели, и над столешницей развернулся невесомый голубой экран всемирной сети. Очень быстро она нашла интересующую ее страницу и принялась переносить на бумагу запутанные схемы. Мама, взявшая отпуск в эти дни, зашла в комнату. Высокий стакан с соком тут же был водружён на стол возле ребенка, а Николь взглянула на непонятные чертежи.
– Что делаешь? – с интересом осведомилась она, заглядывая в небольшую тетрадь.
– Я делаю кота. – гордо вскинула подбородок София указывая карандашом на собранный каркас на полу. – Вот, нашла схему. Если все правильно подключу, он будет двигаться!
– Ты моя умничка. – Николь взлохматила длинные волосы ребенка. – А он будет мурчать?
– Конечно. Как только разберусь с голосовыми панелями, у нас будет самый крутой кот! Потом мы заработаем много денег и переедем в район роз! – мечтательно закатила глаза София. – Будем жить на самом высоком этаже! У нас будет много места, я подарю Оли большую коробку красок, а ты больше никогда не пойдешь в свой цех. И Оли больше никогда не пойдет в дом этого пердуна.
– Софа! – Николь нахмурилась. – Что за выражение?
– Но ведь это правда! Ты знаешь, он даже помощниц не стесняется, как пееееер…
– Все, я поняла. Но давай, пока мы не переедем на самый высокий этаж, ты постараешься не выражаться о других людях в такой манере?
– Хорошо, мамочка. – хитро прищурилась девочка, возвращаясь к схемам.
– Не сиди долго. Скоро вернется Оливия, и мы будем ужинать.
Женщина вышла на кухню, и вскоре послышался присущий кухонным заботам звук. На плите тушилось мясо, в небольшой кастрюльке кипел мелкий картофель, а на столе стоял противень с печеньем, готовый отправиться в разогретую духовку. Николь напевала под нос, двигаясь в такт мысленной мелодии. Она открыла дверцу духовки, пошатнувшисьот ожидаемо горячего воздуха, когда услышала крик.
– Мама! – перепуганный голос Софии заставил опрометью броситься в комнату. Противень гулко упал на пол, отчего сырое тесто подпрыгнуло и сбежало на дорожку.
– София! – Николь ворвалась в комнату, ища глазами ребенка.
– Что это, мам? – девочка стояла посреди комнаты, а перед ее лицом потрескивала яркая точка, от которой потянулись тонкие нити.
– Назад! – Николь бросилась к дочери, отталкивая ту к выходу, но так и не успев отойти самой.
Пространство разорвалось, и жгучая боль пронзила правую половину тела. Николь упала на пол с ужасом повернув голову к больному месту, не в силах дышать. Сквозь красную пелену она видела перепуганное лицо Софии. Девочка бросилась к матери, но Николь, в попытке оградить ребенка от вида раскуроченного тела, попыталась оттолкнуть ту.
– Люблю… – прошептали ее губы, когда мир потемнел.
– Мам! Мам! Нет! Пожалуйста не умирай! – плакал ребенок, тормоша тело, захлебываясь в слезах. – Зачем ты так? Мы должны были жить на самом высоком этаже! Пожалуйста, проснись…
Девочка встала, вытирая красной от крови рукой глаза. В коридоре послышались стуки, словно кто-то пытался вломиться, и очень скоро грохот ознаменовал успех. Потрясенный ребенок сделал шаг назад. Под ногой оказалась пустота. Взмахнув руками, София сорвалась сквозь разрыв в пенящееся внизу море.
Ни София, ни Николь не знали, что как только патрульные зашли в квартиру, на ступеньках появилась Оливия. Перепуганная девочка, завидев пустой проем дверей, юрко проскользнула в квартиру.
– Кто пустил сюда ребенка? – услышала она низкий женский голос, когда вихрем вбежала в комнату. – Уберите ее!
– Это моя мама! – закричала Оливия, вырываясь из схвативших ее рук и упав возле Николь. Она отмахнулась от колышущихся в воздухе ядовито белых нитей и прижалась к матери, заплакав.
– Не смотри, девочка, не смотри туда. – Кто-то схватил ее под руки, оттаскивая от тела и прижимая к себе. – Идем на кухню, не будем мешать патрульным.
Усадив ребенка на табурет, коренастый мужчина присел рядом, взяв со стола полотенце и попытавшись вытереть измазанные в крови руки Оливии. Девочка как-то резко престала плакать, наблюдая за красными разводами на ткани.
– Как тебя зовут? – спросил мужчина, удивляясь поведению ребенка.
– Оливия. – девочка подняла желтоватые глаза на странного незнакомца. Его лицо полностью покрывала короткая шерсть, круглые уши выглядывали из-под густой шевелюры, а вполне человеческие глаза смотрели с тревогой.
– Когда вернется твой отец?
– У меня нет отца. Мы жили с мамой… одни. – патрульный наверняка заметил заминку в ответе, но не придал тому значения.
– Скажи, в той комнате, – он запнулся, но тут же продолжил, – ты отмахнулась от чего-то. Что это было?
– Не знаю… – Оливия задумалась, но перед взором всплыло перепуганное лицо мамы. – Змеи. – выдавил ребенок, подтягивая колени к груди. – Очень много тонких… белых…
– Мне очень жаль твою маму, Оливия. – мужчина прикоснулся к туго заплетенным волосам. – Но ты должна быть сильной. Пускай она тобой гордится.
Девочка не шелохнулась, лишь прикрыла глаза, пообещав не сбегать. Через четверть часа на место происшествия прибыла служба опеки, и ребенка отправили в интернат. Еще через несколько месяцев, когда Оливия прошла тесты, ее зачислили в специализированную школу и дальше академию, где брал начало путь патрульных седьмого округа.
