Дальше ситуация развивалась предсказуемо. Еретиков всё чаще стали «попутно» обвинять в связях с Сатаной, колдовстве и тому подобных мерзостях. Отпала необходимость доказывать факт подрывных проповедей. Не нужно стало вызывать свидетелей, проводить очные ставки. Достаточно отдать подозреваемого в руки палачей, и он подпишет что угодно. Правота полученной в ходе следствия информации в проверке не нуждается, поскольку – по своей «сверхестественной» природе – никакой проверке не подлежит. Подсудимый подробно расскажет на пытке о связях с силами ада, и после этого уже никто не решится встать на его защиту.
Постепенно обвинение в еретических взглядах стало отходить на второй план, уступая место общению с дьяволом. Первые суды над ведьмами и колдунами состоялись в 1316 году в Северной Италии. Четырьмя годами позже папа Иоанн XXII отправил инквизиторов в южнофранцузские епархии Тулузу и Каркассон. Там начались массовые казни. Уже к 1350 году в Каркассоне были сожжены за колдовство 200 человек, в Тулузе – более 400. В 1390 году в Париже состоялся первый светский суд над ведьмой.
В 1428 году во французском Брианконе за колдовство были заживо сожжены 110 женщин и 57 мужчин. К середине XV века счёт жертвам шёл уже на тысячи… Инквизитор Людвиг Парамо написал об их смерти слова, получившие в дальнейшем широкую известность: «Нельзя не указать, какую великую услугу инквизиция оказала человечеству тем, что она уничтожила огромное количество ведьм. В течение 150 лет были в Испании, Италии, Германии сожжены по меньшей мере 30 000 ведьм. Подумайте лишь! Если бы эти ведьмы не были истреблены, какое неимоверное зло они причинили бы всему миру»[40].
Впоследствии инквизиторы пересмотрели взгляды на возможности ведьм и колдунов. Авторы «Молота ведьм» Шпренгер и Инститорис считали, что сама по себе – без помощи дьявола – чародейка ничего совершить не способна. Когда она смачивает водой метлу – это не волшебство, а сигнал, увидев который черти нагоняют тучи. Колдовские заклинания, восковые фигурки, волшебные зелья и прочая дребедень – всего лишь атрибутика. Если применить их захочет человек, не вступивший в сделку с дьяволом, его ждёт провал, сколько ни повторяй слова заклинаний.
Казалось бы, раз уж Сатана всё делает сам, зачем ему подручные? На это инквизиторы возражали, что чёрт всегда предпочитает вредить при помощи ведьм и колдунов. Вовлекая их в свои дела, он получает двойную выгоду: наносит вред одним людям и ведёт к гибели души других.
Середина XV века – пик могущества духовных трибуналов. Однако вскоре им придётся потесниться. К началу XVI века инициативу в борьбе с колдовством перехватят гражданские суды. Конфискация имущества преступников – слишком большой куш, чтобы светские властители согласились уступить его инквизиторам. Алчность захлёстывает судейское сословие. Костры вспыхивают по всей католической Европе. Некоторые города на месяцы, а то и годы превращаются в бесперебойно работающие крематории. Учёные инквизиторы – дети по сравнению с этими новыми фанатиками. В существовании ведьм и колдунов народ больше не сомневается. Светские суды XV—XVIII веков в делах о колдовстве проявили такую жестокость, что быстро затмили славу инквизиции.
Некоторые сторонники виновности Жиля де Рэ обосновывают своё мнение тем, что дело опального маршала разбирали не только церковные, но и светские судьи. История свидетельствует – с куда большим основанием это можно считать аргументом в пользу его абсолютной невиновности.
Глава 14Борьба за анжуйские владения Жиля де Рэ в 1437—1439 годах. Появление Франческо Прелати. Конфликт с Ферронами и арест опального маршала. Начало судебного процесса
Как уже упоминалось ранее, заключительная атака на земли Жиля де Рэ чётко синхронизируется с событиями Прагерии. В апреле 1440 года мятежные аристократы терпят в Пуату поражение от войск Карла VII – и в середине мая происходят события в замке Сен-Этьен-де-Мерморт, ставшие поводом для вызова маршала на церковный суд. К началу июля противостоящая королю коалиция разваливается окончательно – и уже в конце месяца епископ Жан де Мальструа составляет послание, в котором обвиняет Жиля де Рэ в содомии, убийстве детей и общении с дьяволом. Всё это позволяет предположить, что действия против опального маршала планировались заранее, а подготовка к ним шла не один месяц.
В принципе, в этой версии нет ничего необычного, поскольку наступление анжуйско-бретонского альянса на земли Жиля де Рэ началось ещё в 1435 году. До апреля 1440 года атаки шли в основном со стороны анжуйцев. Замки и крепости опального маршала не раз переходили из рук в руки. Он их терял, возвращал, снова терял… Какую часть владений Жиль вынужден был заложить, чтобы собрать денег на эту войну? Сколько сеньорий уступил за бесценок, не имея возможности их защитить? Мы это вряд ли узнаем. Дольше всего борьба шла за два ключевых пункта на границе Анжу и Бретани: главную резиденцию маршала – замок Машкуль – и мощную крепость Шантосе, доставшуюся в наследство от деда.
Наступающими войсками командовали Рене де Ла Сюз и Андре де Лаваль-Лоеак. У Жиля не хватило сил, чтобы отбить удар мощной анжуйской армии, усиленной отрядами его собственных «наследников». Не исключено, что в боях против Жиля участвовали и бретонские отряды, ведь Рене де Ла Сюз в то время считался правой рукой Артура де Ришмона, а Андре де Лаваль-Лоеак совмещал должности при анжуйском дворе со статусом главного наместника Жана V.
В октябре 1437 года был захвачен Шантосе. Вскоре пал и Машкуль. Потеряв обе крепости, Жиль де Рэ обратился к бретонскому герцогу с просьбой о помощи. Не то чтобы он особенно доверял Жану V, но опальному маршалу больше не к кому обратиться. В ноябре стороны пришли к соглашению: сеньор поможет вассалу войсками, а тот после победы обещает уступить Жану V крепость Шантосе за 100 тысяч золотых экю. Подписав этот договор, бретонский герцог смещает Андре де Лаваль-Лоеака с должности и назначает своим наместником Жиля де Рэ. К июню 1438 года маршал возвращает обе крепости. Если верить материалам суда, в подвалах Машкуля до захвата его анжуйцами находилось около 40 детских трупов… Однако перед отступлением слуги маршала успели их сжечь.
В подземелье Шантосе трупов было 36 или 46 – точное число суду установить не удалось. До захвата крепости войсками Рене де Ла Сюза ни уничтожить, ни вывезти их подручные Жиля не смогли… Однако, о чудо!.. Анжуйцы в подземельях ничего подозрительного не обнаружили… И трупы благополучно долежали до возвращения маршала. История, поверить в которую может лишь человек, ни разу не нюхавший разложившиеся трупы и не представляющий, насколько тщательно обшаривали в те годы солдаты каждый захваченный замок, ведь все найденные там ценности были их законной добычей!
Истории последующей перевозки трупов в Машкуль – словно нельзя их сжечь на месте – мы пока касаться не станем. Об этом ещё будет рассказано в главах, посвящённых суду над опальным маршалом: уж слишком много разночтений и несообразностей содержат показания «участников» тех событий.
Пока же, развивая наступление, Жиль отвоёвывает у младшего брата замок Сент-Этьен-де-Мермонт и другие земли, которые прежде уступил при разделе имущества в 1434 году. Рене подаёт жалобу в светский суд Нанта. Разбирательство завершается в начале 1439 года мировым соглашением: старший уступает младшему замок Ла-Мот-Ашар, а тот в свою очередь отказывается от прав на Сент-Этьен-де-Мермонт.
Со стороны кажется, что Жиль одержал не только военную победу, но и нашёл юридическую возможность сохранить права на земли, которые удалось вернуть в Анжу. Залог с обратным выкупом, который раньше был нужен, чтобы получить деньги для торговых операций, теперь служит ещё одной цели – помогает приобрести союзников. Тех, кто станет защищать земли Жиля от алчных посягательств анжуйцев, как свои собственные.
К весне 1439 года главными кредиторами маршала становятся бретонский канцлер Жан де Мальструа, казначей Жоффруа Феррон и их общий сюзерен – герцог Жан V. К этому времени кто-то убеждает Жиля де Рэ, что французские алхимики ни на что не годятся. Настоящего специалиста надо искать в Италии. Священник Эсташ Бланше, уже поставлявший раньше маршалу алхимиков, едет по делам в Милан и обещает найти нужного специалиста. В Италии он знакомится с молодым монахом-миноритом Франческо Прелати.
Тот утверждает, что недавно закончил во Флоренции курс «поэзии, геомантии и прочих наук». В ходе беседы Бланше убеждается, что его новый знакомый свободно говорит по-латыни и вообще – очаровательный человек. Приходит время задать главный вопрос: о знаниях и умениях в области алхимии. Итальянец горячо заверяет французского друга, что обладает нужной квалификацией.
Бланше приглашает его посетить Бретань. Прелати радостно соглашается: якобы в Нанте у него живут родственники, и итальянец давно мечтает их посетить. Позже, на процессе Жиля де Рэ, Франческо Прелати признал себя колдуном и чернокнижником, имеющим в подчинении собственного демона. У злого духа оказалось весьма красноречивое имя Баррон – немного нестандартное для средневековых процессов над колдунами, где чертей чаще именовали Бафомет, Вельзевул или Бегемот. Скорее всего, это имя выбрали демону, что называется, с прицелом на будущее. И в самом деле: кто из свидетелей посмеет утверждать, что в разговорах Жиля де Рэ и его личного алхимика ни разу не мелькало слово, созвучное с титулом отставного маршала?
В апреле 1439 года друзья отправились в путь. В замок Тиффож они прибыли 14 мая. Если верить показаниям Прелати, за 16 месяцев он успел сделать очень многое: неоднократно общался с демоном, пытался вызвать его на встречу с Жилем де Рэ, убедил своего хозяина написать несколько расписок для Баррона, получил от демона «волшебный» чёрный порошок и камень «аспидного цвета». Передал всё это Жилю. Потребовал у хозяина принести в жертву демону руку, глаза и кровь ребёнка. Получил всё это от Жиля, но демону не отдал, а похоронил в освящённой земле… В общем, итальянец сделал всё, чтобы в ближайшем будущем выставить гостеприимного хозяина колдуном, еретиком и сатанистом, которому в церковном суде Нанта нет и не может быть пощады.