Акт 3
Жизнь – этонепрестанная борьба, вкоторой каждый борется своим оружием. Умный – своим умом, сильный – силой, подлый – подлостью ит. д.
Юрий Вяземский "Дневник Шута"
Глава 17 Первая кровь
Райс, Именанд, 5025 год по земному календарю.
Сегодня Оливия вновь проснулась до рассвета, но в порядке исключения ее не будил привычный писк коммуникатора. Напротив, она прекрасно помнила, как Юлиан отобрал его, передав несуразному пареньку в очках. Девушка лежала с закрытыми глазами, прислушиваясь к своим чувствам. По всем законам логики, после пережитого прошлым вечером, она должна была как минимум валяться в беспамятстве несколько дней. Однако уже сейчас организм во всю боролся с попытками уснуть, а мозг, не иначе как в знак солидарности, начал выстраивать гипотезы грядущих событий. Неожиданно Оливия встрепенулась и задрожала.
Рывком поднявшись, она огляделась. Небольшой светильник, вырубленный из черного камня с парящим кристаллом, мерно мерцал в темноте. Часть комнаты оставалась во мраке, и девушка могла видеть лишь очертание большой кровати со светлой периной и бархатное кресло рядом. В кресле, подложив руку под голову, дремала немолодая женщина. Ее светлые волосы были убраны в высокий хвост, который немного растрепался во сне. На пухлом лице Оливия не нашла ни одной морщинки, не говоря уже о каких-либо признаках мутации. Впрочем, рассматривать незнакомую соглядатаю желания не было. Сердце колотилось как бешеное, а следом холодная дрожь новой волной захлестнула ее. Девушка обхватила ноги руками и, как в детстве, уткнулась лбом в колени, пытаясь успокоиться.
– Госпожа, вы проснулись? – прозвучал сонный голос с кресла, но Оливия опустила очевидный ответ, так и не вымолвив ни слова.
Напротив, она сжалась в комок, чувствуя, как страх сменился ознобом. Оливия вспоминала дикую гонку, огромного ящера и нацеленные на нее пистолеты. Казалось бы давно зажитые ссадины от ударов Сержа также дали о себе знать.
– Вон. – просипела, сдерживая ком в горле, когда теплая рука прикоснулась к ней.
– Госпожа, выпейте. – женщина протягивала высокий фужер с мутной жидкостью, но девушка лишь отмахнулась.
Стекло прозрачными осколками разлетелось по тумбочке, и воздух наполнится ароматами мяты. Женщина, хлопнув в ладоши, перепуганно выскочила из комнаты, в то время как Оливия почувствовала, как тонкие браслеты обожгли запястья. Вскоре дверь вновь открылась, и в квадрате света появился знакомый силуэт.
Юлиан мягко присел на кровать, молча поднося еще один стакан. От него пахло дымом, и Оливия подняла голову, рассматривая мужчину. Он был в форме, словно недавно вернулся со службы и только успел снять камзол. На рукавах белой рубашки виднелись темные пятна, а на длинной шее, когда Оливия не сдержавшись провела по ней пальцами, темная сажа. Эти мелочи и присутствие Юлиана по какой-то причине успокоили ее, а страх начал отступать.
– Выпей. – устало сказал он, вручая настойку в руки. – Это поможет успокоиться.
Оливия медленными глотками вылила в себя теплую жидкость, окончательно расслабившись.
– Молодец. – мужчина облегченно вздохнул, вероятно, готовясь напоить ее силком. – Не пугай больше прислугу. – в голосе прозвучал упрек, а тяжелая рука аккуратно прикоснулась к волосам, пригладив их. – А теперь поспи, нас ждет тяжелый день.
Когда маг собрался подняться, Оливия вновь встрепенулась и, резко повернувшись к нему, ухватила за локоть.
– Нет. Только не уходи.
– Оливия, – мужчина смущённо выдохнул, присаживаясь обратно, – В этом доме тебе нечего опасаться. Постарайся уснуть. Кроме того, я перепачкаю все простыни.
– Прошу, останься. – упрямо повторила девушка, еще крепче сжимая его локоть. – Иначе, я сойду с ума.
– Хорошо. Подожду, пока не заснешь.
Юлиан аккуратно уложил Оливию и прилег рядом, проваливаясь в небытие. Снилась ему странная незнакомка в длинном белом платье с пропитанным кровью подолом. Она сжимала в руках тонкую кисть мундштука и смеялась. Но как он не пытался, разглядеть скрытое вуалью лицо не получалось. С каждой попыткой приблизиться к неизвестной росла тревога, чувство будто он опаздывает, и вот-вот случится нечто ужасное, непоправимое. И стоило подумать о том, как страшная фигура растворилась, а чьи-то тонкие руки обхватили его за талию, сжимая в объятиях. Юлиан крепко прижал медноволосую деву к груди, окончательно успокаиваясь.
Под утро, когда восходящее солнце уже начало окрашивать небо в нежные персиковые тона, Оливия проснулась от непривычной тяжести. Открыв глаза, она несколько раз моргнула, однако спящий маг явно не спешил растворяться. Девушка смотрела в спокойное лицо, чувствовала, как ровно вздымается его грудь и как горячая ладонь по-хозяйски устроилась на ее животе. Ей вдруг стало стыдно, так как Юлиан, вероятно устав после работы, так и заснул рядом, даже не умывшись. А еще стало стыдно перед работницами, которым придется отстирывать белые простыни от въедливой сажи. Девушка, стараясь не тревожить сон мужчины, попыталась выкрутиться из случайных объятий, но не тут-то было. Маг встрепенулся и, перевернувшись, прижал беглянку к себе. Тут же его ресницы дрогнули, и рассеянный сонный взгляд остановился на притихшей девушке.